Лягушки лижут ржавчину на стрелах.
Царевна-жаба жабры девок смелых
(до полных лёгких) душит.
Звёздных дынь
душистых семки падают на спинки
белесых горбунков – кульков-трусов.
Песок лежит запятнанной косынкой,
и травка шебуршится о рассол
воды.
Кисельный берег неба самолётный
икотный след лакает. На цепи
бельчонок ходит по останкам лодок
и нежно шепчет: «Встань. Проснись и спи
наружу снами»….
Озеро в диване
лепечет что-то сладкое.
Лежать,
врастая в ил.
Надрывно ждать Ивана,
намазывая йодом рёбра.
Гладить чад
жирафов клубодымных.
Руки-реки
впадают в Кукиш – океан шестой.
А по стене идут за солью к грекам
емели-тени.
Шевеля листвой
небритых стен, сквозняк снимает шкуру,
ложится рядом тихо голышом…
Царевна-жаба шепчет: «Дура-дурой»
и прячет зенки в алый капюшон
из страшных снов, где вся вода – безмолвна,
где рыбы-кони свои кости жрут,
где ловит хвост бельчонок, мелкий шут,
и тёмный молне-бог куёт из молний
не стрелы – камни:
девы на ладони
их вяжут – и ныряют в чёрный пруд…
... и на диване – выемки и семки
не звёзд – ресниц падучих.
И под стенкой –
лягушка сонно держится за грудь.
