и звёзды скроются в тяжёлых облаках,
а ночь, как полоумная жена,
с кривой ухмылкою застынет на устах.
Когда она, уставшая, уснёт,
хрустальные капли стукнутся в ночи,
я осторожно выхожу на белый лёд,
на реку, там, где чёрные бьют ключи.
Над этим льдом, в кромешной тишине,
я ясно слышу, как скрипит река,
как дышит её грудь в глубоком сне,
как хороша небесная тоска.
Потом я возвращаюсь снова в дом,
к горячей печке, там, где бледный, словно смерть,
меня встречает мой ревнивый гном,
за то, что реку вышел посмотреть.
И мы ругаемся, швыряю я в него
тяжёлою с плиты сковородой, и гном шипит,
вся сущность то его,
чтоб был всегда я мёртвый, не живой.
Не смел ходить на реку и дышать,
ступал бы так, как он мне приказал,
как разрешил пользительно мечтать,
из радости создав большой вокзал.
Он прогоняет скорые поезда,
которые свистят на всех парах,
он в гневе заставляет до утра,
считать все рельсы при прикрученных болтах.
Он знает, что я снова выйду вон,
на следующую ночь опять к реке,
и с каждым разом злее его гомн,
- фонарь сжимает крепко в кулачке.
Нам не ужиться, ведаю верно я,
река меня смогла околдовать,
- накинута цепочкою змея,
уж ждёт теперь, когда я лягу спать.
А на реке впелелися камыши,
на долгое терзание в крепкий лёд,
серебряной дорожкою дрожит
луна, и снежный след по ней грядёт.
15 ноября 2009 г.
С-Петербург