Красный цветок Глава 5 Браслет (Кладовка (проза, не вошедшая в рубрики))

С тяжелым сердцем я переступила порог темного чертога, направляясь к Миа*рону в Зал, под слепой взгляд несуществующего бога. Будь моя воля, я никогда бы не появлялась там, где каждая плитка, каждая занавеска в воздухе пробуждали во мне память о безымянных жертвах.
Я нашла оборотня в обществе паренька лет четырнадцати-шестнадцати. Мальчишка, вольготно растянувшись на полу, перелистывал какие-то бумаги.
- Познакомьтесь. Одиф*фэ, это Дэй*рэк.  Дэй*рэк, это Одиф*фэ. Вам лучше поладить сразу, потому что работать будете вместе.
У будущего напарника было одно из тех  лиц, что с первого взгляда редко запоминаются: русые волосы с легким налетом пепла, небольшие, глубоко посаженные глаза, чуть удлиненный нос; почти лопоухие уши. Острый и наблюдательный ум, затаенный в глазах, упрямство, о котором свидетельствовал тяжелый подбородок и узкие, плотно сжатые губы, - таков краткий портрет нового знакомого, будущего напарника.
Парень одним плавным движением перетек из лежачего положения в сидячее. Губы его слабо дрогнули, словно стараясь удержать, вот-вот готовую сорваться, реплику: «А на фиг мне эта девчонка?!».
Но перечить Миа*рону он, все же, не осмелился. Впрочем, как и я.
– Сядь, Одиф*фэ, - распорядился наш общий хозяин. - Я введу тебя в курс дела. Вас обоих. – Терпеливо дождавшись, пока я, нарочито медленно, опустилась рядом с мальчиком, Миа*рон продолжал. - Нам сделали необычный в своем роде, заказ. Некий господин, назовем его, Мистер Х, являясь незаконным отпрыском некогда уважаемой известной в прошлом фамилии, желает заполучить в руки древний артефакт. За последнюю пару сотен лет род, о котором идет речь, по прямой линии утратил магические способности. Но при этом сохранил кровные артефакты, созданные для того, чтобы аккумулировать и активизировать их.
Мистер Х, возможно потому, что родился не в результате законных союзов между двоюродными бабушками и дедушками, а стал здоровым продуктом множества адюльтеров, - отличный маг. Но для полного вхождения в Силу ему необходима фамильная семейная реликвия, - изумрудный браслет, - без которого инициация не может состояться. Общая канва дела понятна?
Мы с будущим напарником синхронно кивнули.
Канва была понятна. В общих чертах. Темы инициаций мы с учителем не касались. Самостоятельно же я  никак не могла разобраться, почему одному магу для пробуждения скрытых возможностей нужен посох из пустыни, второму - овчинный тулупчик, а третьему никак не обойтись без ведра росы, собранной на заре в пятую ночь третьего весеннего месяца.
Миа*рон продолжал:
-  «Прелесть» заказа заключена в том, что, поскольку артефакт является фамильным, то и служит  он только законным членам семьи. Такой вот ханжа, - ухмыльнулся оборотень. – «Приручить» реликвию у незаконнорожденного отпрыска рода шанс есть. Но только в том единственном случае,  если наследников по прямой линии не останется. Вовсе.
- Ты хочешь сказать, мы должны «убрать» всех законных представителей семьи заказчика?  - уточнил Дэй*рек.
- Да, - подтвердил оборотень. - А затем передать клиенту «чистую» цацку. Семья,  о которой идет речь, носит название Пайро*Нэрро.
Мне это ровным счетом ни о чем не говорило.
- В свое время они владели четвертью суши в Эдонии. Среди Пайро*Нэрро были маги, черпавшие Силу сразу из четырех источников. По степени влиятельности их можно сравнить разве что с Грэс*си или Чеар*ре. Но потом род пришел в упадок. Сегодня осталось не больше с десятка потомков. При этом далеко не все они знают о своем происхождении.
- И ты предлагаешь убить весь десяток? – Прохладно осведомился Дэй*рэк.
- «Предлагаю» не совсем то слово, которое  выбрал бы я для обрисовки ситуации. Но пусть будет так. Это далеко не так сложно, как может показаться.
Выражение лица Дэрэка на тот момент могло послужить моделью для создания скульптуры Сомнения и Недоверия.
- Не знаю, Рон, - возразил он. - Не уверен, что можно одного за другим прикончить добрый десяток человек, повязанных кровным родством, и ни у кого не вызвать подозрений.
- Пусть подозревают, что хотят. Без доказательств, улик, виновников преступления они ничему не смогут помешать.
- Пайро*Нерро, - задумчиво почесал переносицу парнишка, - по крайней мере, об одной особе с таким именем известно каждому в Бэртон-Риве. Великолепная Гиэн*Сэтэ, прекрасная куртизанка из Альфийских Садов. Содержанка Тэ*йя Чеар*рэ. Ты хочешь сунуть голову в пасть Алому Дракону?
- А почему бы и нет? В конце концов, Чеар*рэ всего лишь люди, - равнодушно пожал обнаженными плечами Миа*рон.
Взгляд невольно задерживался на безупречной мускулатуре смуглого торса. Мышцы, словно волны, ходили под атласной кожей при каждом движении.
- Кто такие  эти Чеар*рэ? – Внесла я в разговор свою лепту.
- Ты не устаешь меня удивлять, ребёнок. - Ухмыльнулся Миа*рон. - Чеар*рэ - самое именитое и знаменитое Правящее  Семейство, занимающее практические все ключевые посты в Эдонии; имеющие огромный вес в сопредельных государствах.
- Значит, они политики? - подумав, уточнила я.
- Политики, ученые, военные, министры, учителя, шпионы, - да кто угодно! Нет ни единой сферы, в которую они бы не просунули свои фарфоровые кукольные физиономии! И, как заметил наш друг, они опасны. С ними лучше не связываться.
- Даже служителям Хантр*Руама? – не могла удержаться от ехидной улыбочки я.
- Даже, - категорично, в своей неподражаемой манере, отрезал Миа*рон.
***
Особняк, перед которым я оказалась по воле Миа*рона, находился в  Южном предместье. Эта часть ни в чем не походила на восточный пригород, в котором проживало  бедное простонародье. Здесь не было ни забрызганных грязью улочек,  ни замызганных окон в домах, ни утопающих в нечистотах дорог, ни вечно голодных свор одичавших дворняг с пьянчугами вперемешку.
Южное предместье было чистеньким, умытым, утопающим в зелени.
Изрядную часть дороги до поставленной цели мне пришлось пройти пешком, чтобы не привлекать к себе внимания. Я изображала из себя девочку на побегушках, каких часто можно встретить на кухнях в домах, поставленных на широкую ногу. Служанки беззастенчиво понукали такими, перепоручая им собственную работу, и забывая оплачивать их труды.
Старинный парк, раскинувшийся вокруг дома Гиэн*Сэтэ Пайро*Нейро, огораживала кованная черная ограда, похожая на причудливое чугунное кружево. В парке в изобилии были представлены огромные платаны, листва с которых почти полностью облетела, и кроваво-алые, не тронутые заморозками, рододендроны.  И с первого, и со второго, и даже с третьего взгляда парк казался запущенным, давно не знакомым с безжалостными, но возрождающими ножницами садовника.
Я беспрепятственно проникла в оранжевое осеннее царство, хранившее следы величия, достатка и небрежения.
Сам особняк отличался изяществом и высокомерием, свойственным  старым аристократам. Высокие, в человеческий рост, полукруглые окна; стройные фронтоны у входа; вытянутые к небу массивные трубы над красной черепичной крышей,  – все имело полный достоинства вид. У подножия  широкой лестницы, ведущей к дому, расположился причудливый фонтан, в котором белая  нимфа с оголённой грудью  застыла в позе, причудливой и эротичной, опустошая кувшин, что  держала  над головой. Вода струилась по поднятой  руке, тонкой блестящей струйкой стекала вниз по бесчувственному телу, пышным бёдрам, полускрытым соскользнувшей мраморной туникой, собранной в тяжелые мраморные складки, чтобы с тихим шелестом упасть в фонтанчик в виде раковины.
- В парке холодно, – донесся мягкий, веселый  юношеский голос, заставивший меня отпрянуть под спасительную тень платанов. Замереть там, полностью оборотившись в слух и зрение. – Может быть, нам лучше вернуться в постель?
Женский голос, ответил с низким грудным смешком:
- Элоис*сэнт, дитя мое! Я-то давно не девочка. И мне нужна передышка. Даже  если ты, мой альф, в ней не нуждаешься.
К фонтану подошли две фигуры: женщина и юноша лет шестнадцати-семнадцати. Отрок, ещё мальчик. Но какой красивый мальчик! Его вполне можно было бы принять за сказочную принцессу, вздумавшую пошутить над всеми сказочниками в мире. Природа, случай или сами Двуликие наградили его пленительно-тонкими, изящными, гармоничными чертами. Большими, глубокими ясными глазами, затененными изогнутыми длинными ресницами. С первого взгляда цвет их казался темным. И лишь при пристальном рассмотрении оказывалось, что радужная оболочка вовсе не черная, как час восхода первой из лун, а темно-зелёная. Рот чуткий, чувственный и капризный, будто у женщины. Губы - красные и нервные. Волосы спускались до плеч, на кончиках завиваясь колечками. Черные, блестящие, они обрамляли лицо подобно дорогой рамке из черного бархата, в которой вспыхивали серебряные искры-блестки. Тонкая кожа казалась особенно бледной в контрасте с черными волосами и алыми губами.
Что-то в выражении  лица, насмешливом, едва уловимо грустном, в движениях изящного тела, которому никогда не суждено было стать широким и массивным, заставляло меня смотреть на юношу снова и снова. Улавливало душу, как бабочку – силок. Затягивало, словно в большую воронку.
Женщина присела на край бассейна, поигрывая ручкой веера. Широкие атласные юбки казались нереальным продолжением причудливого нагромождения мрамора. Драгоценности на шее, в высокой прическе блестели, сияли, сверкали. Казалось, звезды стряхнули серебреную пыль, и те обсыпали незнакомку мерцающей пудрой с ног до головы.
Юноша, опустившись перед женщиной на колени, обхватил руками тонкую талию, прильнул к красавице томно, жарко, нарочито сладострастно. Смоляные локоны тесно переплелись с белокуро-серебристыми. Искусственными. Тела переплелись так, что было не понятно, кто из них кто. Из них двоих более хрупким, казался он. Не Она.
Руки женщины запутались в мягких влажных кудрях мальчика, задержались на  его плечах, а затем мягко его от себя оттолкнули:
- Сэнт, здесь не время и не место. Ты же знаешь, Тэ*йя может вернуться в любую минуту. Ты же не хочешь оскорбить любимого дядюшку? – игриво улыбнулась она, притворно надувая губки.
- Интуиция подсказывает: любимый дядюшка догадывается, что твою снисходительность мы делим с ним пополам,  – с насмешливой, почти на вкус ощутимой, горечью уронил мальчик.
- Догадывается. - Легкомысленно, с долей вызова, тряхнула головой женщина, задумчиво похлопывая ручкой веера по ладони. - И ты прав, - бездна! - его это мало волнует. У Тэ*йя много интересов в жизни. Других увлечений. Он добр и снисходителен. Он не станет журить тебя за безделицу, вроде меня. – Её улыбка смягчилась, из желчной превратилась в игривую. - Только зачем всех ставить в неудобное положение? Заставлять кого-то что-то объяснять?
- Давай поднимемся наверх, застраховавшись от возможных случайностей, -Согласился мальчик, с проказливой многообещающей улыбкой.
Он поднялся, галантно протянув даме руку.
-  Ты такой милый! Мне будет так тебя недоставать, когда наш роман  закончится.
- А почему он  должен закончиться? – нахмурившись, спросил юноша.
Румяный ротик женщины изогнулся, то ли в улыбке, то  морщась.
- Потому что все имеет плохую привычку заканчиваться. И чем лучше момент, тем он короче.
- Но ведь в этом его главная прелесть, душа моя! – ухмыльнулся мальчик совсем не мальчишеской улыбкой. Знающей. Мужской.  – Сегодня я люблю тебя, а завтра пусть само о себе позаботится.
- Ох, жестокий мальчишка! – тонкий палец прижался к его губам, слегка надавил на них.  – Удовольствие, знаешь ли,  то ещё не любовь.
- А есть разница? Между любовью и удовольствием? – тряхнул  головой падший альфенок.
-  Наверное, есть, - отозвалась его искусительница. - Удовольствие – это радость, связанная с телом. Любовь – душевная боль.
- Тогда я выбираю удовольствие, - ухмыльнулся мальчишка.
Женщина ответила такой же широкой улыбкой, легко ударив его по руке  сложенным веером:
- Мальчишка! Кто бы сомневался в твоем выборе?
Парочка направилась в дом.
Я последовала следом за ними, поднявшись на второй этаж, где, по сведениям, полученным от Миа*рона, Гиэн*Сэтэ хранила драгоценности и документы. Витая изогнутая труба для слива воды с крыши, послужила мне не хуже любой лестницы.
На балконе скопились сухие листья. Осторожно перешагнув их, чтобы не шуршали, я в нерешительности остановилась.
На балкон выходило сразу несколько окон, по одному с каждой стороны от затейливо украшенной двери, которая, как и следовало ожидать, была заперта. Но, на мое счастье, всего лишь на шпингалеты. Воспользовавшись проволокой, удалось отодвинуть металлические пластины и проникнуть внутрь. Судя по интерьеру, я попала в кабинет: высокие шкафы и комоды подпирали стены, камин сторожил столик, рядом с которым притаилось глубокое кресло. Искомый письменный стол стоял у самого окна, через которое я проникла внутрь. На его полированной крышке в безукоризненном порядке были размещены чернильница, стаканчик с неоточенными перьями, песочница на серебряном подносе, аккуратная стопка листов пергамента, шкатулка, в которой, впрочем, хранилась бижутерия из полудрагоценных камней и металлов.
Стол имел широкий средний ящик и два узких по бокам. Средний ящик был заперт, но замок легко уступил отмычке. Внутри оказались перевязанные шелковым шнурком связки писем, воск для печатей, кисточка для стряхивания песка и перочинный нож. Левый ящичек был обит шелком; в нем хранились четыре перевязанных лентами локона. Один, черный как вороново крыло, был к тому же заколот застежкой с драгоценными камнями.
Засунув руку глубже, я наткнулась на массивное золотое кольцо и статуэтку обнаженного мужчины. В третьем ящике хранилась всякая чепуха — использованные промокашки, восковые дощечки, стило, перепутанный моток бечевки, несколько колод игральные карт для игры в «Шута».
Браслета в столе не было.
Задвинув ящик и, по возможности, убрав следы собственного присутствия в комнате, я вновь выскользнула на балкон.
Солнце тихо клонилось к горизонту, и в парк, как змеи, стали сползаться тени. Соседнее окно на балконе призывно светилось, маня ещё раз бросить взгляд на девичьи черты красивого незнакомца. Понимая, что совершаю глупость, я, тем не менее, прильнув к стене так плотно, как только могла, бросила взгляд в глубину комнаты.
Как и следовало ожидать, соседняя комната оказалась спальней. Всю середину комнаты занимала огромная, как ипподром, кровать, на которой со всем пылом сражались  любовники. Открывшаяся  сцена показалась мне ненавистной и пленительной. Обнаженным мальчик выглядел ещё более привлекательным, не смотря на то, что в его теле, как и в лице, было мало грубой силы, на которую обстоятельства приучили  смотреть, как на признаки мужской красоты.
Казалось, кожа юноши сама по себе испускает свет, мерцая в полумраке, словно упавшая в простыни Ириама. Его тело было гибким, как у женщины или у кошки. С упругими, округлыми, по-мужски твердыми ягодицами; с узкими бедрами, длинными стройными ногами. С фарфоровым торсом, полностью лишенным растительности, на котором, подобно драгоценным розовым камешкам, выступали соски.
Юноша источал утонченную грациозную чувственность. Вызывал острое желание провести ладонью по белой коже, ощутить живую мягкую твердость шелковых тугих мышц, тепло и прохладу чистой кожи.
Но вовсе не мои руки и ноги оплетали его, оседлав; обернувшись, как паразитирующая лиана вокруг дерева. Не моя стройная спина то поднималась, то опускалась, как грудь при вздохе, как пена на гребне волны, над его телом. Не я заставила его пальцы то судорожно комкать одеяла, то подниматься к пышной, мягкой, роскошной, по-женски зрелой груди.
Горели свечи, озаряя комнату желтым теплым светом.
Движения женщины становились ритмичнее, жестче, требовательнее. Она все чаще откидывала голову назад нервным жестом, отчего взмокшие льняные волосы рассыпались по плечам, словно умоляя о чем-то, прилипая к разгоряченной вспотевшей коже. Уже не стон, а почти крик, срывался с её искусанных губ. Она была похожа на опасное и жадное плотоядное животное.
Или таковой казалось воображению отчаянно возревновавшей девочки.
Лицо мальчика, напротив, казалось неестественно расслабленным. Запрокинутая шея виделась хрупкой и уязвимой. Как и судорожно, чуть ли не болезненно вздымающаяся грудь. Неестественно кровавым пятном на лице алели губы.
Я никогда раньше не наблюдала за столь сокровенным и интимным действием. Между ними двумя оно звучало – именно звучало – несмотря на мои чувства, несмотря на то, как я это воспринимала красиво. Словно танец.
Но самое странное, что именно семнадцатилетний мальчишка, - не зрелая женщина, - так легко играл и танцевал, вел главную партию. А ведомой была она.
Он вдруг резко повернулся к окну, и медленно приподнялся на руках, словно почувствовав на себе мой пристальный взгляд.
Я отстранилась, стараясь сдерживать взволнованное дыхание, раз уж биение сердца все равно контролировать не удавалось.
- Хочешь вина?  - спросила женщина, поднимаясь.
Юноша отрицательно покачал головой.
- А я выпью, - проворковала женщина, разливая вино в высокие бокалы. - Эти вина с запада освежают и бодрят.
- Я и без того свеж и бодр, - отмахнулся он от неё и потянулся к халату, висевшему рядом на спинке стула.
Женщина скользнула по постели, как змея, и вытянувшись рядом, потянулась, наклоняя прозрачный хрустальный бокал, в котором мерцала терпкая темная влага, так, чтобы он мог её отпить. В свете свечей на руке зловеще блеснул искомый браслет.
Улыбаясь, мальчик обмакнул кораллы губ, делая глоток.
- Я хочу осмотреть дом.
- О чем ты?
- Меня не оставляет ощущение, что за нами следят.
Женщина легкомысленно пожала плечами.
- Счастье мое, ну кому такое придет в голову? Я -  всего лишь куртизанка. Ты - любимый наследник великого рода, которого трогать крайне опасно. Я слишком мелкая сошка, ты – слишком крупная рыбка. Там о чем  нам беспокоиться? Разве только о том, что Тэ*йя придет раньше времени?
Я продолжала стоять в спасительной тени, чувствуя, как болезненными толчками бьется сердце. Каждое её движение, каждая ленивая ласка, вызывала во мне ярость, укротить которую стоило великого труда. Я успела возненавидеть эту женщину только за то, что она была рядом с ним -дешевая потаскушка в блестках.  -  ведь она же для него  была просто старая! Порочная женщина, сбивающая Его с пути Истинного!
Она должна заплатить. И непременно заплатит. До этого моменты белокурая красавица ничего лично для меня не значила. Просто работа. Теперь же я была рада, что не часы, - минуты её жизни незримо стекали в песок. Что Серая Госпожа, открывающая Высокие Белые Двери, за которыми протекает Последняя Река, уже вышла на Великую Охоту. Скоро, скоро гибкий стан, к которому так влекутся мужские руки, станет холодным, утратив живую гибкость. Глаза поблекнут, потому что светильник за ними будет навсегда погашен. А волосы, прекрасный таинственный шелк, станут подобными спутанной кудели.
И его я тоже возненавидела. Всей душой. За то, что был вместе с этой жадной похотливой продажной женщиной. За то, что существовал на свете, ничего не зная обо мне. Я возненавидела его за пленительную, немужскую, утонченную и рафинированную красоту. А может быть, я возненавидела его потому, что просто не знала, каково и как это: любить? Потому, что ненависть была моим эквивалентом любви?
- Я спущусь вниз,  - проворковала красавица, поднимаясь с постели. – Хочу принять ванну. Не скучай без меня.
-Не получится, - ухмыльнулся мальчишка, отвешивая красавице увесистый шлепок чуть пониже спины.
Женщина сверкнула идеальными, белоснежно-ровными зубами. И вышла.
Я без труда отыскала озвученную комнату, в которой к моему появлению уже беззаботно плескалась обреченная обладательница браслета. Розовая ванна напоминала большую раковину, где женщина в пене смотрела подобно умиротворенному божеству. Ненавистная и прекрасная.
- Раин*нэ, – позвала она, не открывая глаз, – добавь кипятку! Вода слишком быстро остывает.
Тихо ступая по светящимся мраморным плитам, я приблизилась и повернула рычаг на водном кране. Взгляд невольно устремлялся к руке, расслаблено лежащей на розовом краю ванной, где поблескивал зловещий браслет.
«Что ты почувствуешь, о, Враг мой, глядя на труп возлюбленной?  - думала я, мысленно обращаясь к оставшемуся на верху мальчику. – Глядя на то, что остается от людей после встречи с Одиф*фэ Сирэн*но - на черный пепел? Будет ли Тебе больно? Надеюсь, что да!».
Погруженная в не свойственные мне переживания, я не сразу поняла, что глаза женщины широко раскрыты, и вопросительно смотрят на меня. Наши взгляды встретились. Несколько коротких секунд мы молча рассматривали друг друга.
- Кто ты? – спросила женщина, голос её прозвучал сухо и повелительно. Из него исчезли мягкость и игривость. Теперь не перед кем было прятать свой, видимо не легкий, норов.
Я вдруг всей кожей, покрывшейся испариной, почувствовала напряженную тишину, кольцом плотно обступавшую нас со всех сторон. Услышала, как взрывается оседающая в воде пена.
- Племянница вашей служанки, - соврала я.
- Хорошо. Подай мне полотенце, - распорядилась женщина.
Я колебалась, не зная, напасть или выполнить её распоряжение.
- Ты что, не слышишь меня? - в голосе зазвучал металл.
Покорно взяв с сушилки пушистое, в тон ванной, бело-розовое полотенце, вложила его в протянутые руки.
- Мне казалось, что сегодня я распорядилась дать прислуге выходной, - проговорила женщина, промокая капли влаги с тела. - И вообще, я не припомню, чтобы у кого-то из моей челяди были дети.
Женщина повернулась ко мне спиной,  набросила на белоснежные покатые плечи пеньюар и подошла к высокому, в человеческий рост, зеркалу. Её белоснежные руки порхали, подняв с подзеркальника прозрачную склянку с духами, чтобы тонкой палочкой нанести ароматическую жидкость на кожу шеи, в ложбинку между грудями, на тонкие запястья.
- Так ты пришла сюда …
Она не успела договорить фразу до конца, потому что направленный моей рукой стилет вошел в её горло. Кровь, брызнувшая из раны, оросила белоснежные локоны;  жирными отвратительными пятнами  упала на стекло. Рука несчастной так крепко стиснула пузырек с духами, что он треснул, и стекла впились ей в кожу. Вторая рука судорожно дернулась, взлетая к горлу, но подняться, не успела. Жертва захрипела, рухнув на пол, судорожно задергалась, издавая ужасные, отвратительные, булькающие звуки.
Она, слава Двуликим, упала лицом вниз,  мне не пришлось видеть выражение её лица. Тело последний раз дернулось и затихло. Под головой трупа стремительно стала образовываться холодная лужица сворачивающейся крови.
Наклонившись, я сорвала браслет с руки убитой, одним движением вырывая кинжал из раны. Расслышав торопливые шаги по лестнице, упрямо и безжалостно приближающиеся к двери, я  поняла, - медлить нельзя ни секунды и бросилась к окну.
Дверь тряхнули, ручка стала вращать из стороны в сторону. Затем замерла.
- Гиэн*сэтэ, ты в порядке?  - раздался за дверью мелодичный и встревоженный голос.
Окно было приотворено совсем чуть-чуть. Взрослому человеку уйти  этим путем не удалось бы. Но я без особого труда выбралась на улицу через оставленную щель.
В следующий момент дверь разнесло в щепки, и мальчишка ворвался в комнату.
Поскольку ускользнуть через калитку шансов не было, я устремилась в противоположную от парадного подъезда, сторону. Неслась  что было духу, стараясь увернуться от цепких острых колючек и пронзительного взгляда холодных зеленых глаз, услужливо нарисованных воображением.
Страх продолжал гнать вперед, не давая останавливаться ни на минуту. Мальчишка, не смотря на юный возраст, был опасен. И то, что я узнала от Миа*рона об этих проклятых Чеар*Рэ, оптимизма не внушало. Я бежала до тех пор, пока воздух, не превратившись в острое лезвие, безжалостно не ободрал горло и легкие. Только тогда  позволила себе упасть на землю.
Несколько мгновений наблюдала, как в вышине крутятся во все стороны синие, зеленые, алые звезды и одновременно с этим пыталась придумать способ выйти живой  из капкана, в который нарочно сунулась. Миа*рон не приказывал убивать женщину  сегодня, практически в двух шагах от её всесильных любовников и покровителей.  Это была с моей стороны дурной самодеятельностью.
Мне казалось, что фамильная магия Чеар*рэ дышит в затылок, пытаясь отыскать и покарать. Кожей я чувствовала яростную отчаянную злобу зеленоглазого мальчишки.  Так, наверное, чувствует себя лань, по следу которой пустилась охотничья кавалькада.
Как ни хотелось свернуться комочком и покорно дождаться неизбежного конца, но я заставила себя подняться на ноги. Закрыв глаза, попыталась скользнуть на ту сторону бытия, в которой обретала дополнительные возможности. Браслет, зажатый в руке, нагрелся, засветившись мрачным, ядовито-зеленым светом. В пространстве разлилось сияние, как это бывает в морозные дни, когда в воздухе звенят сотни миллионов крошечных льдинок, и каждая переливается в свете Сиа. Зеленоватый туман медленно поднимался между деревьями, заставляя светиться и одновременно колыхаться обожженную морозом траву, длинный мохнатый мох на деревьях. Длинные ветви ив раскачивались все сильнее.
Я замерла, пытаясь осмыслить и понять, что происходит.
Туман густел, поднимался вверх, стекался со всех сторон. Пока не принял очертания женской фигуры, в которой я узнала убитую хозяйку браслета.
Призрак медленно развернулся в мою сторону, являя взору мертвое лицо. По нему пробегали зеленые  светящиеся всполохи. Волосы, подобно змеям, струились за спиной, почти сплетаясь с ветвями ив, что раскачивались за призрачной фигурой.
До сего мгновения я пребывала в твердой уверенности, что события последних дней и школа Миа*рона вытравили во мне способность бояться. Возможно, это касалось обыденных вещей и понятной опасности. Но, видя перед собой позеленевшие подобие покойницы Гиэн*Сэтэ, я открыла для себя, что переоценивала собственное бесстрашие.
Вперив в меня остановившийся взор, нежить откинула голову назад и  залилась зловещим, пронзительным, режущим слух, смехом, растекшимся в тишине, как кровь по белой скатерти. Мне казалось, что воздух загустел до такой степени, что дышать больше было невозможно. Не выдержав, я зажала уши руками и попятилась назад.
Зловещая фигура прекратила хохотать и, склонив голову к левому плечу, вытянув вперед руки, неровным, неуверенным шагом, свойственным слепым, шагнула вперед. Я отчетливо видела жадную пустоту в глазах и длинные острые ногти, нацеленные в мою сторону.
Нужно было что-то делать. Но тело не желало повиноваться. Разум  стремился сбежать, как собака сорваться с поводка.
А фигура продолжала продвигаться мелкими неровными шашками. Ко мне.
Я дернулась. И тишину снова разорвал оглушительный полу-хохот полу-визг.
Степень ужаса имеет пределы и границы. Машинально, не веря, что мои действия смогут как-то изменить ситуацию к лучшему, я выхватила стилет, посылая его в сторону неспокойной покойницы.
Результат превзошел все ожидания.
Фигура обрела подвижность, воспаряя в воздух, чтобы камнем упасть сверху. Плечо обожгло, будто кислотой. Так я убедилась, что привидение способно наносить  отнюдь не призрачные удары.
Меня подбросило и отшвырнуло в сторону. Но прежде чем спина успела коснуться земли, я увидела, как упырица вновь стремительно приближается. Лицо её, ничего не выражающее, с запавшими щеками, горящими глазами и выпяченными вперед безобразными клыками было близко. Чтобы зловонные клыки не вонзились мне прямо в лицо, я выставила перед собой руку. Ту самую, в которой по-прежнему продолжала сжимать злосчастный браслет.
Камень ярко полыхнул.
Призрак, пронзительно визжа, отлетел в сторону.
Но, к сожалению, удар не заставил её отступить. Припав к земле, жуткое существо, урча, как дикий зверь и перебирая конечностями, словно паук, с небывалой скоростью вновь понеслось ко мне. Я стала отбиваться ногами, на которых её когти  сразу же прочертили глубокие кровоточащие борозды. С перепуга я сучила ими так быстро, что монстру не удавалось вцепиться в них зубами. Пару раз я попадала ей в лицо. В ответ она задыхалась воем, но  не останавливалась, нападая снова и снова.
Я чувствовала, что слабею. Двуликие и Творец, дайте мне потерять сознание! Дайте обессилить до того, как Это доберется до меня. Пусть уж все кончится поскорее…
Разум был готов помутиться, но тело, задавшееся целью выжить, само приняло решение. С пальцев неожиданно сорвался алый кусок плазмы, ударом в лицо отбросил упырицу на несколько метров.
Вскочив, я бросилась бежать, ожидая каждую секунду, что острые клыки вопьются  в спину или в шею. Раздался дикий визг, от которого даже самые маленькие волоски на теле встали дыбом. Поспешно обернувшись, я попала к монстру в ледяные, плоти жаждущие объятия. Острые клыки вонзились в плечо, раздирая мышцы и сухожилия. Ключицу обожгла острая боль, растекающаяся вниз, холодом проникая почти в самое сердце. Кровь брызнула, заливая лицо.
«Это конец», - отстраненно подумала я. Будто о ком-то другом. В то время, как пальцы, на которых искрами полыхала Сила, вонзились в горящие зеленым ядом глаза ведьмы. Желеобразная масса, та, что до этого момента была радужкой и белком, растеклись по рукам. Привидение взвыло и  вновь отлетело, отчаянно мотая головой из стороны в стороны,  пытаясь то ли обрести утраченное зрение, то ли  избавиться от боли. Мелькнула мысль, а каким образом она исхитряется эту боль чувствовать?
Кое-как, на четвереньках, из последних сил я ползла к арке, сплетённой из ив. Отчего-то казалось, если доползу, - есть шанс выжить. Каждый шаг, каждый сантиметр давался с величайшим трудом. Ноги не слушались, руки дрожали, соскальзывали, липкие от росы и крови. В голове шумело сильнее и сильнее. Приходилось собирать последние остатки воли для того, чтобы не потерять сознание.
Ветви ив уже колыхались над моей макушкой, когда за спиной снова раздался отчаянный визг. Я рванулась вперед, падая лицом вниз, закрыв глаза, чтобы ничего не видеть. Но все равно почувствовала, как, полыхнул зеленым светом браслет.
Воздух вновь обрел вкус и запах. Ночь наполнилась звуками. Под саднящими ладонями ощущалась холодная твердость камня.
Приподняв ресницы, я поняла, что артефакт перенес меня из южного предместья на одну из улиц Нижнего Бэртон-Рив. Вокруг колыхались цветные полотнища Квартала Развлечений. Благо ещё, меня хоть угораздило перенестись не на центр улицы, где почти каждое мгновение проносились кареты. Умный артефакт!
Силясь подняться на утратившие подвижность конечности, я без всякого увидления узрела, как стремительно-летящей походкой ко мне устремляется Миа*рон. Черный силуэт отчетливо выделяется на алом рассветном небе.
Неужели уже рассвет?
- Одиф*фэ! – Прорычал  оборотень мое имя, подхватывая под локотки и яростно тряхнув. От такого обращения я буквально взвыла. Все тело взорвалось искрами боли.  – Как ты посмела сюда явиться!? И как ты узнала, где меня искать?
Я не собиралась отвечать. Плевать я хотела на ярость Черной Пантеры. Если бы сознание согласилось улетучится, я  радостно бы  полежала в обмороке.
Заметив, что кровь хлещет из меня, как из недорезанного поросенка, и только темнота препятствует распространению паники у прохожих при моем весьма потрепанном виде, Миа*рон поспешил укрыть меня своим плащом.
Как сквозь воду, видела я расплывавшуюся реальность, пока меня  куда-то тащили. Наверное, в третьеразрядную гостиницу или может быть ближайший публичный дом?  Все стало не важным. Кроме располосованных тварью ног и плеча, что горели все сильнее и сильнее.
Почти швырнув на стол, Миа*рон сдернул с меня плащ. Увиденное заставило его смачно, с душой, выругаться.  Кто-то за его спиной присвистнул:
- Ого! Она с драконом, что ли, подралась?
- Кто? – коротко спросил меня Миа*рон.
- Нежить, - с трудом прохрипела я в ответ.
Уточнять, как происходила наша встреча, оборотень благоразумно не стал. Лицо его оставалось непроницаемым.
-  Разожги огонь в очаге, - распорядился Миа*рон, отдавая приказания.  - Затем принеси стерильные бинты.
Чувствовала я себя отвратительно. Меня то опаляло жаром, то окатывало ознобом. Казалось, что из глубоких царапин по ногам растекается огонь. Плечо ломило, будто зверь впился в него острыми зубами и не хотел отпускать. Миарон что-то говорил, но я не понимала, к кому он обращается: ко мне или своему спутнику?
Меня завораживал блеск глаз оборотня, то, как его зрачки вновь вытянулись в струнку. К тому же воздух словно уплотнился и теперь все труднее и труднее проходил через гортань в легкие. Когда раскаленный металл прислонился к коже, заставив ту шипеть и  съежиться, я не сразу поняла, что происходит. Боль казалось далекой. И одновременно с этим - пронзительно-острой.
Мир взорвался миллионом игл, которые, по непонятной причине, решили выйти из моего тела.
Поначалу навалившееся беспамятство было полным. Меня плотно окружал спасительный мрак. Затем в него понемногу стал просачиваться зеленый туман, снова и снова заставляя сражаться с монстрами. Снова и снова те вонзали в измученное тело кинжаловидные когти, против которых бессильны были оружие и Сила. Позже боль стихла, кошмар изменился.
Чьи-то руки волокли меня к месту, где окровавленная вода переливалась через края  мраморной ванной. Мертвецы  протягивали трясущиеся в струпьях руки под текущие кровавые струи и жадно пили окровавленную протухлую воду.
Большой стаей вились жирные черные птицы с острыми когтями.
И  пепел, пепел, пепел черным смерчем кружился в воздухе, затрудняя дыхание.
Но постепенно все кошмары отступили.
Я выжила.
***
Открыв глаза, я поняла, что лежу у себя, то есть в той самой комнате, что Миа*рон отвел в качестве личных покоев. Рядом со мной на полу, скрестив ноги, сидел новоявленный, ни разу в деле не опробованный, напарник. Дэй*рэк. Парень увлеченно листал толстый фолиант.
Пошевелившись, мне удалось привлечь к себе его внимание.
- Оди? – тихо позвал он, с недоверием покосившись в мою сторону.
Я попыталась кивнуть и с удивлением поняла, что это простое движение мне не по силам. Тело налилось тяжелым свинцом и не желало подчиняться разуму. На его вопросительный взгляд я смогла ответить лишь слабой улыбкой.
- Ты  меня слышишь? – Парень отбросил книгу с колен и потянулся к кувшину. – На, выпей. Это должно придать силы.
Я  повиновалась.  Руки Дэй*рэка казались надежными, самыми теплыми в мире. Тепло и горечь пролились в горло вместе с напитком.
- Что со мной? - фраза из двух слов казалось бесконечно долгой. Губы с трудом роняли слова.
- Ты ранена. Трупный яд успел глубоко проникнуть в организм. Но теперь все будет хорошо, опасность позади. Тебе  только нужно больше отдыхать.
Он говорил что-то ещё, но сон уже снова смежил  веки, опуская полог над реальностью.