Вечер. Площадь. Полно гуляющего народу. Пятница. Стою посреди движущейся толпы, взгляд бегает по физиономиям прохожих. Дрожат руки, но не как после похмелья. По-другому как-то. Как будто организм решил выполнить пятилетку по выработке адреналина за три года. Мозг, обычно работающий процентов на двадцать, выдаёт все восемьдесят. Глаза сканируют местность в поисках жертвы. Подсознание как-то невзначай исключает из отбора атлетического телосложения мужчин за тридцать. Я этого не замечаю, ищу дальше. Паренёк моего возраста в очках, в наушниках, сумка через плечо, псевдопотёртая куртка, конверсы. Нет, не он. Толстая тётка в вырвиглазной оранжевой куртке, с высокомерным отвращением на лице, волосы явно сегодня имели знакомство с бигуди. Нет, совсем нет. Девушка-гот, чёрные шмотки, массивные «Мартинсы». Нет.
Взгляд гуляет дальше. Мужчины, женщины, юноши, девушки, толстые, худые, накачанные, плотные, высокие, низкие, дылды, карлики, бомжи, завсегдатаи бутиков, с сумками, без сумок, забирающиеся в маршрутки, вылезающие из собственных авто. Пьющие, курящие, непьющие, некурящие, больные, здоровые. Всё не то. Дрожь от кончиков пальцев постепенно перетекает выше и выше.
Оглядываюсь. И вижу жертву. Девушка. Ровесница. Рыжие волосы, веснушки, курносый нос, нарядная ветровка, юбка, весёленькой расцветки кеды, белая-белая кожа, зелёные глаза, простецкие серёжки в ушах. Сумка-почтальонка. На ней принтом надпись по-английски: «Wake up! I’m your last dream». Целенаправленно пересекает площадь. Понимаю, что это именно она. Именно сейчас. Адреналина становится так много, что дрожь пропадает. Остаётся только холодная голова и чёткий план действий. Не привлекаю внимания, стреляю у какого-то ханыги сигаретку. Засовываю за ухо и забываю. Делаю вид, что кому-то звоню. Что-то бормочу в телефон, не сделав вызов. Взгляд не отпускает рыжеволосую девушку с сумкой через плечо. Понимаю, что живёт она во дворах за площадью. На почтительной дистанции следую во дворы. Девушка звонит по телефону кому-то. В голос смеётся. Почему именно она? Такой мысли не возникло, она появилась только теперь.
Во дворе девушка встречает какого-то мужика в потёртом пиджаке, выгуливающего пожилого мопса. Весело щебечет минут пять. Собаковод расплывается в добродушной улыбке. Прощаются, мопс тянет мужика дальше. Девушка роется в сумке. Очевидно, ключ-таблетку ищет. Так, а как же я проникну? Подобрать код? Долго. Ждать, пока кто-нибудь выйдет? Долго. Сделать это прямо сейчас? Нет, нет, и всё. Окликнуть, завести знакомство, вместе с ней войти? Смешно говорить, но стесняюсь. Так. Смотрю внимательно. Подъезд. Дверь с домофоном. Над подъездом окно с лестничной площадки. Открытое. Ага, проблема решена.
Девушка выуживает, наконец, из своей маленькой безразмерной сумки ключи. Домофон пищит, отключая магнит. Хлопает закрывающаяся дверь. Небольшой разбег. Шаг по стене, толчок. Отталкиваюсь, цепляюсь за козырёк, подтягиваюсь. Благодаря телосложению, без труда влезаю в окно. Гудит вызванный лифт. Стоит она. Сосредоточенно изучает объявление о покупке волос дорого. Встаю рядом. Ноль внимания с её стороны. Даже не заметила, что зашёл я не через дверь.
Наконец, двери лифта расползаются в стороны. Пропускаю её вперёд, Захожу следом.
Спрашивает меня:
— Вам какой этаж?
— Не важно.
Нажимает девятый. Последний. И только теперь, почуяв что-то неладное, сосредоточенно и напряжённо глядит на меня. Не решается ничего сказать. Просто смотрит, насторожившись. Так смотрит маленький хищный зверёк перед схваткой с кем-то более крупным, зубастым и хищным.
Я смотрю на неё. И понимаю, что совершенно не знаю, как сделать то, что задумал. Казалось бы, нет ничего проще. Способов куча. Ан нет.
Девочка, мне нужно тебя убить. Ты, похоже, это поняла. Но как мне тебя убить? Я не подготовился. У меня нет ножа, пистолета, шприца со смертельной инъекцией, удавки. Голыми руками я не решаюсь. Как, скажи мне, как? Я должен. Мне надо. Правда надо, иначе со мною что-то случится. Ничего личного, естественный отбор. Но, чёрт, как же это тяжело. Ну что ты на меня смотришь? Я сам не знаю, зачем мне это надо. Я был бы рад сейчас оказаться дома, пить чай и читать Довлатова. Я был бы рад гулять сейчас по набережным Севастополя, а я стою в этом вонючем скрипучем щербинском лифте и гляжу в твои бриллиантовые глаза. И думаю, как же мне лишить тебя самого дорогого. Не могу. Не знаю, как. Не приходилось раньше. Ну не смотри на меня так. Как Маугли на волков смотрел, и ни один из них не выдерживал его взгляд. Я такой же волк, просто дольше остальных держусь. Но и я долго не выдержу.
С первого на девятый этаж лифт едет секунд сорок. Время сгорания спички. Если вдуматься — сорок секунд — это ничтожно мало. Но бывает так, что эти сорок секунд могут оказаться самым длинным временным промежутком в жизни.
Мой взгляд оттолкнулся от глубины её зелёных глаз, когда лифт проезжал восьмой этаж. Когда он остановился, и двери поползли в стороны, я понял, что не успел. Не реализовал шанс. Адреналиновый прилив схлынул, осталась тупая усталость. Взгляд сфокусировался на удаляющейся рыжей девушке. Даже не столько на ней, сколько на надписи на сумке.
«Проснись! Я твой последний сон». Двери закрылись. Я остался в подвешенной на тросах коробке наедине с собой. Через минуту погас свет. Я сел на грязный пол, опустил голову и проснулся.