улыбка жемчужных зубов,
прошла и легко унырнула,
у ей с океаном любовь.
В искрящихся блёстках Гольфстрима
шипела фрегата корма,
трепало нас, не потопило,
знать, нам потонуть - не судьба.
Клочки облаков, прорывалась
сквозь них золотая луна,
лучами грот-мачты касалась,
на фоке отражена.
На вантах качались наяды,
улыбчивы, веселы,
дышала утробой «Паллада»
в холодном мерцании мглы.
Одна из наяд села рядом,
послушай, шептала, матрос,
зачем ты забрал нас из сада,
с ручья, от живительных роз?
Милей нам скала, водопады,
растаявшие во тьме,
и не повернуть ли «Паллады»
обратно к любимой жене?
Я деве тогда усмехнулся,
шуршала по ходу волна,
ей локона мягко коснулся,
душа, будь и ты мне жена.
Наяды исчезли, чернело
над морем, готовился шторм,
ревнивое, будто задело:
всех рыбам отправить на корм.
Не надо, товарищ, с наядой
в пути разговор заводить,
ловить искромётные взгляды,
а после поспешно тушить.
Усилился ветер, и стали
шпангоуты грозно скрипеть,
а радость подобна печали,
и нам ли о прошлом жалеть.
13 ноября 2010 г.
С-Петербург