В ту июльскую ночь все было, как и в предыдущие три, мучавшие Сергея бессонницей, та же изнуряющая духота старого кирпичного дома, тот же набор звуков, доносившийся с улицы составленный из музыки летнего кафе через дорогу и басов танцевальной музыки из проезжавших под окном машин. Сергей лежал с закрытыми глазами, ожидая пришествие сна уже как минимум часа два, конечно можно было начать считать прыгающих овечек, напиться до беспамятства или уже совсем на крайний случай принять снотворное. Но сводить мысленно баланс овечек он считал глупостью, пить пока алкоголь не выполнит функцию снотворного, в эту ночь он не мог себе позволить ведь завтра такой важный для него день.
Завтра должен наступить день, когда ему впервые за пять лет его «творческой деятельности» позволят выставить двадцать своих работ в картинной галерее и он просто обязан выглядеть не как художник, продающий свои акварели в метро по цене три тысячи за штуку, а как минимум хотя бы внешне должен чем то напоминать величину масштаба союза художников. Естественно отекшее лицо и запах перегара не вязались с той маской, которую ему предстояло надеть завтра. Из прожитых двадцати пяти, сознательная жизнь его складывалась из следующих наиболее ярких этапов - школа, неудача при поступлении в архитектурно-художественную академию как следствие армия, где он с татарином Ринатом составили творческий тандем. Сергей рисовал, начиная с армейской тематики и заканчивая монстрами и голыми девками, Ринат все это мастерски переносил на предплечья и плечи рядовых и младшего офицерского состава, ну и конечно торговля своими работами в переходе метро. Писал он натюрморты и пейзажи, которые приносили ему доход, еле-еле дотягивающий до двадцати тысяч в месяц, по этой причине он и считал непозволительной роскошью привести женщину с правами хозяйки дома и мечтами о детях. Ему еще предстояло стать человеком, способным взять на себя такую материальную ответственность. Завтра же тот день, который может что-либо изменить и далеко не в худшую сторону. Он конечно не Саврасов и не Левитан, но чем черт не шутит, возможно, его работы заинтересуют кого-нибудь из именитых посетителей выставки.
Эти приятные мысли отвлекли его от духоты двухкомнатной хрущёвки и какого-то пьяного ора на улице…
И он провалился в сон
Светящиеся зеленые цифры электронного будильника стоящего на комоде показывали 02.00
Сергей сидел на лавке в светлом льняном костюме возле какого-то громадного серого дома сталинской постройки. Вход в подъезд этого дома в высоту составлял метра три не меньше и Сергей с интересом принялся рассматривать огромные дубовые двери с массивными медными ручками, изрядная потертость которых добавляла солидности. Машинально хлопнув себя по карманам Сергей нащупал какую то квадратную коробочку в кармане пиджака оказавшейся начатой пачкой папирос «Казбек» и достав одну помяв пальцами он прикурил от спичек лежащих в другом кармане. Глубоко затянувшись, он окинул взглядом двор.
Это был большой квадратный двор, окруженный с четырех сторон серыми монолитами домов с детской площадкой посередине, утопавшей в тени тополей и лип. Единственным сообщением с внешним миром этой цитадели служили две арки. На площадке играли дети под присмотром мамаш. Чуть дальше за столом несколько мужиков играли в домино.
Вдруг воздух во дворе стал настолько плотным, что фигуры людей находящихся во дворе как будто замерли и стали двигаться как в замедленной съемке. Послышалось тягучее шуршание автомобильных покрышек въезжающих одновременно во двор двух черных «эмок». Машины остановились, одновременно вытряхнув из себя шесть одинаково одетых в черные шляпы и черные костюмы мужчин, и как казалось на одно лицо. Сергея все еще сидевшего с папиросой в зубах охватил такой ужас от предчувствия, что если он сию же минуту не уберется с лавочки, то будет схвачен этими людьми, а это как ему казалось хуже смерти. Сергей, опережая свои мысли, метнулся к дверям, и крепко схватив медную ручку, дернул на себя тяжелую дверь. Из темного подъезда веяло прохладной сыростью. В мозгу болезненно пульсировала навязчивая мысль бежать… не дать им себя схватить…лучше смерть, чем позволить этим людям себя схватить…
Он бежал вверх по лестнице, пока подняв глаза не увидев лестницу на чердак. Все последний этаж…двенадцатый этаж… сердце бешено стучало готовое выпрыгнуть из груди
Зловещую тишину подъезда нарушало только биение сердца Сергея и топот неизвестных преследователей.
Сергей ринулся к окну в подъезде. Подтянувшись на руках, он взгромоздился на подоконник и стал судорожно открывать шпингалеты… щёлк, щёлк облезлая рама скрипнула …всё
Как только он распахнул окно, то почувствовал, как чьи-то пальцы пытаются ухватить его за рукав пиджака. Сергей с силой оттолкнулся руками от шершавой поверхности наружной стены, и шаркнув затылком о верхнюю часть рамы камнем полетел вниз. Он машинально зажмурил глаза. Через мгновение все его тело пронзила чудовищная боль сопровождаемая хрустом костей. Он стал захлебываться собственной кровью – сломанные ребра по инерции медленно входили в легкие, как горячий нож в масло. Он лежал с последними проблесками сознания и ждал, когда душа покинет его истерзанное тело.
В 6.05 дворник обнаружил тело двадцатипятилетнего мужчины, распростертое на асфальте, осмотр которого вызвал недоумение у судмедэксперта, прибывшего с группой через полчаса. Характер полученных травм соответствовал падению с высоты десятиэтажного дома, а не четырех этажей которые пролетел бедняга навстречу вечности.
При осмотре квартиры, из которой осуществил выход из жизни безработный художник, двое сотрудников милиции нашли среди полотен, аккуратно расставленных вдоль стен одну картину с невысохшими красками. Сюжет картины не вязался с натюрмортами и пейзажами, которыми изобиловала маленькая смежная комната служившая несчастному мастерской. На картине с высоты птичьего полета открывался вид на двор окруженный со всех сторон серыми стенами домов, возле одного из подъездов лежал мужчина в светлом костюме, поодаль стояли две машины образца 40-х годов. В углу странной картины вензелями чернела дата 12 авг. 1947г