пуля зацепила винтовой плафон,
у чернильной ночки – глазки, что ни зги,
как не заглядеться – выйдешь с ночки вон.
Цокают подковки, убыстряя шаг,
на Фонтанке – барки, плещется волна,
закопался писать в ворохе бумаг,
лёгкая приписка сделана одна.
Воля Государя – ан, не нам решать,
синие чернила – красная печать,
за приписку кто-то станет отвечать,
только указанье – писарю молчать.
Медленно светлеет краешек небес,
выступает павой алая заря,
эх-ма, прощелыга, зря ж ты в дело влез,
вот теперь рыдает матушка зазря.
А закон, что дышло, как ни поверни,
Исаакий голым обнажил свой крест,
в светлом переулке – девушки, взгляни,
веселы, смеются – нету в барках мест.
Писарь ходит кругом, бледное лицо.
Отчего грустишь то? - Как же не грустить.
Велика Россия, много хитрецов,
только мне цифирьку не переменить.
Выйдут по цепочке: голова, купцы,
у жандармов шашки за окном звенят,
те купцы годятся мне давно в отцы,
я ж грехом запятнан с головы до пят.
Правду на допросе сразу доложу,
может быть удастся кары избежать,
нынче в министерстве службу дослужу,
правда прихватила, не даёт дышать.
3 мая 2010 г.
С-Петербург