на стенках города.
Хотя здесь они
некрасивые.
Но каждое утро,
когда я в очередной раз
еду куда-то -
черт знает куда и
черт знает для чего -
в раздолбанном автобусе,
я жду один
поворот направо.
Там есть заброшенный завод,
который стоит там
сколько-то десятков лет,
и - то, что убивает меня
больше всего -
под самым козырьком его крыши-
надпись грязно-белой
краской:
"Я люблю вас, люди!"
Я не знаю, кто написал это,
наверно, это был какой-то мудак
или просто пьяный
(ну кто бы еще полез
на эту высоту,
чтобы написать
такую пошлость?)
Люди в автобусе,
с глазами усталых зомби.
Один стоит у меня на ноге,
другой - больно бьет в спину локтем,
пытаясь пробраться подальше
от толстой кондукторши,
которая кричит пронзительно
и комкает в руках десятки.
Он любит их. Как это трогательно.
Я выхожу на остановке
и медленно глотаю дым
сигареты, предпоследней в пачке.
Какой-то мужчина,
он подходит ко мне,
джинсы в цементе,
рука, на которой нет мизинца.
От него пахнет мочой и потом.
Он шепелявит мне что-то,
зовет с ним "поговорить под пиво."
Я протягиваю ему сигарету и
пытаюсь больше не замечать.
А он что-то шипит мне вслед.
Я люблю вас, люди.
Я стараюсь
Во дворике, недалеко от
остановки, там есть
садик. Обычный детский садик.
И какие-то угловатые кусты.
Там часто, слишком часто
стоит человек.
Он смотрит на детей,
уж не знаю - на мальчиков
или на девочек,
и спокойно дрочит.
Видимо, его неплохо заводит то,
что его может увидеть
половина двора.
И что самое забавное - видят.
Просто им некогда.
Ему хорошо, и они не хотят ему мешать.
А я иду
и стараюсь любить людей,
из последних сил.
Не знаю почему, но я не иду
ни на какие пары -
кажется туда
я первоначально собиралась.
Почему-то я сижу на лавочке
и разговариваю с грустным
старым дворником,
которого вижу первый раз.
И он почему-то
рассказывает мне,
что раньше
он был сильный и хотел поехать
на море,
а теперь он - вот такой.
И рядом лежат две
собаки. Одна, когда-то рыжая,
а теперь со свалявшейся шерстью,
а другая с перебитой лапой.
И я не знаю почему,
мне так сильно,
до боли в горле хочется
плакать, но нельзя нельзя...
И я напоследок зачем-то
жму ему руку,
она у него вся красная
с потрескавшейся кожей.
И я понимаю,
что мы больше никогда с ним
не увидимся, а он
так хотел съездить на море
вечером я иду пешком
по этой же дороге
и мысленно уже поджидаю
этот же поворот с заводом.
мимо проезжает автобус,
в котором толстая кондукторша
сонно сидит в своем кресле
с подложенным ковриком
и чуть-чуть улыбается,
потому что день кончился
и можно ехать домой.
и все эти люди,
ползут сейчас потихоньку
в свой угол,
усталые и немного больные.
и почему-то мне очень хочется
думать, что тому мудаку,
который сделал эту надпись,
ему сейчас хорошо
или хотя бы просто не плохо.
он ведь все-таки мог тогда
свалиться с крыши
из-за своего
идиотского человеколюбия