– ...ты пойми: они же нас как баранов на бойню гнали! Пока мы нужны были – всё
просто: подбили – горишь – попадаешь в госпиталь, получаешь документы новые,
танк, экипаж – и дуй на фронт. А в сорок четвёртом перестали люди возвращаться.
Нам объясняли: мол, переведён в другую часть... И вот подбили меня последний
раз в марте сорок пятого. Сорок пятого! Экипаж погиб... Дуся! Скажи ты им,
почему День Победы – самый чёрный у нас!
– ...Потому что я войну майором закончила, а ты – капитаном!
– Да был я майором, целый год! Разжаловали опять в лейтенанты за деревню, что с
хода не взял. А могли и расстрелять... А если кроме шуток?
– Зачем ворошить это всё?.. Рассказывай, если хочешь.
– Ну, выписываюсь я из госпиталя. Говорят: чеши «шнель»* в канцелярию! «Шнелю»
я в тапочках через двор, с формой подмышкой. Баба-сержант в окошке (век рожи её
не забуду!): «В шестой кабинет идите». И только я вошёл – дверь железная за
мной – клац!.. Двое суток меня в этой мышеловке держали, без воды-без еды. Потом двое «малиновых»** пришли: сорвали погоны, ордена, зубы выбили... Утром поволокли на вокзал. Там тыщи две народу: все рваные, битые... И рота охраны, с
овчарками. Затолкали нас в теплушки, как сельдей в бочки: не то чтобы сесть-
лечь – дышать тесно! Наутро перекличка: десятка три трупов вынесли (раненые
ночью так стоя и поумирали).
Едем. По утрам выносим трупы, хороним. (Однажды полковник один, пехотинец,
сорвался: «Что же вы, братцы, мать вашу, творите?! Я от границы до Волги и
обратно до Германии дошёл!» Его тут же очередью – и в яму. С того дня мёртвых
так оставляли на насыпи лежать, до самой границы.)... Ну? Будем здоровы?..
Хха!..
В день давали две буханки хлеба и ведро воды на теплушку... Видал в кино, как
хлеб ниткой делят? Вот и мы так... Водой, в основном, раненых поили. И – стоп!
Шумно: большой город. Воду и хлеб нам ночью кинут – и сразу закрывают, чтобы мы
чего лишнего не увидели. И так неделю. Вдруг вечером такое началось! Взрывы,
вспышки в пол-неба!.. Это, Миша, салют Победы был. То есть, нас в Москве по
тупикам нарочно держали, гады. Чтобы мы, изменники Родины, прочувствовали...
Мы в щёлки смотрим: с обеих сторон такие же составы. Одни изменники! Сначала мы
хохотали, орали как ненормальные, братались. Потом дошло: Победу-то у нас
украли... Стали мы кричать, правды требовать. Все вагоны, все составы. Ну,
подошла охрана, дёрнули человек по пять, кто ближе был, и увели. Потом: тра-та-
та-та! Через час выдали второй раз хлеба с водой, литр спирта. И покатили мы за
Урал... Давай ещё по стопочке, что ли...
– Твоё здоровье, Коля!
– Будем!.. Хха!..
Приезжаем: избушка посреди ничего, конвой. Принимающий взвился: «Как так:
триста душ, мать-перемать?! По списку вшестеро должно быть!» А наш майор ему:
«Естественная убыль. Из-под самого Магдебурга пилим!»
– Какая, прости, убыль?
– Естественная, Миш. Как в стаде... Ну чего ты, Дуся! Шла бы ты к женщинам, на
кухню, ей богу, чем слёзы тут разводить...
– Но мы-то считали, ты на заработках был!..
– Можно и так сказать: за пять-то лет только по зубам раз тыщу заработал. Дуся
уведомление получила, но молчала. А сама всё в Москву ездила, пока до приёмной
Калинина не добилась, потом до Шверника***. Если бы не она, – мы с тобой сейчас
не выпивали бы... Ну, за Победу?
_
* быстро (нем.)
** Служащие в войсках НКВД, а затем НКГБ СССР сначала имели знаки различия и околыши на фуражках малинового цвета, позднее - синего.
*** Председатели Президиума Верховного Совета СССР Калинин М.И. (1938-1946), Шверник Н.М. (1946-1953, также ответственный «за реабилитацию репрессированных при Сталине»)
2005-2010