история одного восьмистишия
Примерно лет пять назад я отдыхала в пансионате, который расположен в сосновом бору. Время хотя и к зиме приближалось, как-никак ноябрь двигался к концу, но дни стояли тёплые, солнечные. И весь отдыхающий люд старался не упустить золотые денёчки и использовать их для прогулок по лесу. А воздух в лесу был напоён чистотой и свежестью до головокружения.
С соседями по столу мне не повезло – очень редко мы собирались вместе. А обычно я скучала в одиночестве, так как они то «задерживались, то опаздывали». Среди соседей выделялся мужчина лет сорока – сорока пяти. Он оказался моим соседом не только по столу и по этажу, но даже наши комнаты находились рядом. Но мы виделись очень редко. В нём чувствовались и культура, и вежливость, и беспредельная молчаливость. Но особенно выделялся его взгляд. Он никогда не смотрел на собеседника глаза в глаза, а взгляд проходил мимо, и в тоже время, схватывая и запоминая всё моментально. Ежедневно после обеда он своей чеканной походкой уходил на прогулку и возвращался только к ужину.
Среди женского контингента о нём складывались разные легенды: кто говорил, что он путешественник и объехал полсвета. Другие говорили, что он военный и служил за границей. Третьи – что-то своё. Мы же с В. П., когда оказывались вместе за столом, перебрасывались незначительными фразами. Знала я только одно, что он отдыхает здесь под чужой фамилией. Так было до дня отъезда, когда мы пришли на завтрак и оказались одни за столом – соседи ещё накануне уехали домой. Я вручила В.П. листок бумаги, на котором было записано моё восьмистишие:
Так скажи мне, кто ты, кто ты,
Молчаливый мой сосед?
Истоптал какие тропы,
Сколько посетил планет?
Я смотрю в глаза седые –
В них тоска, страданье, боль,
Будто в бой несут гнедые…
Иль играешь чью-то роль?!
Он молча, не читая, положил лист в карман и ушел. Когда я пришла на обед, он уже сидел за столом. Меня удивило необычное выражение лица: оно было растерянным, но не отрешённым как прежде. В. П. посмотрел на меня удивлённо, коротко спросил:
– Твоё?
– Да, моё.
– Душу ты мне всю перевернула. Ты ешь, а я буду говорить. Как ты могла догадаться о моём потаённом? Странные вы, женщины: одной пытаешься душу раскрыть, а ей это не надо, для неё высший предел – анекдоты и интим. А ты вот молчала, молчала, а сама как рентгеном всего просветила. Надо же так написать: «Глаза седые»! А ведь ты угадала…. Мне кажется, что каждая клеточка моего организма или седая, или черная – угольная. А ещё вот эта строчка: «Будто в бой несут гнедые»…. Двадцать лет «носили» по всей планете. Сейчас вот уже пять лет на отдыхе, а всё куда-то несёт и несёт…
В. П. отвернулся к окну, помолчал некоторое время. Все отдыхающие давно покинули зал, даже обслуживающий персонал отобедал. В дальнем углу начинали мыть пол.
– Давайте перейдём в фойе, там и поговорим, – тихо предложила я.
Мы устроились в мягких удобных креслах, и В. П. вновь заговорил своим приглушенным голосом:
– Я в «Альфе» служил. – Слышала о таком подразделении?
В. П. посмотрел на меня таким пронзительным взглядом, что даже мурашки пошли по коже. Я молча кивнула. Он грустно усмехнулся:
– Извини, взгляд у меня не из лёгких, служба оставила свой отпечаток. Ты человек грамотный. Представляешь род наших занятий. Все горячие точки почти всей планеты были наши. В Афгане ещё до ввода войск мы первыми там побывали. И так везде: первая кровь, первая грязь, первые потери близких друзей – всё наше. Ты мне вот скажи, почему погибают самые хорошие друзья? Не знаешь. Вот и я не знаю.
Он спрашивал, но не ждал ответа. Взгляд его был устремлён в окно, где размеренно раскачивались ветки вековой сосны.
– У нас в отряде крепкие парни работали… Что ты так удивлённо на меня посмотрела? Я не оговорился – мы все хорошо выполняли свою работу. А для этого нам необходимы были устремлённость, знание дела и любовь к родине. Многим это кажется странным, но без любви ни одна операция не будет выполнена
Человек-пружина, и притом туго закрученная. Поступает команда и ты весь в работе. Ни единой лишней мысли, лишнего движения. Всё отработано до механизма. И так изо дня в день, из года в год. Нервы – как натянутая струна.
После моего последнего ранения именно нервная система дала сбой, и понесло меня в разнос. Год провалялся в госпитале, а потом списание подчистую. Жена увезла на свою родину, купили домик почти на берегу пруда. Недалеко лес располагался. В этом было моё спасение: я то на берегу пруда, то в лесу пропадал. Первые три года даже с домашними не мог разговаривать. Но постепенно нервишки приходили в норму. А сейчас-то я уже нормальный человек. Вот такие дела, соседка. Не уморил я тебя разговором? Извини, вижу, что зря спросил. Ты удивительный человек из той редкостной породы, кто умеет слушать. А почему ты одна? Я представляю, сколько парней по тебе сохло. Было такое дело? – В. П. улыбнулся, и я поразилась его мягкой нежной улыбке. А он продолжал: – Я бы тебя одну не отпустил, опасно.
– Я что-то не заметила рядом с собой штабелей из мужчин.
В. П. рассмеялся, но так тихо, что было и не разобрать, смех ли это, или лёгкая, раскованная улыбка озарила его лицо.
– Так ты же разговариваешь на расстоянии вытянутой руки. К тебе не так-то просто подойти. Так что пересматривай свой взгляд на мужчин и будь счастлива сама, и какого-нибудь счастливчика осчастливь. – Он посмотрел на часы, встал. – Через час за мной придёт машина, пошёл сумку собирать.
Ровно через час я услышала в коридоре чеканные шаги: шли двое и остановились у двери соседа, а через минуту В. П. заглянул в дверь и попрощался. Так я рассталась с человеком-загадкой.
