После своего второго пришествия я попросила Макса дать мне какое-то время на передышку, и он, учтя мои пожелания, устроил тур по Лондону. Мы ходили по всем тем историческим достопримечательностям, какие посещают туристы, с той лишь разницей, что у меня был индивидуальный гид, и мы не «щелкались» на каждом углу. За эту неделю он просто до смерти ухандокал меня экскурсиями по всевозможным музеям, выставкам, соборам, дворцам. А по вечерам мое знакомство с городом, где я предполагала провести ближайшие несколько лет своей жизни, расширял и углублял посещением театров, преследуя, безусловно, еще одну цель – полное погружение в английскую речь. От каких-либо других развлечений я отказывалась, а он не настаивал.
На очередном театральном представлении, куда мы пошли после ужина в маленьком ресторанчике, Максу приходилось периодически меня подталкивать, чтобы я не так откровенно клевала носом. Но в машине моментально отрубилась. Проснулась от странного ощущения, что приятно и легко качаюсь на морских волнах, в то время, как мои ноги почему-то трепыхаются в пустоте. Как не тяжело было открывать глаза, любопытство все же пересилило. Оказалось, что Макс со мной на руках поднимается по лестнице. В лифт, видимо, в таком положении я не умещалась.
Сильные мужские руки, чуть показавшийся ежик щетины на щеке, тонкий приятный запах парфюма, и эти губы, к которым так захотелось прильнуть.
Ну, прильнешь, а дальше что? Ну, получишь удовольствие, а дальше? Он и так имеет над тобой слишком большую власть. Ты держишь его при себе только потому, что у тебя нет другого выхода. Признайся, что ты его боишься, как боишься любого мужчину. А для этого Бонда ты, как и все остальные, всего лишь милый эпизод, наивная женщина. Ну, и что из того, что у тебя есть миллионы? Он с удовольствием поможет тебе их прожить. А когда надоешь, поменяет на другую. Станешь отработанным материалом. Убедила? Тем более что Самоэль завещал их совсем с другой целью.
Когда Макс поднялся на последнюю ступеньку лестничного пролета и подошел к двери, я уже нашла в себе силы сказать ровным и спокойным голосом:
– В следующий раз, когда я усну в машине, разбуди меня. Я дойду пешком.
Он поставил меня на пол. И я, чтобы не видеть его разочарованного лица, повернулась к нему спиной, доставая ключи из сумочки.
– Кэтрин, ты так сладко спала.
– Хорошо. Но в следующий раз сделай, как я просила. Спокойной ночи.
А потом началась настоящая учеба, в полном смысле этого слова. С утра английский: два часа грамматики, два часа разговорный. Перерыв. Домашнее задание. Еще один перерыв. Три часа английский по специальности и чтение специальной литературы по ювелирному искусству и драгоценным камням. Два раза в неделю посещение спортзала. По воскресеньям утренние пробежки или велосипед. Один раз в неделю массаж и косметолог, ну нужны же хоть какие-то положительные эмоции. Макс не оставлял мне ни минуты свободного времени. Разнообразные выставки, концерты, театры, не важно что, главное язык. Спасибо, что преподавательницу нашел русскоязычную, мою бывшую соотечественницу, много лет прожившую в Англии. Но так ее, видать, запугал, что свой родной русский она вспоминала крайне редко, только в экстренных случаях. А потом, когда я немного освоилась, сменил ее на одноязычную.
В бытовом общении моей наставницей была Мэри. Вначале наши диалоги больше были похожи на пантомимы. Но, и ей Макс, видимо, разъяснил, что ее функции состоят не только в работе по дому, но и в разговоре со мной по всевозможным пустякам, связанным с ведением домашнего хозяйства, моего гардероба и гастрономическим тонкостям.
Специальным английским занимался он сам. Не знаю, для чего он это делал: чтобы сэкономить мои деньги, или чтобы помучить меня? Но мне эта мука была приятна. Нашим отношениям я нашла четкое определение, позволявшее относится к нему с искренней теплотой и принимать его ответные чувства, не переходя той грани, что так пугала меня. Мы стали хорошими друзьями. Я знала, что обманываю себя, но пока меня это устраивало.
Через полгода я обнаружила, что он почти перестал говорить со мной по-русски. Медленно, но верно Макс все же добился своего. Русские слова вставлял в исключительных случаях, когда не мог объяснить мне по-английски, и когда видел мой беспомощный, растерянный взгляд. Но за что я ему особенно была благодарна, так это за тактичность, с какою он поправлял мои ошибки.
Однако посадить меня окончательно в языковую клетку ему не удалось. Через три месяца после разборок с Гранатой ко мне приехал Мишаня. Это время ему понадобилось на окончание работ по заказам и продажу оборудования фабрики. Вырученную сумму он оставил дочери, только что вышедшей замуж. Павлу якобы его долю перевела я. Макс подыскал Мишане приличную квартирку, а я обставила ее мебелью и компьютером с интернетом.
Мистера Ландвера Мишаня принял за того самого человека, который и будет финансировать мой безумный проект. «Безумным» он назвал его потому, что от Мишки, хотя всю жизнь он имел дело с золотом и бриллиантами, всегда требовали неимоверной красоты за минимальные деньги. А тут его не ограничивали ни в чем – ни в фантазиях, ни в затратах. Мне нужна была дорогая красота. Красота и оригинальность, свой неповторимый стиль. Стиль ювелирного дома «Кремерз Хаус».
Еще до его приезда я стала подыскивать помещение для мастерской. Вернее, этим занимался Макс, а я осматривала и выносила решение. Поиски заняли приблизительно месяц, но я нашла то, что хотела. Это была часть одного из этажей трехэтажного здания. Из прихожей, в дальнейшем ее переделали в бункер с камерой для опознавания посетителей, был вход в большое помещение, где можно было расположить все необходимое оборудование и рабочие места. Окон не было, только узкие щели под потолком, что для ювелирного производства весьма кстати. С двух сторон этой большой залы симметрично находилось по две двери в небольшие комнаты. Я их сразу распределила: одна – кабинет Мишани, одна – мой офис, следующая – сейф и последняя – техническая (туалетная).
При оборудовании мастерской стало понятно, какой клад я приобрела в лице Мишани. Он отлично во всем разбирался, знал, что покупать, сколько, на чем можно сэкономить и как все разместить, чтобы было удобно.
После того, как Мишаня немного обустроился, а главное, понял, что от него требуется как от профессионала, встал вопрос о мастерах. Для начала мы решили пригласить ребят из Москвы, за которых Миша ручался, как за ювелиров-универсалов очень высокого класса. Некоторые из них были неплохо устроены и на родине, но не прочь были, как оказалось, поработать и за границей. Поэтому с первого дня, как только мы оборудовали мастерскую, в ней началась работа.
Что касается творческого процесса, то был тут один существенный нюанс. Дело в том, что я, как только начала вынашивать этот фантастический проект, свой ювелирный дом, приняла для себя одно важное и ни при каких обстоятельствах не нарушаемое условие: из стен моей мастерской не выйдет ни одного изделия, которое мне не нравится. Пусть оно будет оригинальным, суперпрофессионально выполненным – но если оно не отвечает моим эстетическим воззрениям и вкусам, то будет безжалостно браковаться. И напрасно Мишаня уговаривал меня, намекая, что не у всех такой тонкий вкус, а найдутся и те, кто будет «писать кипятком», я была непреклонна. И это вызывало у нас самое большое количество споров и разногласий.
Мишаня в ювелирном деле был богом, магом, волшебником. Он мог сотворить абсолютно все, но основным мотивом его фантазий, его «коньком» все же было русское псевдобарокко, по крайней мере, так для себя я определяла его стиль. А мне нужно было что-то абсолютно другое, то чего не было у других. Мне хотелось заявить о себе чем-то особенным, как, впрочем, любому нормальному думающему человеку, независимо от области применения его сил.
Проблема состояла еще и в том, что я не была ни профессиональным ювелиром, ни профессиональным художником, и муки творчества переживала впервые. К тому же я хорошо представляла, что покупателями моих изделий будут не просто богатые люди, а очень богатые. И за эти деньги я должна была предложить нечто такое сногсшибательное, чего они не найдут ни в каком другом месте.
Я начала скупать всевозможные фотоальбомы ювелирных украшений разных народов, эпох, мастеров. Просиживала по ночам в интернете, пытаясь зацепиться хоть за какую-то деталь, которая вывела бы меня на главное направление. Этот безумный поиск продолжался бы до бесконечности, если бы не Макс. Наверное, планида у него такая – выручать меня из всевозможных мною же созданных проблем.
До этого он не особенно вникал в суть наших с Мишаней споров и дискуссий, считая, что это не его сфера интересов. Правда, иногда с любопытством разглядывал меня – как потом выяснилось, его смущали мои покрасневшие от бессонницы глаза и не выспавшийся вид.
Мы сидели в кабинете за столом и разбирали очередную главу принесенной им монографии по определению различных характеристик изумрудов. У него зазвонил сотовый. Максу много звонят, он занятой, деловой человек с большим количеством связей. Половину этих связей составляют женщины. Вот и сейчас позвонила очередная якобы клиентка. Почему «якобы»? Потому что если бы это действительно была клиентка, он вел бы разговор при мне, а так, извинившись, вышел.
Как хорошо, что все уже сказано до меня. Миллионы людей переживают подобные чувства, но только кому-то одному дано вот так просто сказать: «Мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами...» И не надо изобретать никакого велосипеда. Спасибо Вам, Марина Ивановна.
Рассуждая на привычную для себя тему, я поудобнее пристроила руку под голову в ожидании его возвращения и... провалилась. Очнулась оттого, что у меня занемела вся правая сторона тела. Макс сидел рядом в терпеливом ожидании, задумчиво теребя волосы на виске. Увидев, что я проснулась, он начал без околичностей:
– Кэтрин, тебе надо было отменить сегодняшнюю нашу встречу.
– Почему? – Удивилась я. С какой такой стати я должна лишать себя удовольствия видеть его?
– Я не знаю, что ты делаешь по ночам, это твое личное дело... Но...
Продолжить он не смог из-за моего истерического хохота.
– Я сказал что-то смешное?
Конечно, смешное. Я же не интересуюсь, где и с кем он проводит ночи. Я приговорила нас к полной свободе друг от друга.
– Макс, мне стыдно признаться, но я сплю с компьютером.
Он внимательно выслушал мой экспрессивный рассказ о муках рождения собственного стиля, творческих метаниях и идиотских желаниях покорить избалованную публику, но не проявил к этому, как всегда, особого интереса. Только на прощанье с сочувствием посмотрел. А через несколько дней меня разбудил его очень ранний звонок:
– Алло, Кэтрин, я не прервал твои интимные отношения с очень умной машиной?
– Нет, ты прервал мой утренний, сладкий сон.
– Извини, я обычно в это время уже не сплю.
– Макс, ты хочешь, чтобы я составила тебе в этом компанию?
– Не возражал бы. Но я не об этом. Мне только что пришла в голову одна интересная мысль. А что, если тебе снова взглянуть на твое «испанское наследство»?
Макс, умница, светлая голова! Как же я сама об этом не подумала? А не подумала потому, что при упоминании о нем у меня в глазах возникал только один блеск. Его было так много, что я толком и не рассмотрела самих украшений. Да и ни к чему мне это было тогда.
– О’кей, заезжай за мной в девять!
– А занятия?
– Макс, посмотри на часы. Ты звонишь мне пол-седьмого утра. А сам хочешь, чтобы я вырабатывала у себя терпение, ерзая на стуле?
На этот раз я внимательно и придирчиво рассматривала содержимое железного ящичка. Меня интересовала не ценность камней, а форма, в какую мастер их убрал. Для начала я выбрала украшения с изумрудами. Огромные камни насыщенного зеленого цвета в обыкновенной, на первой взгляд, оправе. Но на второй взгляд замечаешь, что эта изысканная простота сотворена мастером ради того, чтобы подчеркнуть красоту самого камня. Никакой вычурности, нелепых завитушек, бриллиантовой крошки и других отвлекающих моментов от самого камня деталей. А вот на серьгах рядом с изумрудом настоящий ювелирный шедевр – золотая роза. Сразу возник рой идей, как можно изменить композицию, что добавить или убрать. Слава Богу, я нашла то, что так безуспешно до сих пор искала! Теперь я знала, что меня ждет успех.
Когда я, радостная и воодушевленная, подлетела к Максу по выходе из хранилища, то застала его в каком-то странном удивленно-задумчивом состоянии. В вытянутой руке он сжимал свой сотовый, не отводя от него глаз.
-- Какие-то проблемы? – Спросила я, кивая на аппарат
– Да нет, пустяки. Ну, а у тебя как дела? Что-нибудь нашла?
– Макс, можно я тебя поцелую? – Я чмокнула его в щеку.
Опять этот дурманящий аромат. Какая сладкая пытка!
В машине я достала коробочку, куда положила выбранные украшения, и передала ему, чтобы он рассмотрел их поближе. Попросила выбрать из нее серьги и одела их.
– Тебе очень идут зеленые камни, – оценил он.
– Я знаю.
– А теперь можно я тебя поцелую?
Он наклонился и нежно поцеловал, но не в щеку, а в шею рядом с серьгой.
Змей-искуситель, опять за свое! Наверное, так ты целовал прошлой ночью ту худющую кикимору, что прямо-таки повисла на тебе...
Позавчера Макс пригласил меня в ресторан по случаю полугода моего «восшествия на престол». Я только отошла к зеркалу, чтобы поправить прическу, как тут же к нему подлетела эта «мочалка». А потом все время, что мы там были, делала ему разные знаки. Вечер был испорчен. Но самое неприятное случилось позже, когда она стала посылать ему сообщения на сотовый, и он, думая, что я ничего не понимаю, быстро расплатившись, отвез меня домой. А сам...
Теперь ты поняла, Катерина, что с таким мужчиной лучше дружить, чем... Чем, что? Не задавай глупых вопросов. Господи, кем и какой надо быть, чтобы удержать такого мужика?
Привезенные мною украшения Мишаня разглядывал довольно долго, и в лупе, и без нее. Я уже сама немного разбиралась в камнях, но мне была важна его оценка не только их, сколько всего изделия, а главное, понравившегося мне стиля.
– Ну, что же, Катюша! Модели совсем неплохие. Есть над чем подумать. Сами камни исключительные, и чистота, и размер. Да к тому же антиквариат!
– Я думаю, Миша, раритет. Век эдак 15-16.
Мишка присвистнул.
– Это тебе того, твой подарил?
Я не сразу поняла, о чем он.
– Ну, этот, твой друг, адвокат?
Мне пришлось утвердительно кивнуть головой.
-- Что же, хороший подарок, – одобрил Мишаня. – Он это купил?
– Нет. Это семейная реликвия. Ты слышал что-нибудь о золоте испанских евреев?
Я собрала драгоценности и пошла спрятать их в сейф. Когда вернулась к Мишане, то нашла его с вытянутым от удивления и восхищения лицом.
– Кать, я вспомнил. Мне несколько лет назад один мой клиент показал статейку из израильской газеты, ну, у них там того, много газет на русском языке выходит. В ней говорилось, что одна богатая, но одинокая дама, завещала государству Израиль драгоценности, полученные ею в наследство от своих предков, испанских евреев. Уж не знаю, чего там было, но оценивалось это...
И он назвал сумму, от которой у него и вытянулась физиономия.
Обсуждая и разбирая эскизы, сделанные Мишаней, мы пришли к выводу, что нужно обязательно сфотографировать оригиналы. Тем более что покупка хорошей фототехники была в ближайших планах: на подходе первые изделия «Кремерз Хаус».
О работе ювелирного производства я знала едва ли не все, но в теории. Павел всегда подробно делился со мною всем, что случалось в его жизни. Поэтому, когда он вошел в долю к Мишане, став его компаньоном, мне не надо было постоянно присутствовать у них на фабрике, чтобы досконально изучить тонкости технологического процесса. Я вместе с ним заочно начала осваивать разные ювелирные профессии. Вначале Паша занимался тем, ради чего Мишаня и взял его к себе: контролем и учетом золота и камней, расчетом цены каждого изделия, а также контролем над мастерами.
Но заказов было много, а рабочих рук не всегда хватало. И мой муж, никогда не чуравшийся никакой работы, потихонечку научился разным подсобным ювелирным специальностям: делал резинки с деталей изделия, восковки, стал литейщиком золота и серебра, наносил эмали и выполнял массу других тонкостей, о которых я как обыкновенный несведущий человек и не подозревала. Помимо этого, он подробно объяснял мне, что такое закрепка камней, ювелирные «елки», и какие чудеса творят настоящие мастера-модельеры.
Каждый вечер за ужином он так красочно это описывал, что мне казалось, будто я сама работаю в этом бриллиантово-золотом балагане. Почему балагане? Да потому, что мои дилетантские представления о ювелирном деле как о точнейшем и чистейшем производстве были полностью уничтожены. Судя по степени загрязненности его рабочего халата, который он периодически приносил для стирки, работа ювелира была как раз очень даже пыльная и грязная, а временами и жаркая, о чем свидетельствовали многочисленные коричневые подпалины.
Он взахлеб рассказывал о каком-нибудь новом заказе, для которого Мишаня выдал очередной шедевр, описывал его хитроумную и оригинальную конструкцию. У меня перед глазами сверкало чудо-великолепие. Но через две-три недели Паша приносил какую-то матово-шершавую фиговину из серебра со следами воска или гипса. И я с пренебрежением спрашивала: ну, и где тут шедевр? Вещица была грубая, без каких-либо намеков на изысканность. А вот недели через три передо мной лежал обещанный шедевр, отлитый из золота, отполированный до положенного идеального блеска, со сверкающей россыпью бриллиантов. При этом Павел сокрушался, что заказчик подкачал, решил сэкономить на камнях, поэтому пришлось вставлять не самого лучшего качества. А по мне, так это была неописуемая красота!
Теперь же все свои теоретические познания я воплощала в реальность. Поэтому когда начались работы в мастерской, я не задавала глупых вопросов, не давала нелепых рекомендаций. Наоборот, все мои чудо-мастера были уверены, что на этом деле я «съела собаку», а то и две. Разумеется, я не разубеждала их в таком приятном для меня заблуждении. И в этом мне помогал Мишаня.
О нем разговор отдельный. Я восхищалась его умением грамотно организовать сложный технологический процесс, быть в курсе всех работ, вовремя проконтролировать и подкорректировать, найти любую ошибку, за всем проследить и до глубокой ночи, когда уже в мастерской никого не осталось, что-то рисовать, рассчитывать. А еще он успевал ставить на ночь литье, чтобы пришедшие утром мастера имели все необходимые детали. Это был настоящий работоголик, не понимающий, как можно жить по-другому.
Вдобавок к знаниям всех ювелирных премудростей Мишаня умел выданные им на гора шедевры запечатлевать для вечности, то есть не менее профессионально их фотографировать. Что это особое искусство, я поняла, когда стала ему обучаться под Мишкиным руководством. Он оборудовал мини фотоателье, где мы, меняя фоны, ракурсы, освещение и композиции, стали снимать наших «звезд» – первые работы, выпущенные ювелирным домом «Кремерз Хаус».
Это был настоящий полет фантазии Михаила Файнберга. Не знаю, кто из нас был более счастлив, он или я. Каждая вещь была необычайно красива, конечно же, на мой вкус. Но, глядя на эти стильные и уникальные вещицы, я понимала, что он у меня не самый худший. Красота каждой из них была неповторима – изготовление второй такой вещи не предполагалось. Только по особому заказу покупателя.
Я смотрела на эти первые сверкающие ласточки и подсчитывала, сколько времени мне понадобится, чтобы заполнить ими три магазина, к открытию которых следует начинать готовиться в соответствии с разработанным мною планом.
Мне понравилось, как грамотно и искусно Мишаня использовал стиль изумрудного гарнитура «испанского наследства», поэтому продолжила работы в этом направлении, каждый раз привозя из банка новый комплект. Мишка долго и внимательно рассматривал уникальные драгоценности, ничего не говоря, только недоуменно пожимая плечами. На четвертый или пятый раз, вертя в руках колье с рубинами и бриллиантами, он не выдержал:
– Удивительно! Но это действительно старинная работа!
– В каком смысле? Ты разве сомневаешься?
– Катенька, я же тебе ту историю про аукционы не придумал. Так ведь на самом деле богатых дураков «делают». Ты думаешь, умельцу сложно освоить закрепку времен Фаберже или вот этого неизвестного мастера и найти старинный камень с соответствующей огранкой? А нет, так огранить под заказ? Ювелирные подделки удаются чаще всего. А у твоего хахаля вон этого добра сколько. Я и подумал, может он того, по незнанию столько денег на дорогие безделушки потратил.
Мишаня недолюбливал Макса, но денег его пожалел.
Я надела на себя эту потрясающую роскошь, чтобы оценить весь комплект. Но глядя в зеркало, думала только об одном, интересно, куда бы сейчас Максу захотелось меня поцеловать? Да, сладкую пытку я себе придумала.
Когда все содержимое сейфа было переснято в разных ракурсах и положениях, мне пришла мысль сделать одно из этих уникальных средневековых произведений искусства своей «визитной карточкой». Макс эту идею поддержал, тем более что надо было приступать к обдумыванию рекламной компании. Сказка про русскую золушку, ставшую в одночасье, английской миллионершей, сама по себе великолепный пиаровский ход. Но упоминание о наличии у меня испанских драгоценностей значительно повышало мои шансы получить титул «Бриллиантовой королевы».
Выбирать долго не пришлось. Тот самый изумрудный гарнитур, что дал направление стилю «Кремерз Хаус», и стал его эмблемой. Именно его фотографии будут помещены во всех рекламных буклетах и проспектах.