Белая колея огибает арку,
Торит февраль белым снегом дорогу марту,
Воротники подняв, семенят под этим
Белым покровом люди, резвятся дети.
Голову запрокинув стою под снегом,
Белое чернотой расплылось по векам,
И когда, над землей, крестом проплывает ворона.
Вижу в ней челн и силуэт Харона.
В липком безветрии белые кружат перья,
Тянутся в верх столбы, фонари, деревья.
В белом зима дает хоровод прощальный,
Нет лишь тебя в круговерти ее печальной.
2
Голову запрокинув стою немая,
Так ли мне все это нужно не знаю точно,
Я тишине, звенящей в ушах внимаю,
На белом, белья белее, чернею точкой.
Третьи сутки кряду ты мне не снишься,
Щурюсь во тьму, тебя разглядеть пытаюсь,
Третьи сутки в парке сливаюсь с тишью,
Гулкой квартиры, постели пустой пугаюсь.
Падает снег. Фонари мигают подслеповато
Там, где ангелы в мраморных тогах стоят на страже.
Едва покачнутся ветки под тяжестью снежной ваты,
Чувствую, это ты мне рукою машешь.
Это ты мне шепчешь. Слух напрягаю рьяно,
В землю вросла и ног ледяных не чую,
Чудится мне, от бессонницы полупьяной,
Это твоя душа меж ветвей кочует
Ни ветерка, лишь суетятся белки,
Льются снежинки мертвой водой по коже.
Белым волчонком жмется зима к коленке
Все понимает, только сказать не может.
3
Помню, как хоронили,
Пели Вечную Память,
Крест на твоей могиле –
Все ,что могу поправить.
Да сторублевку нищенке
Сунуть, поторопившись:
«Помолись о Димитрии
В безумии самоубившемся».
4
Так по-дантовски: впотьмах
Перед образами,
Ангел о стальных крылах
С желтыми глазами.
Поверх взора моего
Смотрит не мигая,
Как латунный шлем его
Голова седая
Шепчет, тьмой размытым ртом,
Блеклыми губами:
«Помнишь, бурю под мостом,
Мы пережидали?
Полнолуния прицел,
Терпкий мрак июля.
И на вскинутом лице
Метку поцелуя?
Шаром молния неслась –
Бесовская лампа,
И наотмашь били нас
елочные лапы.
Как на черный свитер твой,
Сыпались иголки?
Я когда-то был живой,
Но не очень долго…
А теперь сыра-земля
Наши звезды прячет».
И глядится сквозь меня,
И кричит, и плачет.
