Зелёные огоньки (Сказки)

Солнце блеснуло последним лучом и спряталось за дальние горы. Ярче стали на небе звёзды, потемнел лес вокруг, громче зазвенела на перекатах речка, стих ветер, шуршавший в кронах сосен.
Мы заворожено ловили последние минуты золотого заката, сулящего назавтра отличную погоду.
- Ой, гляньте! – привлекла всеобщее внимание Таютка, - вон на том берегу какие-то зеленые огоньки!
И действительно, по мере того, как гасло небо, напротив нас, за рекой, на её пологом берегу загорались огоньки. Их становилось всё больше.
- Интересное явление, - тихо проговорил Илья, - если бы эти искры горели на высоте, на чем-то высоком и тонком, то я бы сказал, что это огни Святого Эльма.
- Ну, сказал! - рассмеялся Петрович, выбивая о колено трубку, - огни Эльма во-первых голубые, во-вторых светятся во время грозы, и в-третьих, их можно увидеть на море, на мачтах корабля. А это болотные огни. Там за речкой самое болотистое место.
- Красиво, - заворожено глядя за реку, протянула Таютка, - как в Новый год.
- Ты, Таисья, не смотри на огни эти долго, а то почуют они тебя и сманят, оглянуться не успеешь, - усмехнулся Петрович.
- Да, что ты её пугаешь, Петрович! – рассердилась Анна и поднялась с пенька, - пойдем спать, Таюта.
- Какой спать! Дядь Мить, а кто почует? Куда сманят? – девушка присела на лапник возле Петровича.
Петрович не спеша набил трубку свежим табаком, прикурил, сделал пару затяжек и, оглядев всех кто был у костра, спросил:
- Могу рассказать. А не забоитесь, на ночь-то глядя?
Все в нашей сплоченной компании знали - Петрович замечательный рассказчик. Поэтому собравшиеся расходиться по палаткам, мы снова расселись вокруг костра.
- Ну.… Значит, слушайте…

Место, то, что за речкой, зовётся в народе Марьюшкина топь. Когда-то там не было никакой топи, сухотень была с подлеском. А дело было так.
Недалече отсель, была заимка. Жил там Степан, лесник. Заимка та досталась ему от отца, а тому от его отца, стало быть, от Степанова деда, в их семье все мужики лесниками были. Жил Степан один, за лесом смотрел да охотой промышлял. Людям плохим спуску не давал! Мало ли кого поймает в лесу или за порубкой неразрешенной, или за охотой неправедной. И ведь всегда словно видел он, кто и как себя в лесу, ему доверенном, ведет. Удивлялись тому люди, а потому и решили – помогает ему Лесавка. Видимо полюбился лесной ведунье молодой лесник. Она ему и зверя, и птицу под выстрел подставляла, и шкуры выделывать помогала, да так, что были они тонки и нежны словно бархат. А вокруг заимки и грибов всегда было не меряно, и ягод.
И всё бы хорошо, да плохо одному в доме справляться – еду приготовить, постирушку разную завести, да в подворье тоже женская рука нужна. Вот и Степан решил жениться. Да за него любая бы пошла! Парень высокий, статный, косая сажень в плечах, глаза как уголья, а сам – белесый, словно поле пшеничное, волосы вьются, словно шерстка у каракульчат. Но ни одна из здешних девок не привлекла лесника. Но как-то раз на ярмарке, где он свои меха продавал, встретил он Марьюшку, мельника старшую дочку. Не сказать, чтобы больно красавица она была – росточку невеликого, носик курносенький, сама чернявая, а глаза, что твое озеро! Синие, бездонные. Вот и утонул наш лесник в её глазах. Быстро они сговорились, и с той же ярмарки увёз Степан свою голубку на заимку. Марьюшка-то девка ручкастая была – все в её руках горело-вертелось. И по дому-хозяйству успевает, и порукодельничать. А уж как вышивала! Словно кистью да красками рисовала. Счастливы были молодые, легко, с улыбкой жили. Но стали в доме чудеса непонятные твориться – то квашня перекиснет, да так, что хоть выбрасывай, то глечик с молоком сам по себе лопнет, то белье, для просушки на подворье развешанное, смолистыми шишками ветер закидает, сплошная порча белью, а то печь задымит, хоть из дому беги. И ведь случалось всё это, лишь когда Степана дома не было. Марьюшка-то слышала в селе разговоры о любви Лесавки к Степану, да веры этим словам не было. А как начали в доме эти пакости происходить, она и догадалась – то Лесавка её из дому выживает. И вот однажды, когда Степан на дальний кордон уехал, у Марьюшки вдруг из дымохода шишки посыпались. Вышла женка на высокое крыльцо дома да как крикнет:
- Где ты, лесная дева, покажись!
Зашумели, закачались сосны-великанши, поникли травы луговые, потемнело все вокруг. А когда развиднелось, возле заплота оказалась сама Лесавка во всей своей красе – лицо все в морщинах, как земля после пахоты, нос грушей сморщенной висит, глаза злющие зеленым пламенем горят, платье из травы и листьев ветками да паутиной переплетенных колышется, а ветра-то нет.
Но Марьюшка не испугалась и говорит:
- Ты чего в моем доме пакостишь?
- Не быть тебе хозяйкой в Степановом дому! – прошипела лесная дева.
- А это не тебе, нечисть лесная решать! Будешь пакостить, я твою Елань любимую подпалю, - смело говорила Марьюшка с Лесавкой.
Взмахнула ведьма лесная руками, поднялись кружиться вокруг нее листья, а сама как крикнет:
- Не посмеешь!
- Не боюсь я тебя, - отвечает ей женка, - кружи-не-кружи, а к дому и подворью ты больше не подступишься! Вот, смотри.
И Марьюшка указала Лесавке на лики святые, что на вереях у ворот да под стрехой укреплены были, а их чистый свет всю заимку укрывал.
Попробовала лесная дева зайти во двор, да словно обожглась и к лесу шарахнулась.
- Ну, погоди, я еще свое возьму! Не быть тебе счастливой, - прошипела она и растаяла.
Прошло сколько-то лет. Народились у Степана с Марьюшкой близняшки-дочки, одним лишь отличались – у одной черные волосы, у другой – белесые.. Непорядков в доме да подворье больше не случалось. Успокоилась Марьюшка, забыла про обещание Лесавки. Как-то раз летним вечером ушел Степан в село по делам. Марьюшка в доме хлопотала. А девчушки во дворе у заплота играли. Вдруг видят, по ту сторону светится что-то зеленым огоньком. Интересно стало малёхам. Они в дыру в заплоте и вылезли. К огонькам побежали, а те – дальше в лес. Девоньки за ними. Так и ушли от дома. Хватилась Марьюшка дочек, а их и след простыл, только игрушки у заплота брошены. Заплакала, закричала женка да в лес кинулась, деток своих искать. Кружит по лесу, зовет дочек, а в ответ только ветер в кронах шумит-смеётся. Стемнело уж почти, когда Марьюшка огоньки зелёные увидала и пошла на них.
Шла недолго. Услышала, река на перекате шумит, на звук и пошла, про огоньки забыла.
Вышла на берег как раз напротив того, где мы сейчас, без сил села на песок и заплакала.
Вдруг поднялся ветер, зашумел лес. И на самом краю обрыва объявилась Лесавка. Волосы ветром развиваются, глаза зеленым пламенем светятся.
- Говорила я тебе, не будешь ты счастливой, - засмеялась лесная дева.
- Верни мне дочек, - взмолилась Марьюшка.
Ещё громче рассмеялась Лесавка:
- А нужны ли они тебе такие? Ну, девоньки-болотницы, покажитесь матушке!
И как из воздуха стали рядом с нею две тени. Вместо платьев тина болотная, волосы ряской перепутаны, а глаза, как зеленые угли горят.
Увидела такое бедная женка, да так и пала на песок, забилась в рыданьях. И так много слёз выплакала Марьюшка, что на месте том болотина образовалась и Марьюшку поглотила!
И с тех пор никто не видел ни Марьюшку, ни дочек её, ни Степана. Он ведь когда жены с дочками дома не нашел, долго по лесу ходил, искал. Так долго, что разум потерял и пропал. Говорили люди, его Лесавка к себе в Лешии забрала.
А на Марьюшкиной топи с тех пор огоньки и светятся, прохожих к себе завлекая. Особенно они девочек малых любят таскать, превращая их в кикимор болотных. Как почуют взгляд живой, так и сманят, не заметишь, как к ним попал. А попал, уже и не вырваться.

Петрович пыхнул трубкой, улыбнулся в усы:
- Напужались?
- Дядь Мить, ты ведь всё придумал? - шепотом спросила Таютка.
- А это ты сама решай. Всё, всем спать, - Петрович поднялся со своего пенька, а следом за ним и все остальные разошлись по палаткам. И никто не отважился посмотреть за реку на Марьюшкину топь с её зелёными огоньками.

Словарик незнакомых слов:
Каракульчат – каракульчата - ягнята каракулевой породы
Глечик – небольшая крынка
Развиднелось – стало видно все вокруг
Заплота – заплот - забор
Вереях – верея - столбы, на которых крепились ворота
Стрехой - нижний свисающий край крыши
Малёхам – малёха - маленький ребенок