Автор «Космополиса архаики» открыл не просто новое письмо, но и новое жанровое направление в мировой литературе. Ранее теоретиками детально изучались готический роман, драма, готическая поэтика вошла в современный литературный контекст в качестве сенсационной новации. Однако дело не в открытии жанра, феноменальность книги заключена первоочередным образом в достижении автором художественного эффекта, который сродни разве природному явлению: жизни, её угасанию и блеску, смерти. Можно смело говорить о действительно невыносимой тяжести архаики, заключённой в строжайшие латы канонического стиля. Совпадение, совпадение фатальное равновеликости содержания и формы вводит читателя в катарсическую прострацию, симбиоз библейской по тяжести литургики слова и формалистической каноничности дает невероятно потрясающий эффект вербализации смерти. Мы боимся небытия, а автор книги выводит нас из состояния ледяного ужаса. Надежды не оставляй - как бы говорит он. Показательно, кстати, нарочитое молчание его в ситуациях, когда метафорический ряд, казалось, возможно расширять до бесконечных величин. Но молчание такое более закономерно, чем развитие мысли и образов. Знающий молчит. Думаю, этот стилистический минимализм обусловлен временным фактором. По слухам «Космополис архаики» писался два-три десятилетия, значит, в достатке времени было для того, чтобы изъять и устранить руду, обломки гипса и мрамора. Нам преподнесен итоговый результат. Он потрясает. Правда, неясны причины, вынудившие художника столь долго молчать на публике. Ведь совершить подвиг безмолвствования , имея на руках дышащую бессмертием рукопись, под силу только атланту из прошлого. Минувшее отягощает цивилизационную память человечества, людям даётся искусство забвения. Разумеется, забывать ради спасения души благоположено, вопрос - что забывать, о чём не помнить. Совсем неслучайно «Космополис архаики» пронизан историческими реминисцентными вкраплениями, библейской зиждительной символикой, мотивами вечности, отправляющей в Смерть пророков и спасителей. Автор знает всё, а его удивительное контекстное молчание красноречивее пылающего Слова: и оно в тяжёлом обрамлении эстетически совершенного, безукоризненного слога.
Мефодий ГЕНИС