Моя беда, мои жиды,
Лев Гурвич и Мариенгоф,
Порой им поверял мечты,
Давал им пищу, деньги, кров.
Казалось, что они просты,
Для дружбы мало б надо слов,
И ставил в вазу я цветы,
И песней славил я жидов.
Смеялись вместе мы порой,
А плакали всегда порознь,
В печальной жизни, за игрой
Картёжной как-то повелось.
Когда ж я приносил вина,
Не пили милые друзья,
Я выпивал вино до дна,
И часто делался свинья.
Лев Гурвич и Мариенгоф
Соседи были – не разлей,
Но от безденежья, каков,
Я сделался им всех нужней.
И если выигрыш большой,
То пировали до утра,
Пока на Мойке и Сенной
Не оживятся кучера.
Так год продлилось и черёд
У них мне тоже погостить,
Но поистратились и вот
Решили малость погодить.
Я к матушке уехал, и
Остепенился, хоть женись,
А там, где прожигали дни,
Дела иные завелись.
Лев Гурвич сделался банкир,
Удачно получив кредит,
Мариенгоф завёл трактир,
В торговле прибыльно сидит.
Где были милые друзья,
Изволил я вернуться в свет,
Но в Петербурге для меня
Уж в нужности привета нет.
Мне намекнули, что б за ум
Я брался и неровен час,
Я проиграю дом и с дум
Моей фортуны дух угас.
Решился я на казино,
Как в Баден-Баден, в долг просил,
Лев Гурвич дал, однако но
Процент высокий зарядил.
Я бился, перезанимал,
Навстречу шёл Мариенгоф,
Но тяжбу с жизнью проиграл,
И вот теперь я без портков.
Друзья оставили меня,
Осадок скверный на душе,
Спасла далёкая родня,
В гнездо вернулся в неглиже.
Теперь и матушка корит,
Напоминая кажный раз,
Что я веду себя, как жид,
Коль не женившись, ловелас.
7 ноября 2010 г.
С-Петербург