Капитан Васин (Рассказ)

Он как волк, которого закрыли в зоопарке и каждый день показывают посетителям. Он силен и уверен в себе, но не в силах вырваться наружу. Он становится на задние лапы, прыгает, рычит, но не может достать до верха дощатого забора. Он день за днем повторяет свою попытку, пока не исчерпает силы и не уснет. И лишь сон принесет облегчение. На час, на минуту, на мгновение…
Он один.
Один в квартире.
Один в чужой стране.
-Почему вы фотографируете эту надпись? – застучал в висках голос старушки из прошлого.
Васин заворочался - утро брезгливо коснулось его припухших век. Он подтянул одеяло на голову, открывая при этом ноги.
-Когда здесь будут расти цветы, я обязательно их сфотографирую! – отвечает он и тут же повышает голос, почти переходя на крик: – А сейчас снимаю то, что есть!
Старушка в испуге спешит отойти от него. Васин раздраженно ворочается во сне.
Почему все его контролируют? Почему со всех сторон вопросы? Ведь он больше не военный и не обязан отвечать по уставу!
Но старушка постепенно растворяется, и Васин, успокоившись, проваливается в очередной сон - достаточно вопросов, нужно лететь…
…И вот он уже идет вдоль ангаров ТЭЧ по пахнущей керосином и маслом тропинке. Тропинка посыпана битым кирпичом и в некоторых местах заросла сухой афганской травой. Васин ускоряет шаг - прямо по курсу вертолетные площадки, за которыми рябит нагретым воздухом взлетно-посадочная полоса. Жара. Несколько бортов обливают из водовозки, видны люди, лежащие в одних трусах на влажном полу грузовой кабины.
Васин вспоминает одного борттехника, который называл свой «Ми-8» драконом.
-Тоже мне выдумал! – усмехается Васин. Да какой же он дракон! Вот «Ми-24» - это дракон. А Ми-8 это… боевой пегас, наверное.
Но на самом деле Васин любит «Ми-8». Он любит сидеть в ее чашке-кресле, любит ощущать в руке ручку шаг-газа, любит провожать взглядом дымящийся след нурсов, выпушенных из огненных стволов.
Вот и его борт. Васин подходит к машине. Кроме экипажа, возле вертолета еще двое штатских: один худой, с редкой бородой, другой потолще, в круглых темных очках и фотоаппаратом на груди. Борттехник возится где-то внутри, второй пилот встречает Васина улыбкой:
-Ну что, командир, в газету попадем!
-Некогда, ребята, - сухо говорит Васин корреспондентам. - Прилетим, тогда и сфотографируемся. Ведущий борт уже завелся…
-Всего пару секунд, - просит бородатый фотограф.
-Ладно… Костя, хватит щурится, вылезай из брюха!
Костя снисходительно смотрит на корреспондентский фотоаппарат, потом спускается по лесенке. Штатские предлагают экипажу расположиться возле вертолета. Делать нечего – расположились, обнялись и улыбнулись. Щелчок! - и черно-белый снимок навсегда остается на эмульсии фотопленки. Фотографы ушли.
-Что у нас фотографов мало? – возмущается борттехник Костя Комов, недовольно открывая и закрывая потертый футляр своего «ФЭДа», мысленно сравнивая фотоаппарат с корреспондентским.
Запустили двигатели, запросили взлет, взлетели. Набрали над аэродромом безопасную высоту. Борттехник облегченно отпустил ручку пулемета и перешел на свое откидное кресло - теперь все в порядке, теперь можно не бояться. Пара «Ми-8», отражаясь в лучах солнца, ушла на север, в направлении ржавых, пологих склонов.
-Валерий Яковлевич, гляньте! – раздается голос правого пилота (в народе - правак).
Васин смотрит туда, куда указывает пилот и различает внизу разбегающихся архаров.
-Саша, вижу их прекрасно! – отвечает Васин.
Васин доволен. Он не думает об опасности. Тяжелое брюхо «Ми-8» в этот момент становиться почти невесомым и таким же уверенным в себе, как архар.
Только в этот момент капитан Васин по-настоящему счастлив: напряжение взлета позади, опасность попасть под обстрел с земли близка к нулю. Пара летит на максималке – необходимо как можно скорее забрать  груз у колонны БТР. Чтобы сэкономить время, ушли от дороги и пошли напрямик.
Некоторое время летели молча. Тишина постепенно превратилась для капитана в тревогу.
«Зачем сфотографировался?» - тихонько стучала в тишине предательская мысль. – «Никогда перед вылетом не фотографировался, а сегодня… »
-Валерий Яковлевич, а может на первой полосе напечатают? – улыбается Саша, словно читая его мысли.
-Было бы не плохо! - ухмыляется Васин. Страх постепенно уходит. Капитан поглаживает усы.
А и, вправду: вдруг на первой полосе? Максимка гордиться будет, да и Валя, наверное. Хотя, они и без газеты, вроде, гордятся.
-Борт 135, вижу впереди колонну! – раздается в шлемафоне голос ведущего.
-Вижу ее, - отвечает Васин. Он и сам давно уже заметил желто-зеленую полоску, окутанную туманной пылью.
-«Эллипс», это борт 157! – докладывает ведущий. - Мы на месте!
-Заберите груз, и возвращайтесь на базу, - командует «Эллипс». - В случае обнаружения противника – в бой не вступать!
-Как не вступать? – сам себя спрашивает Васин и смотрит на Сашу.
Саша молчит. Квадрат для встречи выбран вроде бы тихий, но чем черт не шутит.
«Эллипс» еще что-то говорит, в то время как ведущий борт приземляется возле колонны. Несколько бойцов контролируют местность. Начинается перегрузка груза. Васин, со своей высоты наблюдает, как бойцы перетаскивают деревянные ящики. Что в них – неизвестно. Местность вроде чистая, но что-то беспокоит Васина.
-Костя не своди глаз вон с той горки!
Горка невысока, но верх ее весь изрыт впадинами и покрыт мелким кустарником. Борттехник послушно переводит дуло пулемета в указанном направлении.
-Валерий Яковлевич, вроде чисто все…
Иллюминаторы отражают яркое афганское солнце и только оно видит, как в направлении вертолета бородатый фанатик закинул на плечо ПЗРК "Стрела". Экипаж не видит его, не видит его и пехота у подножия сопки. И только солнечные лучи, словно предупреждая, блеснули на гладкой зеленой поверхности оружия перед тем, как огненная полоса разрезала густой нагретый воздух.
Костя в последний момент увидел опасность. Рука машинально нажала на гашетку, заработал пулемет.
Время на борту «Ми-8» остановилось, показывая электронные цифры на часах капитана: 14:19. Сначала раздался свист, потом корпус содрогнулся, и в одно мгновение небо и земля поменялись местами. Васин не видит, но чувствует, что снаряд попал в хвостовую балку - удержать вертолет невозможно.
Перед его взором появляется лицо сына. Максимка улыбается, и что-то говорит отцу, но Васин не слышит его голоса.
-Максим, почему не в школе? – почему-то спрашивает он.
Максим пожимает плечами и ничего не отвечает.
Не ощущая, что это сон, Васин-реальный пытается содрать с плеч погоны, но обнаруживает, что их нет.
-Уходи! – кричит он во сне второму пилоту и без особой надежды тянет ручку, пытаясь выровнять уходящий по спирали вниз вертолет.
Саша отстегнул ремни, и тут же сильные Костины руки вытянули его из кабины. В кабине запахло дымом.
-Валера! – откуда-то из далека, донесся до Васина голос жены.
Жизнь в одно мгновение пронеслась у командира перед глазами. Пятьсот метров до земли, триста, сто...
Вертолет упал на высохшую землю.
-Жаль, что не успел помолится! - подумал Васин и наступила темнота…

…Слякотно очень. С неба моросит дождь, а под ногами лед, отчего пешеходы передвигаются медленно и осторожно. Отовсюду слышно их ворчание и брань. А на верху жалобно потрескивают ветки деревьев, объятые ледяной коркой.
-Смотрите! Смотрите! С балкона сейчас лед упадет!
-Бабушка, ну куда же вы вышли? Давайте помогу…
Птиц не слышно, ровно так же, как и уличных продавцов. И только колеса машин послушно отбрасывают из-под себя черный, перемешанный с грязью, снег. А шапки и куртки уже распухли от влаги. И никто не хочет уступать свою посыпанную песком дорожку.
Люди трутся плечами, легонько толкают друг друга, шипят. И опять, но уже сквозь зубы: Давайте помогу!
Один мир.
Один город.
Один человек.
Капитан Васин просыпался трудно. В это утро он лежал на полу, укрывшись с головой одеялом. Одеяло давно забыло про пододеяльник, утратило свой цвет и было засалено, а местами даже порвано.
Васин громко храпел и иногда кашлял во сне. Сны давно утратили смысл и стали его реальностью, а реальность превратилась в сон.
В этот день ему исполнилось тридцать восемь лет. Но нужно было проснуться, чтобы понять, что прошел еще год. Год его жизни. А Васин не просыпался.
Он не болен и не пьян, просто он  крепко спит. В это время он, будто с неба, смотрит на упавший «Ми-8». Хвостовая  балка вертолета отброшена далеко от места падения, колеса раскиданы и спутаны обрывками проводов. Лопасти оторваны, а то, что от них осталось, висит сморщенными палками. Васин переводит взгляд вправо от вертолета, и видит двух мертвых людей. Их тела запутаны в парашютной ткани, и изуродованы до неузнаваемости. И лишь светлые волосы одного, подрагивающие на сухом афганском ветру, говорят о том, что это борттехник Костя. Он вторым попал под лопасти падающего вертолета, погиб, не приходя в сознание.
Потом картина меняется, и вот Васин уже внутри вертолета. Он видит себя. Вернее того человека с проломленным черепом, что лежит на полу кабины. Васин кричит и от страха просыпается.
Он долго смотрит невидящим взглядом на серый потолок с отлупившейся в некоторых местах краской…
Слишком тяжелое утро. А за ним будет слишком тяжелый день.
Васин откинул одеяло и босыми ногами прошлепал в ванную - нужно охладиться, смыть тяжесть сна, снять чувство страха.
Из небольшого зеркала на него взглянул пожилой мужчина с седеющими волосами. Васин долго смотрел на свое отражение, потом открыл кран и подставил голову под холодную воду.
Квартира пуста, и из всех звуков только вода. Он один. Один уже третий год. Жена ушла от него, сын не смог понять, принял сторону матери. Поймет ли?
А может, это он, Васин, ушел от них? Капитан не помнил.
Впрочем, сам виноват. Не каждого жена бьет ладонью по лицу со словами:
-Слабак! Пьяница!
Пощечины разлетаются громким эхом в голове Васина. А что ты ей ответишь? У тебя даже злости нет. Вся злость осталась там, в вертолете, рядом с искореженными телами товарищей и своей собственной беспомощностью. Она не поймет, а ты не объяснишь. Ты даже рассердиться не можешь или крикнуть, потому что из всех чувств осталось одно – любовь, но и то какое-то поверхностное, скомканное. И поэтому слышишь:
-Оставь меня! Тебе никто не нужен!
Васин закрыл кран, крики в голове исчезли.
Неправда! Ему нужны все, а он себе – нет.
Он вышел из ванной комнаты, нашел среди раскиданных по полу мятых, давно не стиранных вещей, нужные, оделся, и вышел в прихожую. Здесь, на вешалке, висела его синяя летная куртка, до сих пор пахнущая маслом и авиационным керосином. Васин надел куртку, схватил с полки шапку и вышел на улицу.
Улица встретила его льдом под ногами и моросящим дождем. Васин поскользнулся, ухватился за мокрые перила, устоял и осторожно сполз по ступенькам на тротуар. Остовы балконов, обросшие сосульками, уставились на него своими ледяными клыками, обнажая их в ехидной улыбке.
-Упадеш-ш-шь, ч-ч-ч-еловек! – говорили они.
-Не упаду! – отвечал им капитан и осторожно переступал по мокрому льду.
«Ми-8» не должен упасть! А Костя должен был тогда попасть в того "духа" прежде, чем «стрела» устремилась в свой смертельный путь! И разорвать врага на куски...
Грубо сказано? Грубость давно стала незаметной, вместе с ней ушла джентльменская фраза: «Мы вас не трогали, так чего же вы стреляете?». Ты должен стать первым, иначе опоздаешь. Иначе – смерть.
Васин прошел несколько домов, обогнул трансформаторную подстанцию, и направился к гаражам.
Может, кто есть? Может, мужиков встречу?
Он прошел вдоль гаражей с последними номерами, никого знакомого не увидел, и направился к началу. Людей на улице было мало, а птиц еще меньше. Словом, тишина.
Васин шел и вглядывался в приоткрытые створки гаражей – пацаны одни, ни одного взрослого.
Но вот на номере девятнадцать ему улыбнулась удача: ворота были приоткрыты, и за брезентовой шторкой слышался голос Иван Ивановича Прокопова - бывшого пилота «Су-17». Прокопов пел.
-Привет, Иваныч! – открыв брезентовую шторку, сказал Васин.
Песня прекратилась, а из-за кузова старенькой «Таврии», выглянул Иван Иванович.
-Привет, Валера! Заходи. Только шторку закрой - холодно.
Васин зашел, протиснулся между деревянной стенкой и правым боком автомобиля, пробрался к Иван Ивановичу, и присел на старые покрышки.
-Курить будешь? – предложил он Прокопову.
Иван Иванович подозрительно посмотрел на Васина.
-Ты же не куришь. Опять сны снились?
Капитан кивнул.
-Про Афган?
-Да.
Иван Иванович взял сигаретку.
-Не пойму я тебя, Валера. Вроде молодой мужик, не то, что я. Тебе бы спать сном богатырским, а ты…
Васин виновато развел руками.
Оба закурили.
-Слушай! – прервал тишину Иван Иванович. - Придумал! Тебе нужно хорошенько напиться!
-Вечно у тебя одно и тоже лекарство, - Васин недовольно поморщился.
-Я щас! - Иван Иванович сделал жест рукой и открыл ящик у стены. Послышался звон перебираемых бутылок.
-Вот! – победоносно воскликнул он. – Самогончик, как в Афгане! Помнишь? Хотя где тебе помнить…
Он вынес на свет божий белую бутыль с мутной жидкостью.
-Давай, по стаканчику хлопнем!
Васин молча наблюдал, как Иван Иванович разливает в граненые стаканы самогон. Немного расплескав на капот машины, он протянул капитану наполненный стакан. Васин, сморщившись, выпил.
-Ну что легче? – осклабился Иван Иванович.
Васин выдохнул.
-Вроде легче чуть-чуть.
-Тогда щас! - Иванович налил еще.
-А с машиной у тебя что?
-Да ну ее к чертям! – отмахнулся Иван Иванович. – Ты давай, глотай!
Они выпили еще стакан, потом еще один и еще два. Через полчаса уже сидели раскрасневшиеся возле гаражных ворот, курили и выдыхали дым вместе с теплым паром.
-Тебе Костя Комов снился? – вдруг спросил Иванович.
-Костя, – утвердительно ответил Васин. – Я во сне командиром был, а он борттехником.
-Странно… Ты же вроде сам борттехником был? - задумался Иван Иванович.
-Бортехником.
-Видишь, как все перепуталось... Костя - мой друг, ты - борттехник, а во сне все шиворот-навыворот…
-Навыворот… - грустно согласился Васин. – А еще Сашка правак, ну и семья моя: Валентина, Максимка…
-Ты же в Афгане не был, чего тебе Костя снится? – задумчиво продолжал опьяневший Иван Иванович, не слыша другие имена. – Костя на моих глазах сгорел… Чего бы вдруг он тебе…
Васин встал - слова про Афганистан резанули ухо. Он вышел из-под навеса и немного походил под моросящим дождем, пока Иван Иванович что-то бормотал про погибшего пилота.
-Иваныч, а можно я проеду? – вдруг спросил он у Прокопова.
-На чем?
-На твоей машине. Не на тебе же.
Иван Иванович перевел мутный взгляд на Васина, осмотрел его словно медкомиссия.
-А ты водить-то умеешь?
-Умею, - твердо ответил Васин, удивляясь своему вранью.
-Тогда валяй! Сейчас, я детали на место поставлю.
-Не спеши, – Васин, покачиваясь, пробрался к двери.
Пока Прокопов что-то крутил под капотом, Васин сел за руль. Посадка показалась неудобной, панель мало информативной, а места в чашке, вернее в кресле, мало. Не было знакомых тумблеров на потолке, не было ручки шаг-газа.
В это время Иван Иванович закрыл крышку капота, пробрался к выходу и отодвинул брезентовую шторку:
-Все, выезжай! Только в гаражах. Пьяный же в жо…
Васин с трудом разобрался в передачах, потом нашел заднюю, воткнул и сразу же заглох. Услышал, как на улице заругался Иван Иванович. Снова завелся и, дергаясь, выехал из гаража.
-Только за КПП не выезжай! – услышал он напутствие Иван Ивановича и осторожно отпустил сцепление и выжал газ. Машину тряхнуло и «Таврия», покашливая, двинулась вперед.
-Вторую, вторую включай! - услышал он крик Иван Ивановича.
Васин послушно переключил передачу - машина пошла быстрее.
-Плевал я на твои указания! – подумал Васин и выехал за гарнизонные ворота.
Сначала ехал только на второй передаче, пока коробка не стала реветь так сильно, что стало ее жалко. Васин, перепрыгнув несколько, сразу переключил на повышенную.
Да что ты знаешь про меня! – думал он, обращаясь к невидимому Прокопову. – Ты в свой «свисток» запрыгнул, резанул воздух, перепахал ракетами местность и будь здоров. Только носом в скалу не попасть. А я на вертолете, как блин на сковородке, отовсюду виден.
Ну и что, что я в Афганистане я не служил! НЕ СЛУЖИЛ!
Васин от злости все сильнее и сильнее давил педаль акселератора.
А что ты, Иваныч, знаешь про военный трибунал? Ты стоял перед ним? Стоял, когда твои товарищи, которые туда не хотели, показывали на тебя пальцем и говорили, что ты предатель и трус? А ты улыбался им пьяной улыбкой и думал: «Вот сволочи!»
Почему ты тогда напился? Наверное, потому что трус. Но я же не отказывался, просто был пьян в стельку, ну и послал полковника на … Такое бывает…
Зачем звездочки сорвали с петлиц? Зачем в Афган не отправили? Чтобы высох, измучился? Чтобы просился туда каждый месяц, и не отправляли? Чтобы в гаражах пил самогон и, стыдясь самого себя, песни про Афган слушал?
Зачем тогда с борта сняли? В ТЭЧ отправили? Чтобы умер, наверное? Но я не умер, товарищи, я жив!
Впрочем, сам виноват…
Васин вдавил педаль акселератора до отказа. Двигатель и коробка передач завыли, моля о пощаде. Но Васин не был милостив – последняя поездка должна быть из ряда вон выходящая. Плевал он на правила, плевал на ответственность.
-Трус! Ничтожество! Войны испугался! Военный, тоже мне! - услышал он голос Валентины.
Что же, Иваныч, тебе жена, наверное, не кричала такое, ты просто в гору вмазался и всмятку…
Васин глянул в зеркало заднего вида – за машиной летели черные вороны. За воронами неслись белые волки. Он знал, что волков больше, чем ворон, и все они ждут его капитанской смерти…
Капитан… Два месяца был капитан, а потом…
А что, если вылететь на трассу, как снаряд от стингера? И будь, что будет.
Вот уже и последний спуск, за ним подъем и трасса. Если разогнаться, то можно представить, что это не машина, а «Ми-8». А там будь, что будет…
Ведь, что терять? Совесть? Честь? Звание? Может, семью? Все уже потеряно, ничего не осталось.
Но мощности у автомобиля не хватало. Впрочем, какая разница?
Васин закрыл глаза, и старенькая «Таврия», невзирая на знак «Уступи дорогу», вылетела на оживленную трассу. В очередной раз жизнь пронеслась перед глазами.
Рождение, юность, Иркутское летное училище, молодая жена, сын, служба в разных гарнизонах, трибунал, смерть…
-Разжаловать капитана Васина в лейтенанты! - услышал он голос сверху, и яркий солнечный свет залил салон машины…

…Когда свет рассеялся, Васин лежал на животе, уткнувшись лицом в землю, между бетонным забором и стеной своего дома. Остроконечный тополь над его головой перешептывался сухими листьями. Под тополем столпились люди, но никто не смел прикоснуться к Васину.
-Поднимите меня! - попросил он. - Я хочу встать.
Но люди с опаской смотрели на него.
-У него голова разбита, - услышал он их перешептывание. – Господи, ужас какой! С такой высоты железяка на него упала! Зачем он в окно полез? Он же с Валей в разводе давно… Вот, до чего водка доводит…
Не дождавшись помощи, Васин поднялся, и увидел свое тело, бездыханно лежащее на земле. Почему-то не испугался, а поспешил перевести взгляд на крышу дома, туда, где по расчетам должна была крепиться железяка, оценил высоту, и уже после этого посмотрел в окно второго этажа. В окне  увидел сына. Максим смотрел на него с опаской и злобой.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Потом Максим задернул штору.
Васин еще долго смотрел на пустое окно. Прибежала Валентина, увидела его, лежащего на земле, побледнела, закрыла лицо ладонями и зарыдала…
-Доктора уже вызвали, - шептались люди. – Но, похоже, уже поздно…
Васин не смотрел на них, он смотрел на задернутое шторой окно.
-Извини, сын, - сказал Васин, после долгого молчания. – Теперь ты сам по себе…
Он немного постоял под тополем, потом достал сигарету, закурил и направился к стоящей недалеко «Таврии».
Спустя десять минут был возле гаража Иван Ивановича.
-Как поездочка? – улыбался Прокопов, наблюдая за тем, как Васин выбирается из машины. – Полегчало?
-Полегчало… - ответил Васин.
-Я тебе вот что скажу, - сказал Иван Иванович. – Дважды умереть могут только герои. Так, что я тебя уважаю!
Васин молчал, сказать было нечего, да и не нужно. Нельзя умереть дважды. Тем более, если смерть твоя случайна и к тому же нелепа. Все сложилось так, как должно было сложиться, и уже ничего не исправить...
-Ладно, закрывай, гараж! – хлопнул его по плечу Иван Иванович. – Застряли мы здесь, брат, видимо, надолго. Меня ведь в коробочке через весь Союз сюда тащили. Спрашивается зачем? Вот и сам не знаю. Коробочка-то пустая была – ничего от меня тогда не осталось. Так что, брат, не горюй, вместе как-нибудь прорвемся.
Он положил руку Васину на плечо, и они зашагали по раскисшей пригаражной дороге.
-Я тебе тут одну историю расскажу, - по-отцовски начал Иван Иванович. – Послушай…
«Жил-был человек, который любил небо.
Утром вставал – смотрел на небо. Работал - смотрел на небо. Засыпал – смотрел на небо.
Его любили, а он смотрел на небо. Обижали – он смотрел на небо. Били и топтали ногами, а он смотрел на небо. Убили человека, и вот он попал на небо.
Все вокруг ходят, восхищаются, как на небо хорошо, спокойно и красиво, а человек сидит на краю неба и с грустью смотрит на землю…»

Фигуры Васина и Прокопова постепенно удалялись, пока совсем не растаяли в уныло моросящем зимнем дожде.

О.К. 2011 г. Ночь Пасхального воскресенья.