Вот теперь моя жизнь стала не только удивительной, но и прекрасной. Чувство, которое в течение длительного времени было хоть и сладостной, но все же пыткой, стало благословенным даром. Я почувствовала это сразу. Мне стало везти во всем, проблемы находили свое решение, а желания исполнялись. Так как вся моя теперешняя жизнь была связана с реализацией проекта «Кремерз Хаус», то самые существенные изменения были связаны именно с ним. Сразу же после Рождественских праздников нашлось помещение для магазина, отсутствие которого задерживало весь ход моих планов. Оно было таким и в том месте, о чем я мечтала. Макс быстро оформил сделку. У меня сложились прекрасные отношения с Бетти; она помогла найти способного молодого дизайнера, предложившего проект с учетом всех моих пожеланий. Я даже не побоюсь сказать, требований. И работа закипела с удвоенной силой.
Меня необыкновенно радовал Алан. В ювелирных шедеврах Мишани он находил стимул для собственной фантазии. Ему удавалось просто и оригинально обыгрывать красоту золотых форм и блеск камней в тканях и линиях одежды. Незаметно для себя он создал, по существу, свою новую коллекцию, которую и ему и мне не терпелось вынести на суд зрителей. И вскоре случай представился.
Хотя вначале я сомневалась, нужно ли мне участвовать в этом показе. Мне казалось, что я ухожу от своей основной темы: ювелирный дом с сетью магазинов. Показы же ювелирных коллекций с моделями одежды я рассматривала как рекламный трюк, способствующий лучшему принятию моего недешевого товара. Но Макс убедил меня, что этот первый опыт ни к чему меня не обязывает, так как «Кремерз Хаус» еще никому неизвестен, а если будет успех, то при открытии салона это станет прекрасным ходом. И он, как всегда, оказался прав.
Все это время я жила в атмосфере нескончаемого праздника: я просыпалась счастливая и засыпала с этим божественным чувством. Куда-то далеко-далеко ушли все мои страхи, неуверенность, сомнения. Я смотрела на мужчину, который, как прежде, везде и всюду был рядом, и удивлялась тому, как раньше мне могло придти в голову обвинять его во всех смертных грехах. Ведь это он творил ту самую атмосферу счастья, в которой я пребывала.
И все-таки оставался гнусный червячок сомнений и страхов, который поначалу потихонечку подтачивал мое спокойствие, а потом выгрыз в нем огромное гулкое пространство, заполненное только одной мыслью, бьющей как колокол: как мне не потерять Макса. Само собой, предрасполагающих к этому причин было множество, но самым реальным была я сама. Мне казалось, что я даю ему гораздо меньше, чем он мне. Во всем.
За время нашего знакомства черты каких только героев английской литературы и поп-культуры, олицетворяющих мои понятия о мужских достоинствах, я ему не приписывала. То наряжала его в Дарси, то сам он добровольно сыграл роль Рочестера. Сойдясь же с ним, поняла, насколько было ошибочно мое представление о нем как о Бонде, для которого женщины были только красивыми эпизодами, необходимыми для придания законченного образа киношному супергерою.
На самом деле Макс – мужчина, ни минуты не мыслящий себя без женщины, в свое время беззастенчиво пользовавшийся ее слабостью, но при этом дававший ей радость видимости обладания им. Теперь, когда я узнала его поближе, мне четко рисовался образ английского варианта Вальмона, родившегося на триста лет позже галантного века и дожившего до пятидесяти только благодаря тому, что взгляды общества на понятия женской чести и мужского достоинства в наши дни девальвировались почти до нуля. Какая к черту могла быть жена и счастливая семейная жизнь у мужчины, наделенного природой колоссальной сексуальной притягательностью и мощнейшей энергией, которой он был обязан делиться со всеми страждущими его?
Но оказалось, не так-то просто быть подругой такого умудренного жизнью Вальмона, пусть даже в конце концов на него снизошла божья благодать – сильнейшее чувство к этой самой подруге. И все, что когда-то Вальмоном было не востребовано, все, что считалось глупой болтовней, женским капризом, ненужной тратой времени и душевных сил, все обратилось в сердечные муки и томления, нежность, заботу, чувство окрыленности, а иногда и взрывы ревности, переходящие в сладостные мгновения примирения.
С одной стороны, я была счастлива как всякая женщина, ставшая смыслом жизни любимого человека. И если раньше моя семейная жизнь представлялась мне бесконечным ратным полем, где я в полной боевой амуниции отстаивала свои права, то любовь этого мужчины ассоциировалась с огромным безграничным океаном, в коем растворялся, как мне виделось, маленький ручеек моих душевных сил и физических возможностей. И если в повседневной жизни я с удовольствием и наслаждением купалась в этом звенящем море его любви, то в постели меня навязчиво преследовало чувство неполноценности. Это и был тот самый страх, который мне то подленько нашептывал, то кричал в самое ухо, когда я пыталась его не слушать, что я скоро надоем своему Вальмону, что мне его нечем удержать.
Безусловно, у этого страха были основания меня терроризировать – ведь вся красота, чувственность, все разнообразие интимных отношений до сих пор были от меня скрыты. Тогда как для него заниматься любовью было так же естественно, как дышать или есть. Он был готов к этому двадцать четыре часа в сутки, добивался этого, когда хотел, и выкладывался полностью каждый раз, как в последний. В постели он был царь и бог. И меня не покидало ощущение, что он относится ко мне как к любимой, но все же игрушке.
И вот на этом фоне повседневных забот и внутренних переживаний я заметила, что Макс, прежде не контактировавший с Мишаней, стал наведываться в его кабинет, что-то с ним тайно обсуждая. Хотя я была по горло занята работой в своей мастерской и с Аланом, покупкой помещения для магазина, все же нашла время, чтобы выведать у Мишани, какие такие секретные дела творятся в моих владениях. Мишка отнекивался недолго.
– На самом деле хорошо, что ты будешь в курсе. Твой (только так Мишаня называл Макса) попросил сделать для тебя колечко. Спрашивал, что тебе больше нравится, какие камни нужны?
Так вот как ты хочешь заставить носить бриллианты! Даю тебе слово, что твой подарок я буду носить всю жизнь. Но если ты думаешь, что только я буду удостоена такой чести, то ошибаешься...
– Миша, и что же ты ему предложил?
– Да мы как раз это и обсуждали. Он хотел точно знать, что тебе больше нравится. Я показал пару на выбор, но он пока не решил. – И Миша положил передо мной несколько моделей. Они, к сожалению, совсем не соответствовали тому, что я задумала.
– Нет, Мишенька, это все не то. Сконцентрируй все свои способности, вывернись наизнанку, но сотвори мне такое чудо, в какое можно было бы вставить камушек не меньше карата, и какое с одинаковым успехом мог бы носить и мужчина. Миша, мне нужны два совершенно одинаковых кольца, для себя и для него.
– Кать, ты думаешь, он того, предложение тебе решил сделать?
– Мишенька, чтобы выйти за кого-то замуж, сначала нужно развестись с Павлом, чего в моих ближайших планах нет.
– А Пашкины планы кого-то интересуют? – Пробурчал Мишаня, решив выступить адвокатом моего мужа. На этом наш разговор закончился бы, если бы Миша не озадачил меня вопросом, -- Кать, а твой нам того, кислород не перекроет? Ну, если ты ему откажешь?
Я уже хотела было завестись: с какой, мол, стати – но тут вспомнила, что Мишаня, а, следовательно, и весь остальной коллектив пребывают в полной уверенности, что мастерская финансируется моим богатым приятелем, адвокатом мистером Ландвером. Поэтому мои взаимоотношения с ним так взволновали Мишаню.
– Нет, не перекроет. Я скажу, что мне нужно время подумать. А думать буду долго.
Замуж, за Макса? Мне это нужно? Нет. А ему? Уверена, тоже нет. Вальмон может влюбиться, но жениться – никогда. Так что нечего забивать себе этим голову.
Макс преподнес мне свой подарок к нашей первой милой дате: мы были вместе ровно месяц. Каково же было его удивление, когда в ответ я подарила ему точно такое. Мне редко удавалось его чем-то удивлять, поэтому обожала такие мгновения, когда могла дать ему хотя бы столько же, сколько он мне.
В тот вечер мы были в театре. Всем известно, как трогательно и бережно англичане относятся к своему культурному наследию, особенно к Шекспиру. Мы смотрели «Ромео и Джульетту», в самой что ни на есть классической постановке. Если честно, я никогда не любила именно это творение великого мастера. Могу даже сказать, почему: сначала слишком сильная любовь, а потом слишком печальный финал. Ну, не нравились мне никогда трагедии! И сегодня я пошла только потому, что совсем забыла спросить у Макса, а на что мы, собственно говоря, идем.
Удивительно, но знакомый с детства сюжет, без всяких модерновых условностей, осовремененных штучек, притянутых за уши метафор, поразил меня своей болью в самое сердце. Хотя нет, был один режиссерский ход, перевернувший всю душу, показавший истинную глубину моей собственной любви – умело вставленная музыка другого гения, Прокофьева.
Все еще пребывая в своих мыслях, я сидела совершенно опустошенная на диване в гостиной, бросив руки усталыми плетьми, когда Макс подошел ко мне и попытался поднять. Я всегда отвечала на его желания, потому что не меньше, чем он, хотела этого, но сейчас мне требовалось усилие. Мои руки тяжело и бессильно выскользнули из его рук так, что он не смог их удержать. И в этой плотной тишине, созданной нами, нас оглушил звон упавшего с моей руки кольца. Оно закатилось далеко под диван. Это был прекрасный повод отойти от одних переживаний, чтобы через мгновенье полностью отдаться другим. Я улеглась на диван, сказав, что устала настолько, что ему придется двигать его вместе со мной.
Что я обожала в Максе, плюс ко всем его прочим достоинствам, так это умение моментально включаться в любовную игру, если это хоть в какой-то мере приносило мне удовольствие. В глубине его глаз вспыхнули огоньки, которых я когда-то так боялась, но сейчас они мне говорили: «я надеюсь, ты понимаешь, чем тебе придется расплачиваться за сомнение в моих силах и за то, что сумела улизнуть от меня...»
И действительно, легко отодвинув от стены один конец этой громоздкой махины, перегнувшись через спинку дивана, уже через секунду он одевал мне на палец сбежавшее кольцо. Но вот дальнейшие его действия привели меня в полное замешательство, потому что я уже приготовилась к расплате, а он, скрывшись за спинкой дивана, не спешил оттуда вылезать. Вместо этого послышалось методичное постукивание. Пауза затянулась.
– Макс, что ты там делаешь? Клад ищешь? – Что еще может спросить в подобной ситуации даже самый умный человек?
– Ты угадала...
–Знаешь, что мне в тебе нравится? Редкое сочетание железного прагматизма взрослого мужчины с неуемной детской фантазией.
Он не спеша поставил диван на место, а потом, укладываясь прямо на меня, тихо сказал:
– Я хочу тебя с железным прагматизмом взрослого мужчины, сделаю это с неуемной фантазией, и совсем не по детски.
Макс слов на ветер не бросает, и сейчас он превзошел самого себя.
Мы лежали в спальне, отдав друг другу все силы.
– Тебе хорошо? – Обычный вопрос для мужчины, желающего удостовериться в своих возможностях. Но только не для него. Он знает, что женщине всегда с ним хорошо. Может быть, волнуется, что перестарался в своих фантазиях, и теперь беспокоится о последствиях?
– Да.
– Тогда что же?
– Максимушка...
– Откуда ты знаешь, что так звала меня мама?
– Не знаю. Мне просто хочется тебя так называть. Максимушка, родной мой, ты меня так любишь... Ты столько мне даешь... А я?
– А ты даешь мне эту возможность – тебя любить.
– Но этого мало.
– С тобой мне больше ничего не нужно.
Я приподнялась на локте, покрывая его грудь поцелуями.
– Учи, слышишь, всему учи... Я так хочу ...
Утром мы отправились на встречу с дизайнером, чтобы обсудить предлагаемый им проект отделки салона. Садясь в машину и закрывая дверь, я больно ударилась кольцом о ручку.
– Так что ты там говорил о кладе? – Я задала этот вопрос по ассоциации, желая настроить его на определенный лад, и тем самым получить еще один поцелуй. Но Макс, как никогда, был серьезен.
– Самоэля не зря называли Бриллиантовым королем. Ходили слухи, что часть самых лучших камней со своих рудников он припрятывал.
– Зачем? – Удивилась я.
– Как зачем? Во-первых, бизнес. Продаст такой неучтенный камушек, а деньги в карман положит. Во-вторых, на черный день. Мало ли, что может случиться: потоп, землетрясение, революция. Такие камни со временем в цене только растут. Когда мы работали над завещанием, я у него спросил напрямую, правда ли это.
– А он что?
– Удивительно, но он подтвердил: «Как еще я мог возместить те огромные налоги, которые платил государству?» Тогда я его спросил, получит ли их наследник.
Я замерла.
– Знаешь, что он мне ответил?
– Что? – Прошептала я.
– «Получит, если пропустит через свое сердце простую истину, что ничего в этой жизни просто так не бывает. Что за все нужно платить».
Мы оба молчали, думая каждый о своем. Макс – о кладе, а я – о том, что мне-то как раз эта истина хорошо известна. Только я никогда не забывала вторую часть этой аксиомы: за плохое – расплачиваться, за хорошее – получать награды. И еще о том, что мне вполне хватает того, что оставил Самоэль и без этих бриллиантов.
– Я дважды делал ремонт в квартире. – Продолжал Макс. – В первый раз через год после его смерти. Обдирал плинтусы, менял полы, рамы, подоконники, простукивал стены, мебель. Но все безрезультатно. Второй раз, когда узнал о твоем существовании.
Тут мне вспомнился его удивленный взгляд, когда я раскрыла перед ним содержимое банковского сейфа с «испанским наследством». Так вот что он ожидал там увидеть!
– Макс, знаешь, по-моему, я нашла самый большой и самый чистый из тех бриллиантов, что мне оставил Самоэль ...
Он резко повернул ко мне голову в ожидании разъяснений.
– Это ты.
Я получила свой поцелуй, и не один.
К концу месяца состоялся показ, прошедший с огромным успехом. Публика хотела красоту, изящество, стиль, упакованные в оригинальные идеи художника. И она их получила сполна. Все модели были раскуплены в кратчайшие сроки, что являлось самым ощутимым показателем успеха, вне зависимости от того, что про нас напишет Мили Эдвардс. Но и ее отзывы состояли только из восторженных слов. Алан был на седьмом небе от счастья, от того, что сумел отстоять себя, показаться в новом качестве и утереть нос Мили. Я же была благодарна ему за то, что с его помощью заявила о себе и вошла в мир высокой европейской моды.
На этой благоприятной для меня волне мы запустили широкомасштабную рекламную компанию к открытию первого магазина «Кремерз Хаус». Безусловно, она была построена на трогательной истории русской Золушки, ставшей в одночасье одной из самых богатейших женщин Европы. Макс сперва был против упоминания его имени в этой душещипательной истории, но уступил под напором моих железных доводов: никакая, дескать, сказочная история не обходится без феи или доброго волшебника, а в этой он и являлся таковым. И именно его присутствие и желание превратили сказку в реальность.
Только на состоявшейся презентации я поняла, какой огромный объем кропотливой работы он проделал, чтобы привести меня к успеху. Большинство из этих известных, богатых, высокопоставленных людей пришли сюда ко мне не как к модной штучке, разрекламированной по всем правилам пиарного искусства, а как к хорошей знакомой, чтобы порадоваться вместе со мной осуществлению моей мечты.
– Если бы ты знал, Максимушка, как я благодарна тебе. Ведь весь этот праздник сотворил ты. Без тебя ничего бы не было. – Мы стояли, обнявшись, в опустевшем помещении салона, где только что отзвучали музыка, смех и пожелания удачи. – Разве полтора года назад я, смешная и наивная женщина, могла себе представить, что буду принимать поздравления от всех этих известных людей, разговаривать с ними на равных, выслушивать их болтовню, при этом страстно желая, чтобы все побыстрее закончилось, и я смогла бы вот так остаться с тобой и сказать, как я благодарна тебе.
– Это – все ты, ты сама. Я просто стоял рядом и направлял тебя. Ты сама не знаешь, какая ты...
– Макс, я едва ли не всю свою жизнь прожила без тебя, и была никем. Мне казалось, что и все оставшееся мне время я буду прозябать без любви, без тепла, без радости. Ты дал мне вторую жизнь... – Но он, не дослушав меня, освободился от моих рук. – Куда ты?
Через мгновение раздался шум задвигающихся жалюзей, а потом погас свет. А еще через мгновенье я снова оказалась в его объятьях.
– Так что ты там говорила про любовь и благодарность? Как это по-русски, благодарность любви или любовь благодарности? – Изощрялся он между поцелуями в своем знании русского. – Короче, я заслужил награду?
– Да. – Теперь раздался треск раскрываемой им длиннющей молнии на моем платье.
– Тогда скажи мне...
– Что, радость моя? Что мне хорошо с тобой? Что ты лучше всех? Что я не могу жить без тебя?
По его невнятному стону я поняла, что использовала все три попытки не верно.