Е.К.
Дождь рисуется пунктиром
Серой клетки на стекле,
Расстоянья до тебя неодолимы.
Таракан скорбит над сыром,
Лижет водку в хрустале,
Одинокий, падло, рыжий, нелюдимый.
Можно было б постараться
Сигареткой приложить,
Перебить его соплёй, да неохота.
Деформатор декораций -
Так бы бога обложить,
Да ещё нашлёт рогатую пехоту.
Блеск рассветных перфомаций,
Как у всех холостяков:
Водка, бог, стакан, сырок и сигарета.
Таракан, не ждя оваций
И наветы остряков,
Поблевать, видать, помчался к туалету.
Три тоски в пустой квартире,
Креп и тлен смешных потерь, -
Только страсть застолий пикника обочин.
Мы, расстрелянные в тире, -
Бог и я, и этот зверь,
Гасим водкой муть душевных червоточин.
Чтя лимиты оскудений,
Верить в мудрость божества -
Воровской удел убогих и блаженных.
Бог не слышит оскорблений,
Прусаку все трын-трава,
В городском чаду три маленьких Вселенных.
Снова здравствуй, животинка!
Смой с лица тоску обид
Ослепительною русскою слезою.
Мы тут, с богом, под сурдинку
Гложем счастья эбонит,
Наслаждаясь сигаретной бирюзою.
Чур, прусак, не набираться,
А то, больно суетлив,
Будь, как этот бог, осанист и вальяжен.
Нежность наших грешных граций -
Для души аперитив,
Только эту нежность и не вспомнить даже.
Вот и мыслим, созерцая,
Бог и я, и таракан,
Созерцаем я и бог, прусак резвится.
Ну, и жизнь пошла какая,
Что спасает лишь стакан
Удивительно-живительной водицы.
Развращая кротость рая,
Клея память кинолент,
Пьём тоску под серый дождь в минорной ноте.
Кто из нас, перевирая
Каждый выбранный момент,
Искажает бытиё, прусак не в счете?
Этот гад утоп в бокале,
Остаёмся я и бог.
Ты, опять же, далека, но не забыта.
Маета пустых реалий
И забвения итог:
Я и бог на дне разбитого корыта
Апрель 2009