В количестве невиданной толпы,
А может статься, правят в целом мире,
Противные зловредные клопы.
Живут из веку, не страшась погоды,
Подкожным жиром обрастая впрок.
И труса, чутко, празднуют, уроды,
Свой охраняя маленький мирок.
Заведуют шуршанием обоев,
Скрываются за чтением газет.
Для этих мелких, злобных марамоев,
Серпом по… как там… будет яркий свет.
Суются в тайну личной переписки,
Ведут учет, мной прожитым годам,
Дерутся, копошась, в собачей миске
И помнят всех моих знакомых дам.
Им мало жить в покое и уюте,
Кусаются и жгут исподтишка.
По вечерам, как водится, напьются,
Клоповьего дурного портяшка.
Бросают крошки, лезут в холодильник,
Сожрали рыбу – здесь я оплошал.
И даже мой заслуженный будильник
Вонючим гадам чем-то помешал.
Им не по нраву старый телевизор,
Ругают черно-белое кино,
А по ночам, собравшись на карнизе,
Поют фальцетом то, что мир – дерьмо.
Тайком мои воруют сигареты,
Бессовестно друг другу что-то врут.
Особо не взирая на запреты,
Живут – где гадят, гадят – где живут.
На антресолях вечно спорят с молью,
Никчемный спор бывает часто крут.
И как-то по клопиному, любовью,
Занявшись, быстро свой снимают зуд.
Есть вероятность, с ними можно сжиться,
Особенно друг другу не мешать,
Однажды взять, с клопами породниться…
Но, Боже, как же трудно здесь дышать.
Открыть окно и провести уборку,
Пройтись за батареей, по щелям.
Просыпать дустом, дихлофосом, хлоркой
И вымести клоповий грязный хлам.
Сменить обои, перекрасить двери,
Швырнуть матрац в бушующий огонь.
Пусть воют и доносы пишут, звери,
В огне исчезнет приторная вонь.
Куплю торшер, украшу дом цветами,
Тахту укроет Пакистанский плед.
И я займусь забытыми стихами,
Встречая всепрощающий рассвет.
Но если неожиданно, воняя,
Чужая в дом мой вторгнется стопа,
Без размышлений, не предупреждая,
Я обернусь и раздавлю клопа…
10.06.2010
