Мы теряли друзей боевых (Проза)

Встречаются люди, наделённые особым даром – даром рассказчицы. Вот и Ольга Даниловна Стрельникова (Щеглова в девичестве) из их числа. Родилась она в 1923 году 28 июля в селе Арапово Тамбовского района Тамбовской области. Семья была глубоко верующая, особенно мать. Когда в 1931 году стали организовывать колхоз, то отец категорически отказался – работал он возчиком у хозяина в селе Трегуляй, и тот сказал ему: «Не ходи!» А Евгений Иванович был для отца большим авторитетом. И их раскулачили – отобрали и живность, и вещи, оставили голые стены с малыми детишками. Сколько было детей, Ольга Даниловна даже не помнит, потому что они рождались часто и умирали  не реже. Родители посчитали большим счастьем, что их не выслали и решили переехать в Тамбов – от греха подальше. Нашли квартиру на улице Гоголя у учительницы географии из 8-ой школы Волковой Софьи Николаевны. Три года прожили у неё в маленькой комнатушке, а затем жили  у лесника на улице Тельмана, 12. Училась в школе № 12, а затем в 11-ой. Ольга Даниловна рассказывает:
– В 1941 году окончила школу. Мои родители были безграмотными и мечтали, что я получу высшее образование. А я мечтала стать преподавателем:  мне нравились литература, история, но планы сорвались – началась война. Меня направили на рытьё окопов возле станции Починок Смоленской области. Дело было в июле, тепло, даже жарко. И это хорошо, потому что жили кто на квартирах в избах, а большинство на улице возле домов. Уставали так, что валились замертво. А тут прибегает начальство, испуганно кричит: «Немцы в шести километрах! Быстрее уходите домой, а вещи потом привезём». Мы и побежали. Дошли до станции, а там сели в телячьи вагоны и до дома. В дороге дали нам по бидону и чугунку эмалированным, а из питания только по сухарю и по вобле. А воды на любой станции вдоволь. Мама увидела меня с этим бидончиком и чугунком, упала на плечи, плачет: «Доченька, живая! А нам сказали, что вас всех поубивали».
– Тут же от ОБЛЗО направили на уборку хлеба, – продолжает Ольга Даниловна, – а после рыла окопы за лётным училищем. За хорошую работу премировали валенками – дело-то было в марте. При Красном Кресте прошла курсы медсестёр по оказанию первой помощи. В госпитале, расположенном в школе № 19 на улице Флотской, помогали ухаживать за ранеными, сдавали кровь.
В 1942 году получила повестку. Мама опять в слёзы, не пускает меня. А как же я могла не идти на фронт? У меня и мысли такой не могло возникнуть. Сборы были во дворе Педучилища, оно тогда располагалось в здании на углу улиц Коммунальной и Советской. Повезли нас в город Вольск Белгородской области в школу лётчиков и авиационных стрелков (ШМАС), учились на оружейников в течение полутора месяцев. До сих пор помню пушку Швак и пулемёт Шкат.
У меня голос был хороший, я запевалой была. И первой песней на строевой подготовке звучала «Вставай страна огромная…». После окончания распределили по полкам. Я попала в 512 истребительный полк, базировавшийся в Викторополе  на Украине, сопровождали нас капитан Мукий и старшина Шишканов.
На станции Валуйки Белгородской области мы получили первое боевое крещение – попали под бомбёжку. На станции стояло много составов с горючим, с боеприпасами, и всё это взрывалось, горело. Капитан Мукий успел нас вывести за пределы станции и приказал укрыться во рву. Добрались мы до аэродрома без потерь, и началась наша служба в батальоне авиационного обслуживания. Лётчики воевали на самолётах Як-1 и ЛАГГах. Велись ожесточённые бои с врагом и самолёты возвращались порой изрешеченными пулями. Техническому составу приходилось с неимоверными усилиями в короткие сроки восстанавливать самолёты. В обязанности оружейника входило снаряжение в полет пушки и автомата боевыми комплектами. И они стремились, чтобы по их вине не было отказа оружия в воздухе. Но мы могли дежурить у телефона в штабе или на КП, быть дневальными, хронометражистами. В мои обязанности входило заполнение боевых листков, стенгазеты. Но это было уже позже, в селе Пичугово под Сталинградом. Вскоре мы переехали под Харьков в село Ржево. Там тоже велись ожесточённые бои, лётчики совершали много вылетов в день. Были и потери.
Из Ржево нам скомандовали явиться в Балашов. Транспорта не было и пошли пешком. Шли долго, всю ночь, а под утро свалились в каком-то рву.  Местные жители принесли еду. На станции Богучар  Воронежской области попали под бомбёжку. Кто как мог, на попутных машинах, где пешком двигались в назначенный пункт. Через Дон не было переправы. Сели на попутную машину, а она оказалась из нашего штаба. Обрадовались несказанно. Приехали в Балашов Саратовской области. Когда собрались все, не досчитались пяти девчонок. А нам с Лидой Артёмовой объявили благодарность, что вόвремя прибыли. Мы ещё успели  покупаться на реке Хопёр. Через три дня нас отправили в Сталинград на транспортном самолёте ТБ – 3. Это самый плохой самолёт, в нём так трясло, все внутренности выворачивало. В полку в столовой встретили своих девочек, и все пошли смотреть город, Волгу. Это в июле было, ещё не стреляли, тишина, красота такая, город утопал в зелени, в цветах.
После трёхдневного пребывания в городе отправились в Прудбой, куда прибывали самолёты нашего полка, затем переместились в Пролейское, Воропоново. При налёте немцев на наш аэродром погибла оружейница Таня Гладышева, она наша, Тамбовская. Здесь велись ожесточённые бои, жуткие бомбёжки были. Много лётчиков погибало, много раненых. Загорелся самолёт и наши старший техник по вооружению лейтенант Бухаров и инженер по электрооборудованию Кобзун руками отодвинули рядом стоящий самолёт от горящего, который тут же взорвался. Лётчик дубёнок взлетел на своём самолёте и завязал бой с противником.
Самолёты возвращались изрешеченные до предела, технический состав не успевал ремонтировать, не хватало техники, лётного состава. В боевых листках, которые мы выпускали с художником Губановым Николаем, приходилось писать длинные списки погибших. Обстановка стала меняться, когда на фронте перешли от обороны к наступлению. Полгода была жестокая битва. После неё через наш аэродром шли пленные немцы – оборванные, голодные, измученные.
В марте 1943 года мы перебазировались на Донской фронт, там были в сёлах Чернава, Боево. Уже тепло стало. Затем воевали на Орловско-Курской дуге – Фотиеж, Щегры, Поморино. Лётный состав сопровождал бомбардировщиков и штурмовиков, беспощадно громя врага. Лётчик. Младший лейтенант Ратников Пётр недалеко от аэродрома таранил немецкую «раму», за что получил звание героя Советского Союза (посмертно). Велись ожесточённые бои, но страшнее Сталинградской битвы не было. Меня перевели укладчицей парашютов.
Запомнилось, как в Курске нас вызвал командир Моторный и приказал: «Артёмова, Критская, Максимова, Щеглова, ищите старшину Белого, берите продукты и отправляйтесь в отпуск на десять дней вместе с дорогой». Мы от радости все завизжали, повисли у него на плечах, и ну целовать в макушку. Ехали через Воронеж, горд весь разбитый, вокзал в каком-то сарайчике находился. Приехала домой, постучала в окошко (сколько раз я это мысленно представляла на фронте!), мама выглянула и за голову ухватилась. Вся улица сбежалась – поглядеть на живую фронтовичку. Радовались за маму, что дождалась. Целых семь дней гостили дома. Опоздали на сутки, но взыскания не получили, а благодарность от родителей передали нашему майору.
После Курска перебазировались на Белорусский фронт и далее до Берлина. И там много погибало лётчиков. В конце войны погибать было особенно обидно. И тут уже многие переженились. И я не избежала этой участи – в городе Морен под Берлином расписалась с лётчиком Борисом Стрельниковым.
Наш полк в конце войны назывался 53-й гвардейский Сталинградский авиационный полк 16-ой воздушной армии. Командующим был генерал Руденко. Вот он и организовал встречу нашей армии в Подмосковье в Монино. Радость была неописуемая. Так мы встречались вплоть до 1990 года. Встречи проходили у Большого театра, левое крыло, а затем собирались в ресторане «Прага». В Тамбов приезжал наш инженер полка Пехов Александр Тимофеевич, заезжал механик Дементьев, он потом стал начальником штаба.
У меня есть награды: орден отечественной войны 2-ой степени, медали: «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в годы войны», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», благодарности Сталина за освобождение городов: Севска, Бобруйска, Лодзи, Варшавы.
Три раза ездила в Волгоград – поклониться нашим ребятам, много их тогда полегло. Трое из живых там обосновались. Вели большую переписку с оставшимися в живых. В 90-х годах всё это прекратилось…
После войны работала в Облпотребсоюзе, в Облисполкоме, а последние десять лет, будучи уже на пенсии, работала лифтёром в общежитии.
Тяжко было на войне, но я горжусь, что была там, и что в победе над фашизмом есть и моя частица. Именно об этом я говорила на встречах с молодёжью. Сейчас уже стала немощная, и на встречи ходить стало трудно. А душа не хочет с этим мириться. Часто рассматриваю фотографии, мысленно возвращаюсь в те далёкие годы, вспоминаю всех своих друзей-фронтовиков. Кто из них ещё живой?»