Я с победой домой возвращался,
Всю войну воевал – тьма наград.
Только дом на горе показался –
Закурил, ну, а руки – дрожат.
Не с гостей, это да, ну а всё же,
В вещмешке нёс немецкий трофей.
На себе ловил взгляды прохожих,
Что ж, «пехота», шагай веселей!
Подхожу к своему, значит, дому,
Что срубил перед самой войной,
Во дворе всё, смотрю, по другому,
И журавль у колодца иной.
И в предчувствии сердце забилось,
Как в атаку я в сени шагнул,
Зацепил там ведро – покатилось,
На себя в избу двери рванул.
На кровати накидка из кружев,
Мне навстречу метнулась жена.
Что ж жена, говорю, встречай мужа!
Я пришёл! Побледнела она.
У окна, за столом, по хозяйски
Жирный боров сидит, не таясь –
Тыловик, раз в костюме гражданском,
А в глазах у него – неприязнь.
Я за ворот рванул гимнастёрку,
В горле – ком, сердце стало шалить.
И на стол из мешка – поллитровку,
Что ж, хозяйка, давай закусить!
Она к шкапу бежит, как бывало,
Подаёт мне гранёный стакан,
Выпил я, а в груди запылало,
Как в бою, от полученных ран.
– Тыловик, ты устроился ловко!
При солдате изволь, сука, встать!
Это ж, значит, пока я с винтовкой,
Ты с чужою женой мял кровать.
Ну, а ты, стерва, так ждала мужа?!
Мне бы лучше погибнуть в бою!
Ведь тебе стал я лишний, не нужен!
Ублажила ты похоть свою?!
Хрястнул я поллитровкой о конник,
Как гранатой – осколки вразлёт…
Я живой, а для бабы – покойник,
Оказалось, другой здесь живёт.
Я ушел, в сердце боль укрывая,
По селу шел в завесе наград,
И лишь знала трава луговая,
Как, упав, горько плакал солдат.