- Кыш! – на всякий случай, пробормотала я севшим голосом, с трудом поднимаясь на ноги.
Птица, каркнув, улетела, оставив меня в полном одиночестве.
С трудом передвигая негнущиеся ноги, кое-как, я доплелась до дома, враждебно взирающего темными провалами окон. Он обманчиво покорно распахнул передо мной двери.
Отвратительный запах разложения ударил в нос, почти оглушая. Стараясь не обращать на тяжелые волны смрада внимания, преодолевая подкатывающую к горлу тошноту, я поднялась по лестнице с облезлыми перилами на второй этаж, где столкнулась с худеньким щуплым подростком.
Парень, выхватив нож, направил его в мою сторону и замер, как гончая перед прыжком, приготовившись отразить нападение. Острие лезвие слегка вздрагивало, толи кровожадно, толи пугливо.
- Девочка, ты кто? – напряженным шепотом спросил он.
Я молчала, не зная, что следует ему ответить.
– Ты здесь одна? - опасливо озираясь, продолжал допытывать он.
Я утвердительно кивнула.
- Хоть голос, что ли, подала бы, - проворчал паренек, - а то не знаешь, взаправду ли живая, или все же мертвяк?
- Я живая.
Мальчишка медленно опустил нож, не отводя настороженного взгляда:
- Ты как сюда попала-то? Я тут добрый час околачиваюсь. Пока вот не встретил ни одной живой души. Все словно повымерли. Ты прислушайся. Слышишь? – Атмосфера была гнетущей. А какой ещё она могла быть в таком месте? - Чертовщина какая-то, - пробормотал паренёк. – Дело тебе говорю, девчина. Чертовщина. Посуди сама: всего один труп, в комнате, что напротив. А спиной ощущаешь легион духов. Чувствуешь? А уж смердит! Поди, сама чуешь? – Мальчишка наморщил нос. – Нужно поскорее отсюда тикать. В таких местах, как это, нельзя оставаться после захода солнца.
Сгущающиеся сумерки обостряли предчувствие опасности и надвигающейся беды, заставляли ускорять шаг. За полтора часа мы обогнули поле и чахлый лесок, отделяющий опустевший пансион от восточной окраины города Птицы больше не кружились в воздухе. Окна домов, расположенные довольно высоко над мостовой, предусмотрительные жители закрыли ставнями. На улочках, по которым мы шагали, не светилось ни огонька.
Мы оказались рядом со сточной канавой, испускающей зловонные испарения. В воздухе держались тяжелые миазмы прорванной канализации.
- Зачем мы сюда пришли? – осведомилась я, недовольно рассматривая кожуру с какого-то экзотического фрукта, плывущую куда-то по гнилостным стоячим водам.
- Хочу утопить в нечистотах одну надоедливую девчонку, - хмуро ответил паренек.
- Хоть накормил бы, что ли, перед смертью, - буркнула я, усаживаясь на одну из каменных ступеней, спускающихся к затхлой, грязновато-зелёной мути там, внизу.
Мальчишка присел рядом, достал из заплечного рюкзака корку хлеба и протянул её мне. Я её быстренько проглотила, игнорируя неаппетитные запахи. Какое-то время мы просто сидели рядом.
- Мы кого-то ждем? - Поинтересовалась я, поняв, что пауза рискует затянуться.
- Ждем, - отрезал паренек таким тоном, что пропадало всякое желание развивать беседу.
Разговаривать не было ни сил, ни желания. Клонило в сон.
Прислонившись спиной к каменной кладке стены, мне показалось, я всего на мгновение прикрыла глаза. Последнее, за что пытался зацепиться ускользающий в сновидение разум, было журчание воды. Она весело струилась по камешкам.
Вода продолжала по-прежнему журчать, когда я проснулась. Вокруг стояла глухая ночь. Густые тучи полностью покрыли небо, не давая возможность светилам пробиться сквозь толстое одеяло низких облаков, чтобы своим цветом указать смертным, который час. Тепло, запах и что-то ещё, что всегда остается после человеческого присутствия, ещё продолжало держаться в воздухе - как оттиск человеческой ступни на мокрой глине. «След» был неприятным. Он отдавал тем же сладковатым затхлым ужасом, что и стены пансионата.
На западе полыхали далекие зарницы. Ветер уже начинал набирать мощь и скорость, но гроза была ещё далеко.
Придерживаясь рукой за каменную кладку стены, я сделала несколько шагов вперед, - вниз.
Ступени за долгие годы существования успели покрыться плесенью, сильно осклизнув. Нетвердая нога поскользнулась на влажной шубе и я, не удержав равновесие, полетела вниз, с головой уходя в черную, ледяную, затхлую воду. Благодарение Двуликим, канава оказалась не глубокой. Немного побарахтавшись, удалось нащупать ногами дно.
Отплевываясь от горькой протухлой воды, я шарила во тьме руками, пытаясь натолкнуться на ступени. Но вместо твердого камня, руки нащупали мягкое тело утопленника, плавающего лицом вниз, и инстинктивно перевернули его.
Утопленником был мой недавний спутник.
Я не успела среагировать на жуткую находку, как со спины чьи-то сильные пальцы сомкнулись на моем горле, заставляя беспомощно забиться, как кролика, попавшего в силок. Тело мгновенно сделалось непослушным, словно сотканным из ваты. Перед глазами поплыли алые круги.
Рука неизвестного разжалась и, подобно пружине, ударила меня о стену несколько раз, отбрасывая, как щенка, в сторону. Холодная вода, в объятиях которой пришлось опуститься, прояснила меркнущие, было сознание. Не давая прийти в себя, невидимый душегуб вновь ухватил меня за волосы и, намотав их на руку, стал утягивать под воду. Липкая жижа хлынула в глаза, ноздри, горло, заставляя легкие загореться, словно бы туда сыпанули красного перца.
Напрасно руки шарили по воде, уцепиться было не за что. Я все глубже проваливалась в мягкую бездну.
На границе, что пролегает между явью и сном, жизнью и смерть, мозг стали затапливать видения, подобно тому, как горло заливало водой. Перед внутренним взором явилось нечто, весьма напоминающее собой орех. Те же, с детства знакомые, выпуклости и извилины. Тот же неброский серый цвет. Я словно бы разделилась на две части. Одна «я» боролась с незнакомцем без всякой надежды на спасение. Вторая бесстрастно разглядывала явившееся видение, наблюдая за тем, как изогнутые извилины наполняются блеском и яркими вспышками. Вспышки загорались и гасли все быстрее и быстрее. Пока по руслам- впадинкам не потекли алые огненные реки.
Я вынырнула на поверхность вместе с первым раскатом грома, прокатившимся над городом, рокочущим и яростным. Перед глазами блеснула новая зарница.
Я стояла, отплевываясь от червивой гнилой воды и жадно хватая ртом свежий воздух.
Несостоявшийся убийца медленно-медленно, словно мы стояли не в городской канаве, а в забытой топи, лицом вниз, погружался в жижу. Его тело продолжало слабо дымиться.
Ветер крепчал, насквозь пронизывая промокшее тело острыми иголками. Противный запах, въевшийся в кожу, в липнущие к щекам пряди волос, настойчиво наводил на мысль о чистой воде. Которую, впрочем, Небеса, щедро подарили: с неба обрушился водопад. Трясясь от холода, достигающего последней косточки в коченеющем теле, не сохранившем ни капельки тепла, я даже не пыталась укрыться от низвергающихся потоков, - это было бесполезно.
Я не искала укрытия. Скорее, оно само нашло меня. Стена, к которой я, обессилив, прислонялась, неожиданно скрипнула, оказавшись дверью. Поколебавшись, я положила руки на деревянное перекрытие. Дверь задымилась. Через образовавшуюся брешь худенькое тело без труда просочилось внутрь.
Никакого плана у меня не было. Просто тело властно требовало отдыха, еды и сна. Именно эти примитивные желания продолжали вести вперед. В то время как хрупкий разум почти угас. Благом казалось простое отсутствие ледяных струй, летящих сразу со всех сторон.
Вытянула перед собой руку, над раскрытой ладонью увидела вспыхнувший искрящимся белым лепестком огонь.
Я прошла в следующую комнату, в которой, на мое счастье, обнаружила кровать. Сбросив промокшие, пришедшие в негодность тряпки на пол, с наслаждением скользнула под одеяла. Не обращая никакого внимания на слабый запах плесени. После купания в канализации в компании двух трупов, такие мелочи меня больше не смущали.
За ставнями продолжала неистово бушевать гроза.
Свернувшись клубочком, я тряслась от холода - тело не желало согреваться. Перед глазами мелькали видения: погибший паренек, тень убийцы, разлетающиеся в разные стороны черные птицы с острыми треугольными крыльями. Их черно-сизое оперенье отливало холодным чистым серебром. Их огромное количество, то, как безмолвно они летели, низко над землей, беззвучно размахивая крыльями, вызывало у меня отвращение. Огромная черная птица развернулась, нацеливаясь в лицо острыми, как бритва, когтями.
Я взмахнула руками, и вся черная стая полыхнула одним большим костром, закрывшим небеса.
Зрелище скукоживающегося, как прогорающая бумага, неба, было настолько жутким и жестоким, что я очнулась.
Гроза прошла, но не ночь. В комнате было по-прежнему темно.
Голод безошибочно вывел меня на кухню, где очаг, пустой и холодный, красноречиво свидетельствовал об отсутствии хозяев. Отыскав в кладовой парочку головок лука, сыр и затвердевшую булку, кое-как удалось затравить червячка. Из настольной скатерти я соорудила себе некое подобие тоги, прикрывающей наготу, но не спасающей от осенней прохлады.
Туман плотно окутал дома и деревья густой пеленой, робкие лучи утреннего светила с трудом пробирались к земле сквозь его кисею. Я шла вперед до тех пор, пока взгляд не натолкнулся на нарядно разодетый манекен в витрине магазина, с правой стороны от которого притаилась стеклянная дверь с изящным серебряным колокольчиком, дрожавшим, будто листик на ветру. По моему желанию ручка замка накалилась и расплавилась, стекла вниз, подобно расплывшемуся воску.
Внутри помещения платья и костюмы обступили меня со всех сторон. Я с наслаждением прикасалась руками к дорогим материалам: шелку, атласу, органзе, фиаксе, суане, ощущая их струящуюся гладкость. Несмотря на обилие богатых вычурных нарядов, выбор пришлось остановить на довольно простом платье из тонко выделанной шерсти, с рукавчиками-фонариками и юбкой в пол. Мне не хотелось привлекать к себе слишком много внимания. Такое платье вполне было под стать дочке среднестатистического горожанина. Поверх платья я набросила плащ с широким капюшоном, отороченным мехом неизвестного пушистого зверька.
Бросив случайный взгляд в глубину зеркал, в изобилии находившихся в комнате, я с удовольствием встретилась глазами со своим отражением. Невысокое, хрупкое существо, с правильными мелкими и одновременно резкими чертами, белой мраморной кожей, без единой веснушки, с темно-огненной массой мелких длинных кудряшек, подобно рамке из червонного золота подчеркивающих мерцающую глубину ярких зеленых глаз, в обрамлении изогнутых, как у куклы, ресниц. Картину дополняли пухлые, капризно изогнутые губы и высокие острые скулы.
- Кто здесь? – резкий, каркающий голос заставил меня прекратить процесс самолюбования и повернуться в сторону лестницы. – Как ты вошла сюда, девочка? И почему без разрешения позволяешь себе среди ночи врываться в чужие дома?
Даже в полумраке удалось разглядеть, что женщина не принадлежит к людской расе - глаза сверкали флуоресцентным огнем, так, как это бывает только у оборотней.
- Отвечай, человеческое отродье! – переливы женского голоса сменились угрожающим звериным рычанием.
Я, не раздумывая о намерениях перевертыша, шагнула вперед, ориентируясь на не человеческий блеск глаз, перехватывая взгляд. Свет в её взоре моментально померк, сменившись тьмой. Черный дымок повалил из всех черепных отверстий: глаз, ноздрей, ротовой щели. Женщина даже не успела понять, что происходит, перед тем, как покинула мир живых и шагнула на берег Безымянной Реки. Её труп распростерся у подножия лестницы.
Перед тем, как уйти из лавки, я позаботилась замести за собой следы. Заставила затлеть окружающие меня со всех сторон тряпки. Затем, накинув на голову капюшон, тихонько вышла из комнаты, уже успевшей наполниться дымом.
Города я не знала. Поэтому шла туда, куда глядели глаза, и куда вел меня врожденный инстинкт. Они оба вывели меня на высокую набережную реки Рив, где чинно расположились мраморные скамейки, украшенные резными поручнями. Отсюда часть города была видна как на ладони, умытая яростной ночной грозой, окутанная не до конца ушедшими снами, пробужденная первыми рассветными лучами солнца. Просыпающийся город зазвенел множеством голосов. По мощеным улочкам застучали деревянные колеса карет, острые женские каблучки, тяжелые мужские трости. Запищали многочисленные звонкие детские голоса, залаяли собаки. Даже деревья, казалось, отчетливей зашуршали кронами в ярком изумрудном небе.
Какое-то время я развлекалась тем, что наблюдала за прохожими, безмятежно снующими туда и сюда. Но вскоре неприятное сосание под ложечкой напомнило о необходимости подкрепиться. Бойкие торговки, распахнув ставни, вывешивали товар, чтобы завлечь покупателя. Толстые кровяные, копченные, сыроваренные колбасы. Душистые головки сыра. Ароматные крендельки.
Зайдя в одну из лавочек, я пожелала, как того требовал обычай, доброго утра дородной толстухе, чьи пытливые глазки недоброжелательно глянули на меня из-под полотняного чепца.
- И тебе доброго дня, дитя, - отозвалась она таким тоном, каким гораздо правильнее отсылать недоброжелателей в Бездну.
Один вид сдобные булочек вполне мог вдохновить на преступление. Мой желудок жадно взалкал к ним, а разум не мог предложить способа добродетельного способа добраться до желаемого. Денег не было ни копейки.
- Добрая маэра, у вас прекрасная лавка, - сглотнув слюну, проговорила я. - Не будете ли вы так любезны, не угостите ли меня одной булочкой?
- Если я стану угощать всех подряд бесплатно, то разорюсь, - резонно и бездушно отрезала торговка, отворачиваясь. - Убирайся отсюда немедленно. Или я натравлю собак.
- Натравите собак? – нахмурилась я.- За то, что я попросила кусок хлеба?
- Разве ты не слышала, маленькая паршивка? Я сказала, - пошла вон.
Торговка была толстая, дородная. Её лицо казалось сплошь состоящим из висячих щек и выпученных глаз. Тяжелыми, как перезрелые дыни, грудями баба придавила прилавок, а её объемные филейные части тот же самый прилавок был прикрыть не в состоянии. Всем этим несметным богатством толстуха воинственно перекрывала доступ к булочкам. Выжечь ей мозги, отнимая жизнь, было минутным делом.
Спокойно и неторопливо собрав понравившиеся булочки, пирожные, мясные гуляши в бумажный пакет, забрав из кассы деньги, я вышла на улицу, столкнувшись в дверях с прыщавым подростком в зеленой форме. Помню, как звякнул над нашими головами колокольчик. Парнишка проводил меня взглядом, и даже одарил улыбкой. Я ответила ему тем же. Почему бы и нет? Он не был ни толстым, ни недружелюбным.
А затем, вернувшись на набережную, я с удовольствием подкрепилась добытым трофеем. Устав прогуливаться по улицам, забрела в один из домов, где и пересидела до вечера. Обрывки мыслей, плавающие в мозгу, оформлялись в четкую мысль: мне нужно позаботиться о том, чтобы отыскать убежище. Настоящее, постоянное.
Дождавшись темноты, я вновь вышла на улицы города. Я двигалась вперед, пока вдоль домов не заскользили подозрительные тени, а тишина и темнота спальных районов не сменилась яркими магическими огнями, рассеивающими мрак. Во всей его распущенной красе передо мной развернулся район «красных фонарей». Огни, мрамор, тела в шелке одежд. Каскад разноцветных волос. Магия округлых грудей и плеч. Музыка и смех. Настежь распахнутые двери. Здесь я затаилась, подобно хищнику, поджидающему неосторожную жертву. Прислонившись к холодному камню, я замерла, стараясь слиться с окружающим миром, стать такой же его частью, как стены, столбы фонарей, искрящиеся призывные вывески.
Вскоре на узкой развилке улицы появился богатый экипаж. Прогромыхал и остановился, мягко покачиваясь на рессорах.
Я шагнула навстречу спрыгнувшему с раззолоченной подножки джентльмену.
- Хотите поразвлечься? – тихо прошелестел мой голос из глубины капюшона.
Мужчина бросил вопросительный взгляд и утвердительно кивнул.
- Я подойду благородному маэро?
- Посмотрим-посмотрим, - проговорил мужчина, кончиком трости отбрасывая капюшон с моего лица. Удивленный присвист, видимо означал одобрение - Кто ты, красавица? На кого работаешь?
- На себя, - улыбнулась я.
- Сколько тебе лет? - продолжал расспрашивать он меня.
- Почти четырнадцать.
- Старовата, - буркнул он, заставив меня удивленно заморгать. – Но все равно хороша. Ладно, сколько ты стоишь?
Откуда мне было знать, сколько за ночь берут малолетние проститутки? Особенно учитывая, что все события до вчерашнего вечера полностью испарились из памяти?
- Мне нравится ваш перстень, - кивнула я на его длинные, гибкие пальцы, украшенные массивным алмазом.
Мужчина снисходительно улыбнулся:
- Ого! У тебя хваткие лапки! Не завышаешь ли ты себе цену? - Хмыкнул он. – Впрочем, я рискну узнать стоимость твоей шелковой шкурки, малышка. Никто не помешает мне её снизить до реальной цены, верно? Так что, считай, сговорились. Прошу!
Я легко взлетела в нутро кареты. Мужчина неторопливо опустился рядом со мной, постучав тростью по стенке, дал кучеру распоряжение трогать с места.
Свистнула, взвиваясь, плеть. Лошади тронулись с места так резко, что я бы упала, не поддержи меня незнакомец под локоть, прожигая при этом неприятно обжигающим взглядом, жадным, сальным и липким. От такого взгляда смердело почти также, как от вчерашней канализационной канавы с трупами. Мне стало противно и захотелось немедленно вымыть руки с мылом.
Руки «клиента» тем временем скользили по моему телу, стараясь привлечь к себе, вводя во искушение прибить его прямо здесь и сейчас. Инстинкты склонялись искушению поддаться, в то время как мудрый рассудок настаивал на том, что с разборками следует подождать до места прибытия - наличность при себе в больших количествах мужчина держал сильно вряд ли.
- Как тебя зовут, мокиролле? - «ворковал» новый знакомый.
Я нахмурилась. Имя всплыло откуда-то далеко, из глубины. Но я была уверенна – это мое имя, оно настоящее. Вот только откуда эта уверенность пришла – ответа не было.
- Одиф*фэ Сир*рэно, - медленно, на выдохе, произнесла я.
- Очаровательное имя, - играя выбившимся из-под капюшона локоном, заметил мужчина. – Я ведь практически угадал, так? «Мокиролле» означает алый цветок. Одиф*фэ в переводе с Высокого Слога на эдонианский означает «Красный цветок». Почти одно и тоже, верно? У твоих родителей есть поэтическая струнка, - мужчина достал фляжку и, отхлебнув от неё, широко, так что улыбка была заметна даже в полумраке кареты, улыбнулся.
- У меня нет родителей, - заметила я, холодно глянув на собеседника.
- Жизнь была к тебе сурова. Я могу исправить это, мой Алый цветочек, - промурлыкал он, опять распуская влажные руки. Я с трудом удерживалась, чтобы не отшвырнуть его от себя. - Скажи, давно ты промышляешь на улицах?
- Совсем не давно, - «честно» ответила я, делая попытку отодвинуться.
- Если ты сумеешь мне понравиться, очень может быть, тебе не придётся вновь туда возвращаться. Ты ведь знаешь, как понравиться мужчине?
«И где ты тут видишь мужчину, жалкая тварь?», - подумала я про себя. Но вслух, понятное дело, этого не сказала. Лишь улыбнулась, предоставив ему самому определять содержание ответа.
Карета, наконец, остановилась у трехэтажного элегантного дома. Впечатление несколько портили ставни, наглухо закрывающие окна первого этажа - как крышки на гробах.
Мужчина достал связку ключей и, щелкнув замком, отворил дверь, оказывая мне честь, дозволяя первой шагнуть в мрачный темный сырой коридор.
- А слуг здесь разве нет? – поинтересовалась я.
- Зачем они тебе? Разве мало тебе одного, - но самого покорного?
Мужчина прошел вперед. Звуки шагов гулко отдавались эхом от пустых стен и высоких потолков. Щелкнув огнивом, он зажег свечи в золотом канделябре, стоящем на мраморном столике рядом с высоким камином. Свет храбро попытался побороть темноту, но был обречен на поражение, только породил огромное количество теней в пространстве.
Скинув плащ, достав из кармана объемного сюртука бутылку из темного стекла, «клиент» принялся её откупоривать.
- Выпьем? – поинтересовался он веселым голосом, изо всех сил стараясь создать фривольную, непринужденную атмосферу.
Но она продолжала злой тишиной давить на барабанные перепонки. Все в комнате дышало запустением, отдавало плесенью и холодом. Здесь давно никто не жил. И давно не был.
- Сладкая моя девочка, такая хрупкая, аккуратненькая - сипел он севшим голосом. - Как же ты хороша!
Я попыталась отстраниться.
- Подождите.
- Не хочу ждать, ягодка. Ты такая сочненькая, - его губы распластались по моим губам противными мокрыми жабами. Язык, скользкий и холодный, словно угорь, устремился в рот, обдирая губы, оскверняя душу.
Я попыталась отпихнуть его от себя, упираясь руками в плечи, такие широкие и твердые, что они вряд ли вообще ощущали мои слабые попытки к сопротивлению. Поняв, что так я ничего не добьюсь, я сомкнула зубы, прикусив противный язык. Результат был неожиданный. Вместо того, чтобы остыть, мужик только больше распалился.
- Любишь по-горячее? – рыкнул он. – Что ж, я тоже люблю боль. Хочешь так?
- Пустите меня! Убери свои лапы, гад!
Не отвечая, он тяжело навалился на меня сверху, увлекая на пол. Руки жадно зашарили по моим ногам, играючи, зараз, легко разрывая обе юбки – верхнюю и нижнюю.
Я брыкалась, как взбесившийся жеребёнок, извивалась, уворачивалась кусалась. Все было бесполезно. Тогда изо всех сил я ударила его коленом в пах - классический женский прием. Возможно, будь я женщиной, это бы работало, но, учитывая разницу в весе и росте, ему это было как слону комариный укус: не больно, но обидно. В качестве сдачи мне досталась увесистая оплеуха, заставившая меня уразуметь, выражение «искры их глаз» не фигуральное, а описательное. Искры из глаз впрямь посыпались.
Пока я лежала, полуоглушенная, «клиент» успел задрать мне юбки, и стал спускать с себя штаны. Показавшееся оттуда мужское достоинство, торчало, как нацеленное копье. Бледно-розовое, влажное, покрытое вздутыми венами, оно было уродливее всего, что я только могла себе вообразить. Не знаю, какое выражение было у меня на лице, но мужик принял его явно не так, как следовало бы.
- Хочешь поиграть с ним? Займись им. Попробуй его на вкус.
- Чего!? - Не поняла я.
- Ты что, никогда не сосала? Возьми его в рот.
Я поняла, что сейчас умру. Самой мерзкой смертью. От отвращения.
- Возьми его в рот сам! Слезай с меня, и немедленно! - прошипела я разъяренно.
Встав на колени, мужик ухватил меня за затылок и с силой прижал к своему восставшему «жезлу». По щеке скользнула отвратительная влага, твердая и горячая.
У меня не было выбора. Он мне его не оставил. Противно, но ничего не поделаешь. Я поняла, что должна это сделать. И сделала. Что было сил, сжала зубы на единственном достоинстве, которое было у этого человека.
Дикий крик болью резанул по ушам.
Освободившись от удерживающих меня рук, я вскочила и бросилась бежать, куда глаза глядят.
- Ведьма! Мерзкая маленькая шлюха! – неслось вдогонку. – Я тебя убью!!!
Влетев в первую попавшуюся дверь, я оказалась в маленьком коридорчике, с одной стороны которого был тупик, а с другой - тонкая винтовая лестница. Я, было, шарахнулась назад, к двери, но преследователь уже стоял на пороге, безумно вращая глазами, чуть ли не с пенной у рта.
Подобрав порванные, волочившиеся юбки, пришлось стремительно подниматься наверх. На едином дыхании удалось пролететь несколько лестничных пролетов, прежде чем его руки железным концом сомкнулись у меня на талии.
- Попалась, птичка! - злобно гоготали мне на ухо. - Я тебе сейчас все перья вырву!
Я ударила его по лицу, резко откинув голову назад. Хватка ослабла, что позволило мне развернуться и ударить по глазам разведенными в сторону пальцами.
- Сука!!! – взревел он, но прежде чем я успела воспользоваться форой, вновь устремиться в побег, ухватил меня за ноги. Вдвоем, вместе, мы покатились по лестнице вниз, пересчитывая ступеньки собственными телами. Мне удалось замедлить падение, уцепившись за поручни. Мой неприятель пролетел ещё несколько ступенек вниз.
Не знаю, как выглядела я, но противник выглядел жутко и смешно: без штанов, с волосатыми ногами, весь в кровоподтеках, с безумно вытаращенными глазами
- Я тебя сейчас убью, трущобная крыса, - сказал он на этот раз спокойно, тихо и твердо.
По его тону я поняла – убьёт. Если сможет.
Медленно, цепляясь за перила, насильник стал подниматься ко мне. Как монстр из детских снов.
В руке сам собой загорелся алый светящийся шар. Разум не успел этому удивиться, а тело уже отправило шар полет, - в сторону неприятеля.
При виде сферы лицо мужчины успело исказиться удивлением, неверием и ужасом одновременно. А потом она ударила ему прямо в грудь. Тело разорвало на части, на кусочки. Вниз полетели оторванные конечности, в сторону – внутренности, кровавые мышечные ошметки, костяное крошево. Вдогонку первому по инерции полетел второй шар, который, не найдя цели, ударил в стену, раскидывая вокруг горячие языки пламени.
Деревянные панели моментально занялись, распространяя в воздухе запах паленого сукна и горящего дерева. Огонь заполыхал со всех сторон, оранжевый и злой, грозя проглотить ту, что его породила. Стремясь уйти, спастись от его жадных объятий, я вбежала в ближайшую комнату, устремляясь к окну, за которым простиралась свобода и спасение. Выбив стекло, я выбралась на широкий резной карниз. Но отсюда было слишком высоко, чтобы прыгать. Свернуть себе шею в мои планы не входило.
Но Темные Боги лично хранили меня в ту ночь.
В тот момент, когда я уже было начала паниковать, снизу раздался глухой низкий голос:
- Эй, детка? – окликнул она меня. - Чем это ты там занимаешься?
- Любуюсь на звезды, конечно же, - огрызнулась я, - чем же ещё?
- Возможно, на твердой земле любоваться на звезды покажется удобнее?
- Очень может быть, - согласилась я.
В комнате за спиной уже трещал огонь; из разбитого окна заструился едкий черный дым, раздражающий гортань.
- А у меня веревка есть, - ехидно прозвучало под ногами.
- Мне бы она сейчас очень пригодилась, - отозвалась я.
- Держи, - тень под ногами, раскрутив веревку над головой, бросила мне один конец так ловко, что веревка упала мне прямо в руки.
Не медля, я привязала её к ближайшему выступу и, если не ловко, то проворно, спустилась вниз.
Дом к тому времени полыхал так, что на улице стало совсем светло.
Тень под ногами материализовалась в парнишку, подставившего острое лезвие ножа к горлу. От удивления я застыла, не смея шевельнуться.
- Тихо. И без фокусов. Ясно? – Почти интимно зашептали мне в ухо. Я кивнула.
Мне не хотелось фокусов. Хотелось - есть, потом – спать. Хотелось иметь крышу над головой, нормальных родителей. Хотелось иметь приятеля, способного бросить в трудный момент веревку и после не приставлять ножа к горлу. А вот фокусов не хотелось совершенно. Но в жизни редко имеешь то, чего хочется.
- Кто ты? – сухо спросила я.
- У тебя нет права задавать мне вопросы. – Явно нервничая, отозвалась ненормальная «тень». - Ты убила того, кого убить должен был я. Это я должен был его убить, я – понимаешь?!
- Ну и чего же ты ждал? – не понимала я. - Убивал бы. Я тебе не мешала.
Устало подумалось, что люди весьма утомительные и глупые существа. Мысль была отстраненной, словно сама я к людскому роду не принадлежала.
- Ты должна умереть, - твердо сказал парнишка.
- Никому ничего я не должна, - возразила я.
Ситуация была просто фарсовой. Почему мне все время угрожают? Не успеешь сбежать от одного безумца, как тут же натыкаешься на другого, ещё более странного?
- Ты не понимаешь, - начал было сумасшедший.
Но голос сменился хрипом, руки его перестали меня держать.
Я отскочила, развернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомая «тень» рухнула лицом вниз, а над ней возник мужской силуэт. Высокий и тонкий, с белым лицом, с которого флуоресцировали глаза, выдавая в их хозяине оборотня. С белоснежными, контрастно выделяющимися на черном фоне ночи и плаща, руками. Музыкальные длинные пальцы будто бы жили отдельной жизнью, прекрасной и гармоничной. Но заканчивался этот образчик изящества острыми изогнутыми звериными когтями.
Напротив меня нелюдь, из расы оборотней.
Перешагнув через распростертое тело парнишки пружинистым шагом, оборотень протянул мне руку приглашающим жестом, ладонью вверх.
- Меня зовут Миа*рон Мэнтэр*рэй, - выдохнул он.
Треугольное, как у всех «кошек» лицо с узкими яркими губами, высокими скулами, обтянутыми белой-белой кожей, словно парило в темноте. Оттянутые к вискам глаза с тяжелыми, нависающими веками и щелевидными зрачками были не по-человечески красивы. Когда оборотень говорил, между мягкими губами можно было видеть звериные тигриные резцы.
Я отшатнулась от протянутой руки. Изогнутые кинжаловидные когти не располагали к доверию.
Оборотень плавно опустил руку вниз, и она почти слилась с темнотой. Он весь сливался с темнотой.
- Ты убила Фрэ*ла Оэр*лина. – Голос был почти безразличен, безличен, с завораживающей вкрадчивой интонацией. – Подойди ко мне, человеческое дитя. Я не причиню тебе вреда. Даю слово.
Тело оборотня было окутано слишком сильной аурой властности, ей не возможно было сопротивляться. Впервые мне приходилось выдерживать взгляд глаз с острыми, вертикальными зрачками.
Чувственные и узкие губы растянулись в насмешливой хищной усмешке:
- Ты разорвала его в клочья. Всего одним ударом. Ты способна порождать огонь. А ведь могу поклясться Кланом, ты даже толком не обучена.
От голоса, сладкого и одновременно угрожающего, по коже ползли мурашки. Я не могла понять – от ужаса или от удовольствия?
Миа*рон шагнул назад. В его руке медленно возник, затем вырос, потом загорелся круглый шар, светившийся голубым свечением:
- Этот симпатичный шарик способен разнести в клочки и человеческое тело, и половину улицы. – Его губы, напоминающие лук, снова изогнулись в саркастической улыбке, нарочно открывая острые звериные клыки. – Давай сравним наши Силы? Если ты сможешь отразить мой «мячик», я, возможно, заинтересуюсь тобой. А если нет, - драматическая пауза, - боюсь, интересоваться будет некем.
Прежде, чем я успела ответить или испугаться, круглая сфера уже летела в мою сторону. Я попыталась увернуться, но шар изменил траекторию и опять устремился ко мне. Снова увернувшись, я взмахнула рукой, и над ней зажегся алый, искрящийся переливающийся оранжевым огнем шар. Этот «мячик» я пустила на встречу синей сфере. Они сошлись, столкнулись, и всю улицу сотрясло от оглушительного взрыва. Сверху посыпались стекла и штукатурка.
А потом до меня долетал леденящий душу хохот нелюдя. Словно вихрь подхватил меня на руки и оторвал от земли. Лицо с звериными клыками было так близко, что хотелось визжать. Хорошо ещё, что от ужаса голос все равно не слушался.
- Умница! - похвалили меня, не прекращая безумного хохота. - Огненная и прекрасная! Ценный экземпляр.
Смех резко оборвался.
Миарон напрягся, подбираясь, как перед прыжком, прислушиваясь к чему-то.
- Мы изрядно пошумели, - оскалился он, - пора убираться! Сюда идет патруль, спешат пожарные, и парочка магов. Ты ведь не захочешь с ним со всеми познакомиться? Ведь нет?
Он снова захохотал. Единым плавным движением перекинул меня через плечо, как кулек с мукой. Легко взобрался по отвесной стене на крышу дома, словно бы полз по пологому полу, а не по вертикальной поверхности.
Я чувствовала, как его мышцы меняются. По крышам над городом совершало прыжки, бежало, летело странное существо, уже не человек, не до конца зверь Небо и земля перемешались перед глазами, и я провалилась в спасительную темноту, которая укрыла меня, словно родная мать одеялом.
