Особенно после того, как я развёлся с последней в своей жизни дурой, присосавшейся к моему счёту...
Хотя, если подумать, какая она, к чёрту, дура? Девушка просто жила себе припеваючи на мои деньги, и всё. Ну, а разве мы все не к тому же стремимся – испытывать, как можно меньше, проблем, не напрягаться, и получать максимум удовольствия? Так что, дураком-то как раз можно назвать меня, столько лет вскармливавшего прихоти уже почти съехавшей с катушек от безделья девицы.
В общем, с деньгами проблем не было. Проблемы были со мной. И, надо сказать, очень серьёзные…
Алкоголизм в той стадии, когда предметы меняют цвета, по стенам ползают жуткого вида насекомые, а голоса несуществующих людей начинают звучать в голове в самый неподходящий момент - это вам не фунт изюма! Пить приходилось сразу же после того, как утром продерёшь глаза, иначе достанут глюки всех мастей...
А тут ещё и «лёгкое» пристрастие к порошку... Ну и курил я, конечно, много. Около двух пачек в день выкуривал точно.
Но надо было держаться. Или хотя бы перед друзьями делать вид, что держишься. По крайней мере, надо было не отставать от них. А ведь у них, как я понимаю, были те же проблемы. А может, им было даже тяжелее чем мне, ведь они ещё, к тому же, были женаты, и у всех были дети.
Мои же безымянные отпрыски были разбросаны по всей стране: от западной до восточной границы. А те, которых я знал по именам, столько всего обо мне наслушались от своих мамочек, что не рвались не только пообщаться с папой – известным рок-музыкантом… их даже мои деньги не интересовали. А это, как мне кажется, очень плохой признак.
Ну, да ладно…
Все рок-группы почему-то периодически распадаются, чтобы где-то через годик - два снова объединиться и вывалить на не ожидавшую ничего плохого публику новый альбом. Мне почему-то кажется, что некоторые группы делают это в рекламных целях. А может, я излишне подозрителен?
С другой стороны – «…какое мне дело до всех до вас, а вам до меня»?
Наш коллектив распался из-за накопившейся в каждом из нас дури. Если бы нас проверяли на совместимость, как это делают с экипажами космических станций, мы бы не прошли этот тест.
Я вообще не понимаю, как мы проработали вместе столько лет. Но работали, однако, и даже были известны. И, конечно же, как у всех известных людей, у нас не было проблем с деньгами.
Но вот, мы распались.
Я решил: раз вокруг меня всё стало рушиться, надо этому процессу помочь. И сразу же развёлся с женой.
После того, как судья упорядочил и популярно объяснил обеим сторонам их обязанности, я помахал теперь уже бывшей жене рукой и впал в глубочайший в своей жизни запой.
Через три недели, в самый разгар жуткого похмелья, ко мне пришёл Бугай – наш бас-гитарист. Пришёл нагло, без звонка, и вёл себя так, что у меня исчезли всякие сомнения – парень сам только вчера вылез из бутылки.
Бугай спустил с лестницы какого-то алкаша, неизвестно когда появившегося в моей квартире и неизвестно сколько дней уничтожавшего мои запасы спиртного, а девочкам, которые долго не могли найти свои косметички, дал по сто баксов на такси и почти пинками, но улыбаясь подобно солнцу, выставил за дверь.
Наконец дошла очередь и до меня.
- Алекс, или мы сдохнем, или вернём себе человеческий облик, - «влепил» мне без предупреждения Бугай, выхватив из моих рук бутылку, горлышко которой, ну, никак не хотело попадать в стакан.
Прикинув разницу в весе, я сразу же оставил все мысли о том, чтобы добраться до плескавшейся в бутылке огненной воды и, плюхнувшись в кресло, сказал:
- Я хочу сдохнуть.
- Брось. Ещё вчера я думал так же. Жена с трудом отобрала у меня ружьё... Вот, смотри.
Он закатал рукав рубахи, и я увидел жуткие следы от зубов на его предплечье.
- Скотина, ты хотел застрелиться из подаренного мной ружья?! Хорош друг!.. Тоже мне, блин, Курт Кобейн хренов…
Я оттолкнул его, встал из кресла и, открыв бар, достал ещё одну бутылку.
Видимо, этот доморощенный психолог понял, что меня лучше не злить, и не стал мешать мне опохмеляться.
Я уже было налил себе почти полный стакан «Джонни Уокер», когда Бугай спокойным тоном, как бы констатируя, объявил:
- А знаешь, ведь Кобейн не стрелялся.
- Не стрелялся, говоришь? – спросил я, удивлённый этой новостью.
- Ну, да… А ты бы смог застрелиться, будучи уже мёртвым?
- Как это?..
- А так. У него в крови обнаружили три смертельные дозы героина.
- Ну, и что?
- А то, что одна смертельная доза валит человека ещё до того, как он успевает вытащить из вены иглу…
- Серьёзно?..
- Нет, блин, Алекс, шутя... История с Кобейном, знаешь ли, из той же серии, что и дело об убийстве Джона Кеннеди.
- Однако...
Через полчаса нашей с ним почти дружеской беседы ни о чём Бугай, видимо на глаз прикинув моё состояние, сказал:
- Алекс, моя баба поставила мне условие...
- Они только этим и занимаются, - ответил я, - Прямо с первого залёта они только и делают, что расставляют для нас капканы в виде условий.
- Согласен с тобой, - спокойно произнёс Бугай, - но иногда эти условия выгодны обеим сторонам, а в моём случае нарисовалась явная выгода для меня.
- Хорошо, я-то тут причём?
Как будто не расслышав мой вопрос, Бугай спокойно продолжал:
- Она предложила мне следующее: я еду в Индию, в ашрам, к гуру... Блин, забыл, как этого лохматого чувака зовут... Короче, к нему приезжают раздолбаи со всего света. Некоторые из них будут побогаче ребят, которые нас с тобой обеспечивают работой, но это не меняет дела, потому что они всё равно раздолбаи.
- Мы все раздолбаи...
- Ты, как всегда, прав. И поэтому, я предлагаю тебе, как самому яркому представителю раздолбайского племени, поехать со мной, ну, в качестве, допустим… импресарио...
- Слышь, Бугай, а зачем к этому лохматому чуваку со всего света ломятся раздолбаи?..
- Ну… они уезжают от него, оставив там своё раздолбайство, если так можно сказать.
- Бугай, оставь своё раздолбайство мне, а? Как ты на это смотришь?.. А Индию мы сейчас закажем по телефону. Знаешь, есть такая услуга? Приезжают девочки, одетые персиянками и танцуют. А потом всё, как в том порнофильме, который так нравился...
- Я пришёл поговорить с тобой серьёзно.
- Ну вот, блин, началось...
- Алекс, если я назову тебе имена богатых "буратин", которые побывали у этого гуру и, оставив там своё... свою дурь, стали не только богаче, но и умнее, чего нам с тобой явно не хватает...
- Ты можешь короче?
- Поедем со мной. Я один не могу... Ты же знаешь...
- А мне какого хрена там делать?
- Здесь ты сдохнешь...
- Мы все сдохнем.
- Я не хочу подыхать, как... как собака...
- Бугай, ты же знаешь, это не моё. Все эти… гуру, дуру, курения, благовония, жертвоприношения. Все эти... харе Кришна, харе Рама. Я же ржать буду, как обкуренный!
- Алекс, там траву курят так же запросто, как ты здесь свой вонючий «Кэптен Блэк»!
- Не свисти!..
- Я серьёзно. Они не пьют чай, кофе, алкоголь…
- Что за фигню ты несёшь?!.. Индусы не пьют чай?!..
- Не пьют. И вообще, не сбивай меня с толку.
- Сколько стоит проживание в этом грёбаном ашраме?
- Нисколько.
- Так не бывает!
- Ты плохо слушал. Я полчаса рассказывал тебе об этом милом местечке, а ты… только и делал, что виски себе подливал. В результате, мне придётся начинать всё сначала.
- Ладно, извини...
- Конечно, каждый, кто приходит в ашрам, может оставить там какие-то средства. Это только приветствуется. Но поскольку большинство приезжающих туда – люди... ну, вроде нас с тобой...
- Дошедшие до последней черты? – подсказал я ему.
Бугай так долго молча на меня смотрел, что я начал думать, что сморозил какую-то непростительную ошибку. Не в отношении нас, а в отношении него.
- Хорошо, что ты это осознаёшь, - сказал он, наконец.
- Ты же знаешь, Бугай, я давно уже себе не вру.
- Вот поэтому я и пришёл к тебе, а не...
- Ладно... Ты же знаешь, я не халявщик, поэтому мы дадим этому гуру денег, ну, или купим ему целое стадо коров. Они же любят коров? Или я что-то напутал?..
По лицу Бугая расползалась такая знакомая и любимая мной с детства улыбка.
- Алекс, гуру денег не берёт. Но у ашрама есть счёт, и мы туда сколько-то перечислим. Ты же знаешь, я тоже не халявщик.
Он протянул мне руку. Едва я взял его ладонь в свою, как почувствовал, что Бугай выдернул меня из кресла и заключил в объятия. Мне показалось, что он смеётся от радости, но, услышав его дрожащий голос, я понял – Бугай плакал.
- Алекс... Мы... Мы ведь вернёмся людьми, да?.. Я ей обещал. Ей и своей малышке, которая... которая уже стала бояться своего отца...
- Конечно, Бугай, мы вернёмся людьми...
- Или сдохнем.
- Да. Или мы тут подохнем.
Все, кто хоть раз ездил в Индию, хорошо представляют весь тот маразм, с которым нам пришлось столкнуться.
Во-первых, с виду глуповатые индийцы на самом деле ужасно хитрые. Любой носильщик или таксист запросто оставит вас без штанов, да ещё докажет вам, что вы ему не доплатили. Вообще, в таких людных местах, как привокзальные площади и залы ожидания в аэропортах, мошенников, и разного рода обманщиков - больше, чем потенциальных жертв.
Блеск и нищета Индии поражают неподготовленного человека! Даже самое богатое и извращённое воображение не способно нарисовать такие картины, которые встречаются в этой стране на каждом шагу.
В больших городах миллионы людей живут прямо на улице. Территории их «жилищ» обозначены жалкими пожитками, стоящими прямо на земле. Нищенство здесь, такая же распространённая профессия, как на Западе менеджер. Такой уровень нищеты, какой можно увидеть, например, в старых районах Дели, не встречается больше нигде в мире. И весь этот кошмар творится на фоне всемирно известных памятников архитектуры и истории.
Однако, преступность здесь на довольно низком уровне, по сравнению, скажем с Нью-Йорком. В крупных городах процветает мошенничество, но такие «визитные карточки» цивилизованного Запада, как убийства и грабежи, здесь крайне редки.
Но мы с Бугаём были к этому готовы. Целую неделю нас инструктировала его жена, которая после окончания университета прожила в Индии два года. Кстати, это она и выбрала в качестве… «крайней меры» этот ашрам, где всем заправлял его божественная милость Шри Шамар.
На границе ашрама нам пришлось пройти незапланированную таможенную проверку. Все мои запасы виски, сигарет, а так же порция (свинья грязь найдёт) раздобытого в аэропорту кокаина, всё переместилось в камеру хранения, после чего нас попросили подписать бумаги, которые не подпишет под дулом пистолета даже пьяный матрос. Подписывая документы, я покосился на Бугая. Впервые в жизни мне показалось, что он прячет от меня взгляд. Ну, ещё бы! Бегло прочитав подсунутые нам бумаги, из всей той галиматьи, в которой так любят соревноваться юристы, я понял только одно: на территории ашрама цивилизованный человек не выживет.
Бугай делал вид, что его всё устраивает.
В качестве гида нам выделили какую-то шлюховатую шведку, которая говорила по-английски так же бегло, как я на суахили. Но мне было совершенно всё равно, что она там бормочет, пытаясь выучить на практике английский язык. Меня больше интересовало, есть ли под её так коротко обрезанными джинсами, что-то ещё? А может, здесь все ходят без нижнего белья, - рассуждал я, кивая ей, как китайский болванчик, пока Бугай, как мне показалось, говорил с ней на том же языке, который они только что изобрели.
Вообще-то, даже несмотря на жару, одеваться так, как эта девица, в Индии не просто не принято, а считается верхом крайнего неприличия. Обнажать ноги здесь запрещено не только женщинам, но и мужчинам. Но здесь, в ашраме, как впоследствии оказалось, можно встретить и не такое…
Все, постоянно проживающие в ашраме, носили свободные тёмно-фиолетовые одежды из марлёвки, с огромным логотипом на спине, и с его же уменьшенной копией справа на груди. Логотип был выполнен золотой краской, и смотрелся довольно-таки недурно после примелькавшихся на Западе футболок со всевозможным ублюдством, на которое способен воспалённый мозг пьяного дизайнера.
Сопровождавшая нас шведка была одета не так, как принято в ашраме, потому что она только что вернулась из Нью-Дели, куда ездила по каким-то делам Его Божественной Милости. Звали девушку Бритта, но она попросила нас называть её Лакшми.
Если она шлялась в таком виде по столичным офисам и говорила там на этом ужасном английском, не мудрено, что после этого индийцы считают нас дикарями… Кстати! Здесь мне, наконец, объяснили, чем индус отличается от индийца (я-то всегда называл их индусами)… Оказалось, что индус – это человек, исповедующий индуизм, а индиец – это гражданство. Не каждый индиец обязательно индус. Здесь очень много мусульман и буддистов, но индуизм, конечно же, распространён куда более широко.
Половина первого дня была похожа на ознакомление с правилами поведения на территории психбольницы.
Единственное, что я понял - если ты не занят какой-либо работой (да-да, здесь все работают!), то живёшь по очень строгому режиму - как солдат из взвода охраны королевского дворца. И только после ужина, часов этак после восьми вечера, если ты не занят на кухне, не сидишь на коммутаторе, не утилизируешь отходы и не убираешь жилые помещения – ты… свободен. В это время (оно считается личным временем) можно посещать всевозможные семинары и занятия. А можно… просто валять дурака.
Ашрам – государство в государстве. Государство со своей внутренней политикой, отличающейся от всех известных нам социальных отношений, принятых в цивилизованном мире. Здесь нет ни денег, ни полиции, ни других прелестей цивилизации. Здесь используются совершенно иные, или, как тут принято говорить – альтернативные, источники получения электроэнергии. В основном, конечно, это – солнечные батареи, но есть и станции, основанные на новейших технологиях. Например – устройства, преобразующие радиоволны в электрический ток. В Европе, разумеется, с таким никто не знаком, так как всё это используют военные, но у Шри Шамара свои связи с внешним миром, с военными, и с учёными. Но, надо сказать, дизельными генераторами тут не брезгуют… А может, они остались в ашраме ещё с незапамятных времён – не знаю.
В общем - другой мир. Но порядок здесь железный. Работают все.
Известные западные бизнесмены, улыбаясь своими «голливудскими» протезами, стоя босиком на земляном полу моют грязную посуду, из которой пять минут назад ел какой-нибудь бомбейский нищий. Русский художник с мировым именем весь день вывозит дерьмо из выгребных ям, а вечером «отрывается», подрабатывая киномехаником в одном из фешенебельных кинотеатров, здесь же, в ашраме. Девица, которую я принял за опытную медсестру (однажды мне пришлось обратиться к стоматологу), оказалась той самой танцовщицей... Ну ладно, имена здесь называть не принято.
Нас с Бугаём тоже окрестили на индийский манер. И хотя с глазу на глаз мы продолжали общаться как старые знакомые, но представляясь (например, новым знакомым), приходилось вспоминать все эти с трудом произносимые скороговорки, заканчивающиеся на –Дас, а уже потом можно было назвать своё мирское имя.
Курить травку здесь действительно не возбранялось! В специально отведённых, разумеется, местах. А вот про алкоголь пришлось забыть, ибо сама тема здесь считалась неприличной. Поднимать эту тему мог только Его Божественная Милость Шри Шамар, а мы, потупив взор, должны были внимать словам Бога.
Каждое утро, если ты не занят общественными работами (здесь применяется вахтовый метод), ты должен встречать солнце. Не только само светило, но и благословляющего в этот момент божье стадо самого Шри Шамара. Вечером – та же процедура, но с той разницей, что «вечерний бог» мог заговорить с любым из толпы, после чего за несчастным «осчастливленным» двое суток шлялась толпа умалишённых, пытавшихся к нему прикоснуться.
Если же вы сами проявляли инициативу и лезли к гуру с разговорами, он... мог вам и ответить. Но на осмелившегося заговорить с Шри Шамаром окружающие смотрели, как на выскочку.
Можно было договориться об аудиенции с Его Божественной Милостью. Для этого был предусмотрен целый штат строгих, как члены военного трибунала, секретарей, которых, как мне показалось, больше интересовало не ваше желание побеседовать с «богом», а есть ли у вас квитанция, подтверждающая... Да-да-да! Вы угадали! Именно то, что вы подумали…
Когда секретарь Его Божественной Милости увидел, что мы с Бугаём перечислили пятьсот тысяч долларов на счёт этой богадельни, мне даже показалось, что он некоторое время шёл от своей конторки ко мне… по воздуху. Но, надеюсь, что мне всё же это показалось, тем более что белая горячка у меня уже, к тому моменту, пару дней как прошла, а травка так на меня не действует.
Травка – это что?! Так – фигня! Здесь можно трахаться... с кем попало! Вы не ослышались! Именно – с кем попало. Гомосеков здесь, прямо – как бабочек в ботаническом саду! Но они все ручные. В подписанных нами бумагах было что-то про пидоров, но я (по понятным причинам) не читал эти страницы внимательно. Зато на практике понял – их можно не бояться. Они тоже подписывали те же документы.
Что же касается нас – людей с нормальной сексуальной ориентацией, то тут ограничений не было! Человек, страдающий любыми гетеросексуальными отклонениями, мог отрываться здесь – по полной программе. Особенно, как я заметил, повезло геронтофилам. Старух и стариков, но весьма и весьма активных – здесь было больше чем гомосеков.
Пары здесь встречались редко. В основном, около одной счастливой девушки можно было увидеть двоих, - реже троих - не менее счастливых мужчин.
Ах, да! Совсем забыл о возрастных ограничениях!
Если вы приехали из страны, где возраст согласия определён законом, ну, скажем... - четырнадцать лет, а ваша подружка оказалась из Мексики, где в двенадцать лет она уже может выйти замуж, то… пожалуйста! Только не на главной площади ашрама!
Кстати, семейным парам (здесь есть и такие), рекомендуется любить друг друга в присутствии своих детей. Но только в присутствии своих детей. Если же вы приехали без жены, но с дочерью - вы считаетесь лицом ответственным за её морально-нравственное воспитание, поэтому смело можете попросить дочку… отгонять злющих комаров от вас и вашей подруги, пока вы с ней познаёте бога через... "самым коротким путём" - как говорит Его Божественная Милость Шри Шамар. Но вот пригласить для этой цели чужого ребёнка вы не имеете права. Самое удивительное, что это не изобретение Шри Шамара. Оказывается, в Индии, в большинстве семей дети спят в одной постели с родителями до пяти, а то и до семи лет и, само собой, разумеется, наблюдают за любовными утехами папы с мамой, получая, таким образом, сексуальное образование прямо из первых рук. Несложно догадаться, что при таком положении, родители зачастую вступают в сексуальные отношения со своими же отпрысками… Вообще, масштабы инцеста в этой стране, поражают воображение европейцев. Но, вот, что удивительно – здоровье, интеллект и жизнеспособность этих людей, опровергают все теории о невозможности инцестных браков. Короче - индийские традиции могут шокировать кого угодно, кроме, как оказалось, вьетнамцев. Например, наш повар Хоанг Зуй Ван, или просто Ван, как мы его называли, совершенно спокойно отнёсся к шокировавшей меня информации. Он сказал, что во Вьетнаме даже слова-то такого никто не знает (он имел в виду «инцест»). Там это – просто форма взаимоотношений между родственниками. И, в качестве примера привёл свой, считающийся классическим, случай. Его отец ушёл на войну с американцами, когда нашему Вану было десять лет. Отец Вана был лётчиком, осваивавшим советские истребители где-то в России, где, кстати, и проживала вся семья. Через два года, когда воевавший за границей отец пропал без вести, сорокасемилетняя бабушка Вана сказала, что он уже большой мальчик и… научив его всем премудростям секса, отдала его, для дальнейшего воспитания, маме. А мама, в конце концов, родила от Вана сына, а потом и дочь. Сейчас, ни бабушки, ни мамы Вана уже нет в живых, а его сын-брат и сестра-дочь давно уже вернулись из России, где скрывались специалисты из Вьетнама на родину, и у них самих уже внуки, а может, и правнуки. Восток – что поделаешь… Индия, Вьетнам – очень близкие, как вы теперь видите, культуры.
О, да, конечно, я, как и всякий цивилизованный человек, читал в своё время книгу Кэтрин Майо «Мать Индия», изданную в начале двадцатого века. Но только сейчас понял, что за прошедшие с тех пор десятилетия в этой стране ничего не изменилось, как не менялось веками…
Книги, фильмы, рассказы путешественников – это одно. А увидеть своими глазами наидревнейшую культуру, отличающуюся от всех известных культур – не просто другое, это всё равно, что побывать на другой планете. Здесь всё иначе. Абсолютно всё – религия, кастовая система, детские браки, ритуалы – ничего похожего на западную культуру. И ко всему этому нам с Бугаём пришлось не просто привыкать, нам пришлось научиться относиться как к норме.
Через три месяца проживания в ашраме я уже сносно говорил на нескольких европейских языках, и даже мог сказать несколько предложений на санскрите.
Я успел поработать почти на всех «почётных» рабочих местах. Я привык к необычной для меня кухне, и к работе на этой самой кухне. Успел переспать со многими понравившимися мне женщинами и девушками всех (!) возрастов. Мне стал нравится запах благовоний. Мне довелось трижды прикоснуться (во время беседы один на один) к Его Божественной Милости! Я научился правильно предлагать Богу пищу, и научился правильно вкушать оставшиеся после Его трапезы объедки. Перезнакомился с половиной местных геев…. И даже сменил своё к ним отношение. Обычные люди... если, конечно, не задумываться об их сексуальных предпочтениях.
К концу пятого месяца у меня напрочь пропало пристрастие к алкоголю, а с табакокурением я разделался в первые три недели проживания в ашраме. Что же касается белой смерти... то, как правильно сказал Стивен Кинг, без врачебной помощи разделавшийся со всеми вредными привычками: «Бывших наркоманов не бывает».
Главное – затолкать ломку в самый подвал… туда, где хранишь остальные бзики, и она там спокойно доживёт до вашей смерти.
В общем, к концу пятого месяца я чувствовал себя полностью созревшим для возвращения. Теперь вообще никаких проблем не было.
Вру, осталась одна проблема. Имя ей – Бугай.
Человек, почти силком затащивший меня в это милое место, сам ну никак не хотел возвращаться в Европу, потому что боялся, как он говорил – снова угодить в паутину алкоголизма, наркомании и… других благ цивилизации.
Бугай ещё не созрел.
Правда, через полтора месяца намечался День рождения Его Божественной Милости, и секретарь сказал мне по секрету (видимо вспомнив сумму, указанную в квитанции), что это будет грандиозный праздник, и тому, кто на нём побывает, откроется нечто… что не откроется тому, кто на празднике не побывает.
И я решил дождаться праздника.
Вообще, жить в ашраме можно вечно, если, конечно вы собираетесь столько прожить. Ведь абсолютно всё давно уже оплачено и профинансировано теми самыми «буратинами», про которых мне полгода назад рассказывал Бугай. Единственное требование, которое предъявляется к постояльцу, это – общественно-полезный труд на благо ашрама. Работай, и тебя никто не посмеет отсюда выгнать. Многие здесь так и живут. В основном это люди, не нашедшие себе места в… относительно цивилизованном мире, или… такие как Бугай, боящиеся сделать шаг за ворота ашрама.
Ради своего друга и ради того, чтобы увидеть праздник, я остался ещё на полтора месяца.
И вот, этот день настал.
Прав был секретарь – описать увиденное я не смогу, даже если у меня, вдруг, разовьётся писательский дар. Зрелище было действительно грандиозное. Ощущение, что само небо стало в этот день ближе, не покидало меня с самого утра, а к вечеру, когда праздник достиг своей кульминации, чувство это переросло в уверенность.
Нет, не так. Небо не стало ближе, это мы смогли до него дотянуться! Вот более-менее правильная формулировка.
Хотя о каких, к чёрту, формулировках может идти речь?! Всё происходившее на празднике просто не поддаётся описанию, ибо чувственная или, правильнее будет сказать - духовная сторона, просто... неописуема!
Ощущение, что я давно уже не живу на Земле, развивавшееся у меня в течение шести месяцев, вдруг… превратилось в полную уверенность, что все эти месяцы я только и делал, что утрачивал свою земную сущность, сбрасывал (покров за покровом) всё!.. Это были и труд педагогов, и жалкие потуги родителей, и вообще всё, всё, всё - во что (как в кокон) меня упаковал западный мир. Вся эта дрянь слетала с меня как шелуха, обнажая душу, которой... вот-вот что-то предстояло постичь.
Потеряв все оковы цивилизации, утратив себя, забыв своё имя, я стоял в первых рядах дико ревущей толпы – у самого прохода, по которому шёл... Его Божественная Милость Шри Шамар.
Откуда-то с неба бесконечным водопадом на Него сыпались живые цветы. Сам Он был окружён сиянием... Нет, не сиянием, а - Сиянием! Когда он почти поравнялся со мной, какие-то пьянящие запахи вторглись в мою грудь, распахивая моё сознание ещё шире! Звуки барабанов и труб заполнили мою голову!
Поравнявшись со мной, Шри Шамар остановился. На какую-то долю секунды наши взгляды встретились, и в тот же момент Он прикоснулся пальцами к моему лбу...
Он уже шёл дальше по проходу, через лес пытавшихся дотянуться до Него рук, а для меня праздник уже кончился.
Всё прекратилось…
Фальшивые, скребущие по нервам звуки длинных труб - разрывающие барабанные перепонки. Эта чудовищная молотьба – прямо по черепу, которая только что казалась мне красивой и ритмичной, а на самом деле... На самом деле все эти музыканты дубасили по своим барабанам и тарелкам – кто в лес, кто по дрова. Все эти чарующие запахи оказались жуткой вонью, исходившей из курильниц. Все эти сыпавшиеся с неба цветы валялись у меня под ногами растоптанные и изнасилованные, и больше никому никогда не нужные...
Шри Шамар – грязный старик с похотливыми хитрыми глазками, кряхтя и выпуская газы, забрался на свой трон. Его трон – какой-то чудовищный стул из гарнитура английского помещика с дурным вкусом, был обмотан гирляндами почти увядших цветов.
Усевшись, учитель хотел, видимо, что-то сказать безумствующей толпе, но как только он открыл рот, раздался неприятный звук отрыжки... Звук этот исходил из какого-то невероятно старого колодца, в котором уже не водятся даже лягушки. До меня долетел запах тухлой жареной свинины...
Шри Шамар поднял руки, давая толпе знак, что сейчас он скажет что-то, что, наверное, должно перевернуть их души, но толпа заголосила ещё громче.
Я видел, что старик что-то бормочет себе под нос – губы его шевелились, но... но приглядевшись, я смог прочитать по губам только грязные ругательства, адресованные толпе.
Безумство это всё продолжалось, и казалось – ему не будет конца, но мне тут больше нечего было делать, для меня кончился не только праздник, для меня истёк срок моего тут пребывания.
Выйдя в проход, я пошёл прямо к стулу, на котором сидел старик. Сделав первый шаг, я почему-то подумал, что толпа набросится на меня и растерзает на месте за покушение на своего кумира, но меня казалось, никто не замечал.
Когда я подошёл вплотную к сидевшему на возвышении Шри Шамару, он посмотрел на меня, а я посмотрел на него.
Передо мной сидело наипошлейшее чудовище, наслаждающееся зрелищем унижающихся людишек, втоптавших себя в грязь добровольного рабства.
Старик наклонился ко мне, и я спросил его:
- Учитель, ведь всё, что здесь происходит... Это же – такая фигня!.. Да, учитель?..
Губы старика разомкнулись.
- Да, сынок. Тебе уже пора домой. Поезжай, сынок. Вот только твой друг ещё очень плох. Он всё ещё ищет бога там, где его нет, и не хочет увидеть его там, где он должен быть.
Шри Шамар улыбнулся, потом мерзко захихикал. Мне в нос ударил запах давно сгнивших зубов, чеснока и прогорклого масла из жаровни.
- Не жди его, сынок. Твой друг может никогда отсюда и не выберется.
- Но почему, учитель! – крикнул я ему прямо в его усмехающуюся рожу.
- Понимаешь, ему кто-то сказал, что здесь можно обрести бога и встретиться с собой. Если бы он не приехал сюда, он пошёл бы в какой-нибудь храм или монастырь, но он не пошёл бы самому себе навстречу. Понимаешь?
Вокруг нас началось какое-то движение. Какие-то руки подхватили стул, на котором сидел Шри Шамар, и стали его поднимать.
Схватив старика за грудки, я притянул его мерзкую физиономию поближе, и спросил:
- А как же я? А я как же, учитель?!..
Когда чьи-то руки уже почти оторвали меня от старика, он прохрипел:
- Ты – другой. Поезжай домой, сынок... Всё будет так, как ты того захочешь...
Толпа подхватила «трон» и стала разворачивать его, чтобы начать триумфальное шествие по аллее, приготовленной ещё с утра. Когда стул поворачивали, подняв на вытянутых руках, большой палец ноги старика больно ударил меня в глаз...
Прикрывая повреждённый глаз ладонью, я с трудом выбрался из толпы и пошёл к нашему бараку за своими вещами. Проходя мимо конторы, я машинально заглянул в освещённое окно. За компьютером сидел секретарь и что-то быстро набирал на клавиатуре. В какой-то момент он оторвал взгляд от монитора и, посмотрев на меня через окно, грязно мне подмигнул...
Понимающе хмыкнув, я продолжил свой путь, весело напевая Мритьюнджайя Мантру - мантру, побеждающую смерть.
