Реальность распадалась на части, и некоторые из них выглядели фальшивыми, как дешёвые драгоценности. Работа в школах? Да что вы! Казалось, Миа так же, как и сейчас приходила в пиццерию, мыла пол, чистила туалет, ополаскивала посуду и загружала посудомоечную машину. Несколько дней болели мышцы рук и спина, но постепенно боль становилась слабее. С рабочими обязанностями она справлялась ловче и быстрее.
Прошлое превратилось в сон, а будущее - в исчезающий мираж в мёртвой пустыне настоящего. Время замерло. Остался лишь один бесконечно повторяющийся день.
Но Миа не жаловалась на боль и непрерывную работу. Она желала больше боли, больше беготни туда- сюда, потому как это помогало вынести другую боль, занять ненужное теперь время.
Миа начала узнавать в лицо некоторых клиентов, поскольку сталкивалась с ними каждый день. Малка любезно предоставляла никчёмные сведения о ничего не подозревающих завсегдатаях пиццерии. Вон тот, в синей рубашке... да- да, с куском картошки на вилке...он работает в компьютерном центре напротив. Постоянно строит Малке глазки и не упускает случая поболтать. А вон тот, в сером костюме...угу, за столиком в углу... просто повёрнут на куриной пицце! С ума сойти! Каждый день одно и то же- пицца с курицей! И не надоест ведь.
Малка общалась часами, без долгих перерывов и с удовольствием. Одна радость- отвечать ей не требовалось. Достаточно было кивать головой в нужный момент. Миа могла бы порассказать много интересного о жизни этих людей, прошлой и будущей, но такого желания у неё не возникало. Как и многих других желаний- ей не хотелось ничего. Даже ела она через силу, потому что в противном случае могла упасть в голодный обморок. Иной раз её посещала мысль, что на самом деле сидит она в запертой комнате с решёткой на окне и стенами, обитыми мягким материалом, пускает слюни, а за ней наблюдают суровые люди в белых халатах. Может, проверяют её реакции на всевозможные раздражители. А Малка неплохо вписывалась в понятие " раздражитель".
Однако Миа не раздражалась от непрерывного общения. Она понимала- Малка хотела стать ей подругой. Попытка, заранее обречённая на неудачу. Миа не думала переступать черту, проведённую в детстве, тогда, когда ей нравилось быть особенной. Когда она ещё не понимала, как это пугает. Когда она была не Миа, а Маша.
* * *
Бабушка счищала кожуру с яблок и нарезала белую мякоть в тесто.
- Будет у нас к ужину яблочный пирог,- она улыбнулась Маше.- Долго ли умеючи.
Маша сидела с томом Жюля Верна. Уроки она уже сделала, а в музыкальной школе занятий в тот день не было. Вот она и проводила свободное время так, как любила больше всего- читала. Благо, весь дом наполняло множество книг. Маша читала их по- очереди, не пропуская ни одного дня. Любимое же место было здесь, на кухне, возле окна с красно- белыми занавесками и за столом, накрытым подходящей в тон занавескам клеёнкой.
То и дело девочка поглядывала на бабушкины руки. Как они бысто и умело нарезают яблоки! И всё делают так же хорошо. Тогда Маше казалось, что бабушка вечна.
Бабушки не стало в тот год, когда Маше исполнилось двадцать шесть. Рак за полгода превратил бойкую старушку в иссохшуюся мумию. Маша не сразу узнала о страшном диагнозе. В декабре бабушка обмолвилась о плохом самочувствии.
- Не волнуйся,- говорила она в один из зимних телефонных разговоров. - Я что, помираю? Увидимся летом.
А к апрелю Маша уже поняла в чём дело. Речь старушки становилась всё путанней, и к маю голос потерял прежнюю силу. Но Маша не верила, что это конец. Билет она купила на четвёртое июля. Мысль о том, что этого человека может не стать, казалась абсурдом.
Бабушка умерла тридцатого июня. Маша успела на похороны. К боли от потери прибавилась вина за то, что не бросила всё к чёртовой матери и не помчалась туда, где несколько месяцев умирал её близкий человек.
Ну а пока до этого ещё оставалось семнадцать лет счастливого неведения, и Маша находилась на седьмом небе от любви, даруемой ей бабушкой.
Нож вдруг перестал нарезать яблоки.
- Ой, забыла. К тебе же сегодня забегала девочка,- сказала бабушка.
Дом был небольшой, всего пятнадцать квартир. Детей в нём не было, только пара подростков.
- Какая девочка?- удивилась Маша. Неужели кто- то со школы?
- У нас новые соседи въехали в десятую квартиру. У них девочка есть. Узнала про тебя и прибежала знакомиться.
Жюль Верн был забыт.
- Ба! Можно я к ним сбегаю?
- Конечно! Люся её зовут. Иди- познакомься.
Несколькими минутами позже Маша стояла перед дверью десятой квартиры. Палец замер у кнопки звонка.
" Что я им скажу?"
- Не трусить!- прошептала девочка и позвонила.
Дверь открыла женщина, скорее всего мать Люси. Маша невольно уставилась на короткую стрижку и яркие рыжие волосы женщины. Мама будущей подружки улыбнулась:
- Здравствуй. Ты к кому?
- Здравствуйте,- Маша застеснялась. Голос упал почти до шопота.- У вас живёт Люся?
- Мам!- донеслось из глубины квартиры.- Кто там?
- Входи, входи,- женщина посторонилась и пропустила Машу в прихожую, заставленную картонными коробками.- Люся, это к тебе!
Так они и познакомились.
Люся с мамой переехали из другого района, и девочка никого тут не знала. Ей нравилась идея так быстро найти подругу. Маша, прожившая столько лет в доме, где не с кем было играть, пребывала в полнейшем восторге. С первого же дня девчонки нашли общий язык. Они виделись постоянно, а взрослые им в этом не препятствовали. Учились они в разных школах, но Люся мечтала на следующий год перейти в Машин класс. Тем временем после занятий они играли то дома у Маши, нередко угощаясь бабушкиным вишнёвым киселём, то у Люси.
Большое удовольствие доставляли им походы в вареничную. Люсина мама работала и выдавала дочьке деньги на еду. Маша, хоть и могла покушать дома, предпочитала присоединиться к подруге.
Всё их веселило и вызывало смех.
Ах, эти вкуснейшие вареники по двадцать шесть копеек за порцию! А на десерт чудесное двухцветное желе. Также коктейль, гордо называющийся фраппе " Омега". Девчонки окрестили его " Храпэ", что стало новым поводом посмеяться.
Другой их страстью было кино. Недалеко от дома, минут десять пешком, в кинотеатре
" Победа" они посмотрели десятки фильмов и мультяшек, перетасованных с выпусками журнала " Ералаш". Маша обожала их прогулки после кино: под цветущими каштанами- весной или по раскалённому асфальту- летом, с неизменным ялтинским эскимо в руках.
Маше никогда не жилось так хорошо, как в то время. Пересматривая всю жизнь, она уверенно знала- то была самая лучшая пора. К ней перестали приходить всякие жуткие видения. Один раз лишь явился парень, сообщивший, что его друзья в Афгане прозвали его Слоном. Маша поняла, что он остался в Афгане ( толком не зная, что это означает) навсегда, но ничего ужасного в парне не было.
Осенью Люся начала учиться в одной школе с Машей, но в параллельном классе. В столовой они всегда кушали вместе. На переменках мотались по коридорам или таинственным шопотом обменивались секретами.
Их сблизило то, что у обеих не было отцов. Маша своего не помнила. Всё, связанное с ним оставалось покрыто глубокой тайной, в которую девочку не посвящали. Ни мать, ни бабушка не желали говорить на эту тему и уклончиво избегали любой попытки докопаться до правды. Маша прекратила выяснения после того, как нашла старую свадебную фотографию родителей. Старая фотография с надорваным уголком. Мама улыбается, и нет в глазах злобы или презрения. Пока ещё нет. Папа обнимает её за талию. Они стоят у вечного огня и держат в руках цветы, принесённые в жертву пламени. Огонь, страсть, вечная любовь. Только огонь горит и поныне, а любовь погасла.
Ей хотелось знать. Любопытство перевесило неясный страх, и она накрыла фотографию ладонью- уже тогда она немного умела пользоваться своими возможностями. Она ощутила покой. Отец ушёл на другую сторону, но Маша видела его жизнь до того. Что- то кошмарное, напугавшее её до такой степени, что она отдёрнула руку, будто фотография обожгла её. Осмыслить то, что открылось, Маша не могла: страх, замкнутое пространство, сильные пальцы разжимают челюсти, горечь сквозь сжатые зубы, руки, связанные за спиной...
" Я попробую потом...я же маленькая, ничего не понимаю!"- пообещала себе девочка, но ни разу не осмелилась повторить попытку рассмотреть всё полностью.
Люся рассказала о том дне, когда ушёл её папа. Ей исполнилось от силы три, но сцена его ухода запомнилась ярко, как вчера увиденная. Мама плакала на диване, а папа, с чемоданом у ног, говорил, что уходит, что у него есть другая женщина. Люся знала подробности. Оказывается, он встретил ту, другую, на работе. Похоже, Люсина мама не скрывала случившегося от дочери. Потом папа хотел вернуться домой, да мама не пустила.
- А ты хотела, чтобы вернулся?- полюбопытствовала Маша.
- Неа, -равнодушно отозвалась подруга.- Я его ненавижу.
Слово это оставило в Машиной душе неприятный осадок. Были люди, которые ей не нравились, но ненавидеть...
Прогулки по городу, походы в кино и кафе, игры с куклами- всё закончилось неожиданно, в один момент.
Маша запомнила точную дату катастрофы - 7 декабря 1988.
В тот день, после школы она устроилась на диване с томом Дюма. Хотелось отдохнуть и почитать перед тем, как приступать к домашним заданиям.
Дом тряхнуло так, что девочку сбросило на пол. Книга свалилась под тумбочку. Стены, потолок ломались легко, как лёд под носом ледокола, словно сделаны были не из камня, а из фанеры. Возле Машиных ног приземлился кусок потолка с лампой. Во все стороны полетела пыль и осколки. Маша заорала, закрывая голову руками, а сверху всё падало и падало. Она не видела что, но слышала по звуку- что- то тяжёлое. Всё время она ждала, когда кусок дома упадёт на неё и раздавит. Перестав слышать грохот она отняла руки от лица. Вокруг стало темно. Она лежала в маленькой пещерке посреди разрушения, и выбраться не было ни малейшей возможности. Вокруг громоздились горы известняка и досок вперемешку с обрывками обоев и кусками мебели, а сверху всё это накрыло большим осколком то ли стены, то ли потолка.
Поднять крышку своей ловушки сил у девочки не хватало. Она пробовала и плечом, и ногами, и руками- ничего! Маша заплакала от бессилия. К страху за себя примешивалось беспокойство за бабушку и Люсю.
Девочка принялась твердить одну и ту же фразу как заклинание: " Меня скоро найдут. Обязательно найдут. Не могут не найти". Эта нехитрая мантра немного её успокоила. Она принялась разгребать мелкий мусор вокруг себя. Темнота и теснота давили и мешали работать, но кое- какие обломки удалось отбросить к ногам. Большие куски кирпичей поддавались с трудом. Она царапала их, ломая ногти, пока пальцы не начали кровоточить. Усилия не пропали даром - ощущение, будто она задыхается, отпустило. Однако приключилась новая напасть- ей ужасно хотелось пить. Вода- чистая, холодная, сладкая течёт вниз в горло. Маша буквально видела стакан с вожделенной жидкостью. Она берёт его и пьёт глоток за глотком не останавливаясь...
Скрежет заставил девочку открыть глаза. Уснула она, что ли? Свет ослепил, и она прикрыла лицо ладонью, задев израненные пальцы. Но боль отступила перед радостью- её нашли! Пока она спала, кто- то поднял крышку её темницы. Маша, жмурясь, поглядела вверх. Там, в солнечном сиянии, стояли три силуэта- один высокий и два пониже. Потом глаза привыкли к свету, и Маша увидела темноволосую женщину в разорваном грязно- сером платье и двух мальчиков. Один из них обмотал потёртую бельевую верёвку вокруг запястья. Верёвка то натягивалась, то обвисала, но Маша не видела того, кто её дёргал.
- Ну чё прыгаешь!- сердился мальчишка. - Иди сюда. Да иди же!
Он стал наматывать верёвку на руку, потом нагнулся и взял на руки маленькую, чёрную скулящую собачонку.
- Давно я здесь?- спросила Маша. Горло пересохло, и слова выходили с трудом.
- Часа четыре,- ответила женщина и оглянулась на второго мальчика. Маша увидела, что волосы женщины на затылке слиплись, а шея испачкана кровью. Девочку охватило неприятное предчувствие, тревожно шепчущее: " Что- то не так! ".
- Ну пойдём?- спросила женщина у мальчика с собачкой. Тот кивнул, не прерывая игры с щенком. Собачонка прекратила скулить и лизала ему щёку.
Женщина посмотрела на Машу. Глаза её были пусты. Расширенные зрачки походили на два тёмных колодца. Девочке почудилось, что если долго смотреть в них, то можно свалиться туда и утонуть. Она отвела взгляд. Женщина усмехнулась, словно прочитав её мысли.
- А собачку мы заберём?- спросила она, будто Маша возражала. - Вон сынок мой как с ней разыгрался. Пусть дитё потешится!
Маша еле нашла силы кивнуть в ответ. " Она мёртвая",- поняла девочка. " Все они..."
Троица тем временем исчезла, отступив от дыры. Маша услышала, как мальчик позвал щенка:
- Пойдём, Дина. Ма, её Диной зовут?
Маша закрыла глаза. Ей хотелось одного- чтобы в просвете больше никто не появился. Никто с разбитой головой и расширенными зрачками.
Чья- то рука принялась трясти её за плечо.
- Уходи! Уходи!- Маша отбивалась, не открывая глаз.
- Господи!- воскликнула бабушка.- Так и до инфаркта недолго!
- Бабушка!- закричала девочка, уткнувшись лицом в бабушкин передник, пахнущий пирогами.
Успокоившись, девочка растерянно посмотрела вокруг. Никаких разрушенных домов, никаких мёртвых людей.
- Ну что ты, маленькая?- запричитала бабушка.- Приснилось что?
Маша быстро закивала.
- Ничего, ничего,- утешала её бабуля.- Со всеми бывает. Я тут, с тобой, не бойся.
Она ещё долго шептала успокаивающие слова, пока Маша не перестала дрожать всем телом и не расслабилась в её объятьях.
Теперь девочка понимала, что с ней приключилось. Она испытывала видения с раннего детства, но впервые попала в видение. Вот тогда она и задумалась, может ли это причинить ей вред. Бабушке она ничего не рассказывала. Ни в тот раз, ни когда- либо вообще. Ей казалось, что так будет лучше. Случалось проговориться, но такое воспринималось взрослыми как детский лепет или буйная фантазия.
Позднее, вспоминая случившееся, Маша понимала, что именно этот неожиданный и страшный опыт повлиял на последующие события.
В тот жуткий день она так и не встретилась с Люсей, даже не захотела поболтать по телефону. Сил не хватало на общение. Ей нужно было побыть одной, успокоиться и набраться сил. Люся тоже не звонила, что в любой другой день удивило бы Машу, но только не после такого потрясения.
Девочка поела, почти не жуя, и напилась сока. Она старалась скрыть от бабушки дрожь в руках, упорно не желавшую прекратиться, а затем поспешила в кровать, зная, что ни что так не поможет, как часок- другой спокойного сна.
Подруги увиделись на следующий день. К тому времени Маша уже услышала в новостях о сильном землетрясении в Армении и понимала своё видение лучше.
Пока Маша стояла под Люсиной дверью, ожидая когда ей откроют, она услышала голос подруги. Та говорила с кем-то странным тоном, сюсюкая как с маленьким ребёнком. Дверь распахнулась, и Люся заорала на весь подъезд:
- Маха! Заходи! Смотри, кого мне купили!
Маша прошла в комнату подруги. На ковре сидел чёрный щенок американского коккер- спаниэля. Красивая шерсть завивалась колечками. Бусинки глаз весело блестели. Щенок тявкнул, не злобно, а приглашая поиграть.
- Её Диной зовут?- еле слышно спросила Маша, смутно припоминая, что этот вопрос кто- то задавал до неё.
Бурные восторги Люси мгновенно прекратились. Воцарилась полнейшая тишина. С кухни доносились голоса Люсиной мамы и какой- то её знакомой. Громко тикали настенные часы.
- Как ты узнала?- серьёзно поинтересовалась Люся. Она ожидала совсем другой реакции: восклицаний типа " ах, какая прелесть!" или " я тоже такого хочу!", но ни этого странного, если не сказать ненормального, вопроса.
Вот тут плотину и прорвало. Все годы молчания, страхи, которые Маша встречала один на один, робкие попытки выяснить- а как у других, тоже так бывает? Всё это вскипело, будто некая едкая жидкость под действием неуправляемой химической реакции, и выплеснулось.
Маша рассказала о видениях, и начала свой рассказ с последнего. Ей мучительно не хватало слов, чтобы описать её переживания. Не хотелось поведать страшную весть, но само- собой получилось, что она сообщила о скорой смерти щенка. Ошибки быть не могло: тот самый чёрный щенок, Дина, которого забрал мальчик, погибший во время землетрясения.
Люся внимала, открыв рот. Когда Маша замолчала, подруга потрясённо изрекла:
- Бред какой- то!
Маша уже жалела о своём приступе откровенности. Будь её воля- повернула бы время вспять. Да только поздно.
- Ну и что с ней случится?- холодно спросила Люся, указывая на собачку. - Попадёт под машину, что ли?
Враждебный тон подруги причинял боль.
- Я же говорю,- попыталась объяснить Маша.- Мальчик забрал её с собой. Я же не придумываю...я не контролирую это...
- Угу,- угрюмо прервала её Люся.- А может тебе просто завидно? У меня есть собака, а у тебя нет.
- Люся!
- Врёшь ты всё,- Люся находилась в ярости.- Ничего она не умрёт!
- Да я не хочу, чтобы она умирала!- воскликнула Маша.- Я просто видела...
- Ну хватит!
Люся указала пальцем на дверь.
- Уходи!
- Люся, пожалуйста!
- Уходи!- прошипела бывшая подруга.- А то всё маме расскажу!
Маша, борясь со слезами, заполнившими глаза и мешающими видеть, вышла в коридор. Люся, грозно сопя, следовала за ней по пятам. Лишь когда за спиной громко хлопнула дверь, девочка разрыдалась. Как же так! Ведь она доверяла Люсе, открыла свою самую страшную тайну, а подруга предала её доверие! Но может во всём виновато волнение за щенка?
Маша не находила себе покоя несколько дней. Пойти к Люсе она не решалась. Боялась даже позвонить. А через неделю позвонила Люся. Она рыдала в трубку, и Маша сначала ничего не поняла- каждое слово прерывалось всхлипами.
- Э-э-то... всё ты..и-х...ви-но-в-ва-х-т-та!
- Что случилось?- но Маша уже догадывалась в чём дело.
- Она умерла! От прививки! Через три дня после укола!- Люся снова расплакалась. Потом закричала:
- Зачем ТЫ это сделала?
- Люся! Ничего я не делала!- оправдывалась Маша. - Я просто видела...ну знаешь, как интуиция...или...
- Ненавижу!- прервала её Люся и бросила трубку.
Маша тупо сидела возле пикающего телефона. Мысли носились как перепуганные птицы- боль, непонимание, нежелание смириться. Но больше всего не давало покоя одно: в чём она- то виновата?
Маша мучилась всю следующую неделю. Люся упорно её избегала и во дворе, и в школе.
Наконец, пытка стала невыносимой, и, набравшись смелости, девочка отправилась к бывшей подруге, жизнь без которой превратилась в кошмар. Ей хотелось объяснить, восстановить справедливость, и это желание победило страх.
Дверь открыла Люсина мама, точно как в первый раз. Но всё последующее резко отличалось от первого посещения. На дверь была накинута цепочка, словно мама боялась, что Маша вломится в квартиру или цапнет её, или выкинет ещё какой фортель.
- Что тебе надо?- зло спросила мама.
Маша опешила от такого обращения.
- Поговорить с Люсей,- прошептала она. Девочка знала, что Люся сидит в своей комнате, прижав колени к груди и обхватив их руками, и прислушивается к каждому слову.
- Поговорить,- издевательски произнесла мама.- Нет уж, хватит, наговорились! Так наговорились, что Люся уснуть спокойно не может.
Женщина сорвалась на крик:
- Иди, ищи кого другого пугать! А моей дочери нечего голову морочить!
" Пугать!"- эхом отозвалось в Машиной голове. Она видела, что мама сама здорово напугана.
Слёзы вдруг высохли. Маша оказалась во власти ярости- холодной и ослепляющей. Всё время она стояла, виновато опустив голову, но тут взглянула прямо в глаза женщины. И от этого взгляда мама Люси отшатнулась вглубь коридора.
- Я ни в чём не виновата!- чётко и громко произнесла Маша.- Случилось то, что должно было случиться. Я просто видела это. Боитесь, что и про вас увижу?
Она отвернулась, и ей в спину женщина бросила, уже мягче:
- Не приходи больше. Всё равно ничего у вас не получится.
Маша спускалась по лестница и думала, что произошедшее сейчас тоже должно было когда- то случиться.
Дверь позади неё тихонько закрылась, обрывая последнюю ниточку, связывающую Машу и Люсю.