Пролог (к удивлению обывателя - короткий).
Мне очень редко снятся сны. Так было всегда. Когда другие могут похвастаться чудными полуночными видениями и красочными предутренними эротическими образами, я лишь хлопаю глазами и безуспешно пытаюсь вспомнить какие-то черно-белые обрывки, похожие на скомканную газету «Урядовий кур’єр». Утром я не выхожу из прострации ночных переживаний и воспоминаний, не пытаюсь восстановить образы приходивших в мое дремлющее сознание людей, не провожу параллели и не строю гипотез из серии «А что же этот сон значит?».
Возможно, это звучит скучно и наигранно, но я сплю ради того, чтобы проснуться. Точнее, спал… До сегодняшней ночи.
Первый короткий сон.
… визг тормозов я не слышал – слишком громко Robbie Williams что-то пел про какие-то Feel. И хорошо, что не слышал, потому и не пытался вертеть головой, выворачивать руль и давить на газ… Просто я, преисполненный достоинством и с уверенным выражением лица, получил подголовником по затылку, выхватил ремень безопасности под ребро и правым локтем перевернул полулитровый стакан Кока-колы…
Страховка – прекрасное изобретение, смысл которого понятен только тогда, когда ты слышишь ни с чем не сравнимый звук ломающегося пластика бамперов и скрежет металл, приправленный россыпью каленого стекла. Я вышел из машины и с «замиранием сердца» (страховка страховкой, но машина-то новая - обидно, блин) двинулся в сторону вероятного и очевидного противника. Моему Land Roverу не было и трех месяцев, а он уже лишился невинности, да еще и в извращенной форме: в его «жопе» уютно устроилась черненькая Toyota Camry, хитро подмигивая чудом уцелевшим правым «поворотником». Я подошел к «развалинам» двух слившихся в последнем поцелуе бамперов и, с любопытством всматриваясь в полутемное лобовое стекло Toyotы, стал ожидать своего оппонента. Последний не суетливо выставил через проем открытой водительской двери миниатюрный черный сапожок на шпильке…
Влюбляются по-разному. Если начать перечислять все способы, то не хватит объемов Большой Советской Энциклопедии. Я выбрал самый простой и эффективный – «с первого взгляда». Она что-то говорила мне о каких-то помехах, грязных «стопах», беспричинном экстренном торможении, а я зачарованно смотрел в ее глаза: глубокие, огромные, живые и теплые… Она начала вдруг плакать, извиняясь, потом улыбаться, пытаясь найти в бездонной сумке то ли мобильный телефон, чтобы позвонить в милицию, то ли пистолет, чтобы застрелиться, а я любовался ее природной грацией, неловкими наивными движениями, вкушал переливы ее голоса, очарованный мягким грассирующим выговором звука «эр».
Когда толпа глазеющих достигла размеров демонстрации в поддержку роспуска Верховной Рады, я, не ожидая от себя такой наглости, вдруг взял Ее за руку и спросил:
- Машина застрахована?
Она оставила сумку в покое, подняла на меня свои глаза… (я чуть не лишился рассудка) и тихо ответила:
- Кажется, да…
Я улыбнулся (впрочем, улыбался я все это время) и сказал:
- Пойдем, тут рядом «Кофейный дом». Все равно - страховщиков ждать.
И пока она стояла, гоняя ресницами ветер вокруг своего очаровательного личика, я набрал телефон страховщика, поставил «проблему ребром» и закрыл обе машины, предварительно, по-хозяйски, завладев и Ее брелком сигнализации.
Мы сидели в «Кофейном доме» уже час. Наши страховщики под проливным дождем честно отрабатывали свои немалые деньги, Таня (оказывается, простое имя может быть таким очаровательным и нежным) рассказывала мне, что в стрессовых ситуациях многие люди ведут себя неадекватно, тем самым намекая на мою идиотскую улыбку, которая не покидала мое лицо на месте аварии. Я поддерживал разговор по мере своих скудных знаний в области прикладной психологии и чувствовал: что-то происходит. Происходит не только со мной…
Она чаще смотрела мне в глаза, продолжительнее становились эти мгновения встречных взглядов, тише и увереннее звучал ее голос. Мы оба испытывали уют и спокойствие. Когда наши машины растащили, и лафет отвез черную «виновницу» на СТО, Таня, садясь в такси и не закрыв дверь, посмотрела на меня и сказала:
- Заезжай за мной к семи часам. Я уже освобожусь...
Я сидел в машине и видел сквозь стекло вестибюля, как Она бежала по центральной лестнице вниз. Перед дверями на улицу Она перешла на неспешный шаг и медленно вышла, увидела машину, и, подходя к ней, не смогла сдержать улыбку. А может быть и не пыталась… А потом ее прохладная миниатюрная ручка блуждала по моему затылку и шее, глаза пристально разглядывали меня в свете фар встречных машин, тихий голос оплетал меня, а аромат сигареты очаровывал… Короче, я попал!
Второй короткий сон.
- Никогда не думала, что в хоккей играют в полусонном состоянии, - Таня сидела, укутавшись в шубку, из меха выглядывали только хитрые смешливые глаза.
- Да прекращай, нормальная скорость.
Я нагло врал. Мой юношеский друг и собутыльник Вадик Трофименко действительно спал с клюшкой в руках. После нью-йоркских «Рейнджеров» игра в высшей лиге украинского хоккея напоминала ему возню с черепахами. Он перестал отличать своих от чужих, его уже неоднократно обвиняли в предвзятом отношении к товарищам по команде, в ответ на это он упорно, в очередной раз, пытался поддать клюшкой под зад «черепахе» на льду, не особо при этом выбирая лексикон…
- А может он покурил? - Таня выглянула из своей меховой берлоги и уставилась на меня: - Точно, он накуренный!!! Егоров, у тебя друзья – наркоманы! Принеси колы, пожалуйста…
«Затащить Таню на хоккей» - это была не самая лучшая идея, а главное - не моя. Вадик уже тритий месяц размахивал у меня перед лицом своими широкими ладонями и каждый раз говорил: «Друг, мы тебя теряем! Кто она?». И зная, что в его День рождения я не смогу отказать, Трофименко дал четкую установку: хоккей, Татьяна, знакомство, пьянка, дебош, утренняя пресса - вечная слава героям ледовых арен! Теперь, я третий период развлекаю Танюшу, которая проявила не дюжие познания в хоккейных тонкостях.
… Трофименко пялился на Таню более четверти часа, не забывая хитро и нагло подмигивать мне. Официант запутался в требованиях «затухшей звезды» профессионального хоккея и теперь стоял около столика, покачиваясь в ожидании очередного «странного» заказа:
- Дорогой мой человек, - Вадик отставил бокал с пивом и перевел наконец взгляд с Тани на официанта: - А умеет ваш штатный кулинар делать картошку по-домашнему, но не с луком, а с сыром пармезан, чтобы ломтиками по кругу и сельдерей в центре?
Официант сказал: «Да» и облегченно убежал в надежде, что понял хоккеиста.
- Вадик, а ты когда жениться думаешь? – умение Тани подобрать слова и расставить акценты подкупало не только меня.
- Танюша, милая моя, у меня нет двух третей зубов, отбиты правое легкое и почки, три кило стали и титана в костях. Мне нужна сильная женщина с развитой грудью и здоровыми зубами, чтобы жевала за двоих. А где сейчас такую найдешь? Все больше «унисекс». Никогда не знаешь, кем проснешься: успешным любовником или активным…активным…э-э-э, - подвыпивший хоккеист пощелкал пальцами: - Как бы поприличнее сказать?
- Тут кисейных барышень нет, не стесняйся, - показала зубки Танюша.
Вадик понимающе кивнул:
- Активным мужчиной нестандартной сексуальной ориентации, предпочитающим лиц своего пола.
- В смысле: педерастом, что в адаптированном переводе с древне-греческого означает «любящий мальчиков»? – смело уточнила Таня.
- Вот-вот, мальчиков…а я предпочитаю девочек, разменявших третий десяток своей вечной молодости, - Вадик отпил пива и сквозь бокал посмотрел на меня:
- То ли дело Егоров. Он на вид молодой, зубы опломбированы – ему такая как ты – за счастье! А мне душевного счастья не надо, я не строю иллюзий. Мне нужна сырмяжная правда жизни – «из койки к плите и с пылесосом в зубах».
- Вадик, ты хочешь казаться хамом и быдлом – не возражаю, но не делай это при мне, - Таня посмотрела на меня, - Егоров, твой друг – не быдло!
- Я знаю. Он балбес, потому что только балбесы разводятся с любимыми женами по причине несовпадения характерами с тещами!
Вадик откинулся на спинку кресла и сморщился:
- Танюша, он даже не представляет, как ему повезло! А разговор о земноводных за столом в приличной компании считаю неуместным! Тем более, что в разводе я сумел найти одно неоспоримое преимущество: я наконец получил моральное право говорить в глаза своей бывшей «тещеньке» все, что я о ней думаю, прикинь! – Самодовольство Вадика зашкаливало: - Вот ты мне лучше скажи: за что?
Таня наклонилась к столику и посмотрела на Трофименко:
- За что я полюбила Егорова? – она повернулась ко мне, запустила свои пальчики в мои волосы и, поцеловав в губы, тихо сказала: - Не «за что», а «почему»! Потому что я знаю: ты всегда будешь со мной, я никогда не буду бояться, что ты меня не поймешь, ты всегда будешь стоять впереди меня, закрывая своим телом от ветра, злых слов и дурных взглядов, и твое доверие будет держать меня лучше любых цепей, мой единственный Мужчина.
Я сидел как завороженный и пытался «не утонуть» в ее глазах. А Вадик, сглотнув, отставил бокал:
- Ух ты… - на моей памяти он никогда так серьезно не говорил.
Третий короткий сон.
Телефон от вибрации свалился с тумбочки, и я долго шарил рукой под кроватью:
- Брат, если я не успею на сборы – прощай, хоккей.
- Вадик, нехороший человек, - три часа ночи!
- Я знаю. Что значит: «нехороший»?
- В твоем случае это значит «скотина бесцеремонная»!
- Но у меня есть ты, хороший человек, что значит «нескотина церемонная».
Сонная Таня обняла меня за плечи и поцеловала в шею:
- А у тебя что утром?
Я перевернулся на спину и, прижимая любимую к себе, сказал:
- Заседание коллегии в девять, и мой вопрос второй. Я убью Вадика!
Она прижалась ко мне еще сильнее:
- Не убивай его, он и так несчастный. У него же нет такой женщины, какая есть у тебя! Я отвезу его, хорошо? - и поцеловала меня так, как только она одна могла поцеловать…
…Машина, с вывалившимися глазницами стекол, лежала на правом боку метрах в двадцати ниже дороги. Пожарные резали крышу и стойки, обильно поливали пеной лужи бензина.
Из освещенных окон автобуса на меня испуганно смотрели какие-то дети, рядом со мной, тоже на асфальте, сидел Вадик и неслышно плакал. Иногда он прекращал плакать, вытирал кровь и слюну с разбитых губ, открывал рот, чтобы начать говорить, но желваки опять начинали бегать по его щекам, и он снова плакал.
Я не плакал. Я не мог плакать, не мог говорить, не мог думать, не мог двигаться. Я не мог даже закричать от внезапной дикой боли одиночества!
Единственный длинный сон.
Прошло десять дней. Я лежу на полу в зале в нашей квартире. Я не могу встать. Я не хочу вставать. Любое мое движение означает Жизнь. Я не хочу, чтобы это слово звучало. Я боюсь заснуть, потому что сон похож на Смерть. Я ненавижу это слово. Я застрял между Жизнью и Смертью, опустошенный и одинокий.
Разве я могу наглядеться Ее фотографиями, расставленными в каждом углу Нашей квартиры, надышаться ароматом Ее волос, предательски сохранившимся в Наших подушках в спальне, без рабского поклонения и трепета прикасаться к Той чашке с мордашкой Микки Мауса, которую она так бережно принесла на уже Нашу кухню в свой переезд ко мне?
Я ползаю по полу, путаясь в разбросанных фотоальбомах, смятых юбочках, блузках и свитерах, я грызу выключенный телефон и пытаюсь закричать. И крик перекрывает мне горло, я задыхаюсь, не проронив ни звука. Я выдавливаю его, выдавливаю до спазма, до потери дыхания и темноты в глазах, до сумасшедшего стука в висках. Потом, неимоверным усилием я выгоняю все мысли из головы и несколько секунд могу не думать ни о чем… Счастливые несколько секунд… После которых подлая память говорит мне тихим голосом с мягким грассирующим выговором звука «эр»:
- … ты всегда будешь со мной …ты всегда будешь стоять впереди меня, закрывая своим телом от ветра, злых слов и дурных взглядов …мой единственный Мужчина…
И я кричу!!! Кричу так громко и неистово, что кровь заливает гортань, мои виски продавливает мой же крик, я поджимаю колени к груди и, выдыхая последние капли крика, замираю…
… Черный полированный ботинок покачивается у меня перед глазами. Шелест переворачивающихся страниц разрывает тишину…
- Вы, молодой человек, прежде чем орать на всю Вселенную, могли бы и тихо спросить.
- Атеист – даже правильно просить не обучен, - второй голос был грубее, но спокойнее, чем первый.
Я медленно приподнялся и одурело посмотрел на двух гостей, вольготно расположившихся в противоположных креслах.
Оба были в черных костюмах стандартного кроя, одного роста, одной комплекции и, как мне показалось, на одно лицо.
- Долго объяснять не буду, Вы все равно толком ничего не поймете, - я не мог понять, кто из двоих говорит, голос был везде…- Люди, в силу неизлечимого примитивизма, пытаются придать нам близкие их восприятию образы – я не возражаю. Мне, как неопределенной субстанции, выражаясь Вашим языком, «фиолетово». Могу и в художественных грезах Пабло Пикассо появляться, так даже эпатажнее.
- Мой, так сказать, коллега пытается сказать, что верить нам нужно сразу и безоговорочно. Времени на Ваше духовное воспитание у нас нет, - второй голос определенно был грубее.
«Субстанция» в форме государственного чиновника районного масштаба прошелестела бумагами и пробубнила:
- В 4 часа 43 минуты на 286 километре трассы Москва-Симферополь в результате неисправности тормозной системы автобус «Икарус» детского санатория имени Юрия Гагарина совершил боковое столкновение с автомобилем Toyota Camry. В результате столкновения погиб водитель автомобиля… Ваша девушка, как я понимаю?
Я кивнул… хотя, мог бы и не кивать. Из всего происходящего я понял, что мне в этом спектакле отведена роль зрителя.
- Скупая милицейская хроника… А чего мы не знаем? – одна из «субстанций» уставилась на другую.
- Давай сегодня без твоей театральности, - вторая «субстанция» наклонилась ко мне и тихо произнесла:
- Таня видела, что «Икарус» идет без тормозов, сама подставила автомобиль под автобус. Он волок ее метров сто пятьдесят по трассе, а потом столкнул с обочины, где и остановился. А в автобусе двадцать семь ребятишек из семей шахтеров и воспитательница чуть постарше Танюши, Оленька, молодая мама, муж-шахтер, сыночку три с половиной годика… Вот так-то! Что делать будем?
Оба уставились на меня.
- Вы и предлагайте. Я на все согласен…
- Но учтите, у Вас будет всего две попытки, поскольку одна уже использована, - «субстанция» потрясла милицейским протоколом перед моими глазами.
- Мне и одной хватит….
- Не знаю, не знаю…. Как вы тут любите богохульничать? «Бог Троицу любит»?…
… Телефон от вибрации свалился с тумбочки, и я долго шарил рукой под кроватью:
- Брат, если я не успею на сборы – прощай, хоккей.
- Вадик, нехороший человек, - три часа ночи!
- Я знаю. Что значит: «нехороший»?
- В твоем случае это значит «скотина бесцеремонная»!
- Но у меня есть ты, хороший человек, что значит «нескотина церемонная».
Сонная Таня обняла меня за плечи и поцеловала в шею:
- А у тебя что утром?
Я сразу проснулся… и, не веря своему счастью, прижал Ее к себе:
- Заседание коллегии в девять и мой вопрос второй. Я убью Вадика!
Она прижалась ко мне еще сильнее:
- Не убивай его, он и так несчастный. У него же нет такой женщины, какая есть у тебя! Я отвезу его, хорошо?
- Нет!!!!!!, - я вскочил с кровати…. Стук сердца слился в гул… Таня лежала на кровати чуть приподнявшись и удивленно смотрела на меня: - Егоров, ты что, родной мой? Это же Вадик!
- Да пошел он, твой Вадик!!! - я начал трогать Таню, ее руки, лицо, волосы, потом сорвался на поцелуи, и слезы текли у меня по щекам, - Ты будешь дома, со мной, всегда, а этому старому пердуну давно пора заняться тренерской работой!
Я не спал в это утро… Я тихо плакал от счастья, любовался завитками волос на ее затылке и, как в первый раз, без устали вдыхал ее запах… Таня, как котенок, потягивалась в кровати и, прижимаясь ко мне, сквозь сон тихо говорила: «Егоров, пей «Нотту», с твоей работой никаких нервов не хватит» и «С чего это Вадик стал моим, легионер хренов?».
… Опять черный ботинок:
- Молодой человек, Вы довольны?
Я удивленно уставился на уже знакомую парочку. Танюша спала и не замечала визитеров. «Чиновники» устроились на стульчиках около будуара.
- Пойдемте, молодой человек, Вы должны это видеть. Одеваться не обязательно. На нас не обратят внимание.
«…в 4 часа 43 минуты на 286 километре трассы Москва-Симферополь в результате неисправности тормозной системы автобус «Икарус» детского санатория имени Юрия Гагарина, потеряв управление…».
… я видел двадцать девять похорон, побывал около каждого маленького гробика, и «чиновник» заставлял меня смотреть каждой матери в глаза… я уже не мог отворачиваться, я чувствовал опустошенные, пробивающие меня насквозь взгляды… я слышал Их крик, подобный моему, когда кровь омывает горло… и их Крик был не тише моего, я чувствовал это…
… сидя у изголовья кровати, я, обессиленный и раздавленный, сжимал теплую ладошку Тани.
«Чиновник» вздохнул и посмотрел на меня:
- «Бог Троицу любит»…
…Телефон от вибрации опять свалился с тумбочки, и я привычно долго шарил рукой под кроватью:
- Я сам тебя отвезу.
- Куда? Откуда знаешь?
- Вадик, я тебе в третий раз говорю - ты бесцеремонная скотина! Занялся бы лучше тренерской работой!
Таня встала с кровати через минуту после меня и открыла шкаф.
- Ты куда? – почти рявкнул я.
- Я поеду с тобой… Мне почему-то беспокойно…
Я сел на кровать. Она стояла передо мной, абсолютно обнаженная, и держала в руках свое черное пальтишко. «Боже мой, как же я тебя Люблю»…
- Ты останешься дома!
- Да? А где твоя машина? Кто надумал резину менять? И додумался же, где менять - у своих шарамыжников. В прошлый раз они мне диск помяли!
Я сидел на кровати и думал: «Как же я тебя Люблю… если бы ты только догадывалась»
- Ну, котенок, ну, любимый, моя машинка – я за рулем. Ты же любишь, когда я тебя вожу, пьяненького, - она прижалась животиком к моей щеке, - поедем, а?
- Я буду за рулем. Если я так сказал, значит, уже подумал, - я не умею ей отказывать, а пора бы было научиться.
Вадик сопел на заднем сиденье, возмущенный моим длинным нелицеприятным монологом в его адрес. Танюша смотрела на меня испугано и нежно. А я смотрел на часы на панели приборов.
На заправке я вышел из машины и открыл пассажирскую дверь:
- Выходи!
Таня подняла глаза и тихо спросила:
- Егоров, что происходит?
- Танюша, любимая, просто выйди из машины…, - я наклонился к дверной нише и глянул на насупившегося Вадика, - ты чего расселся? Вылезай!
Тот сразу вышел и, засунув руки в карманы, спросил:
- Как я понимаю, на сборы я не попадаю!
- Правильно понимаешь. Танюша, выйди из машины, я тебя очень прошу.
- Я не понимаю, что с тобой происходит, - Таня встала рядом с Вадиком и сердито застучала носком сапога по мокрому асфальту.
Я подошел к ней, единственной, любимой, прекрасной женщине и обнял… Обнял нежно и осторожно, боясь нарушить такую тонкую грань между нежностью и страстью:
- Я тебя Люблю… я ждал тебя всю жизнь… и дождался… а теперь мне надо ехать.
Она посмотрела на меня, ее взгляд блуждал по моему лицу, как будто она хотела запомнить каждую морщинку на нем:
- Если бы я не знала этого, никогда бы не решилась на нашего ребенка. И мы тебя любим. Ты даже не представляешь, как сильно. Не пугай меня, Егоров.
Я заставил себя не думать! Мне нельзя было сейчас думать. Мне нельзя было Это узнать именно сейчас. Я ведь я стал Самым Счастливым человеком на Земле. «Чиновники» и тут постарались с драматизмом. Хороший режиссер в этом театре.
- Все будет хорошо, Любовь моя. Вадик, угости Таню кофе.
Кто-то потом выдумает, как остановить многотонный автобус безопасным способом, кто-то предложит сообщить в компетентные органы, кто-то расскажет о фатализме и его влиянии на культуры и субкультуры, кто-то смог бы дозвониться Человеку-Пауку…
… у меня на всю эту чушь времени не было… я просто подставил правый борт под размалеванный цветными флажками стальной бампер с донецкими номерами…
Четвертый и последний короткий сон.
В этом сне меня нет. Машину протащило дальше, чем в первый раз, и она загорелась.
Опять «чиновники»… они подходят к Тане, что-то ей говорят…
«Господи, только не сначала!!!!».
После этих слов «чиновники» резко и даже испуганно отходят в сторону…
«Спасибо, Господи»!
Таня смотрит на меня… я не понимаю, откуда она знает, куда смотреть, но она смотрит на меня… И губы шепчут: «Я Люблю Тебя».
Эпилог.
Я проснулся и понял, что никогда не забуду этот сон… Да у меня и времени не было его забыть.
Через два часа, я, преисполненный достоинством и с уверенным выражением лица, получил подголовником по затылку, выхватил ремень безопасности под ребро и правым локтем перевернул полулитровый стакан Кока-колы…
…а когда, улыбаясь, выходил навстречу своей судьбе, то поймал себя на мысли: «Я скоро буду Самым Счастливым человеком на Земле»…
…лукавлю! Была еще одна мысль. Слишком хорошо я запомнил «столь близкие» моему сердцу донецкие номера на размалеванном бампере. Время у меня есть. Найду этого инженера по эксплуатации и … ну, в общем, все поняли.
