Забрали бы всю сутулость и мягкотелость
И чтобы меня совсем перестало крыть
И больше писать стихов тебе не хотелось;
Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя,
Как крашеная певичка из ресторана.
Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана
И думаешь,
Что читаешь
Не про себя.
(Вера Полозкова)
С непонятным сиянием… Впрочем, это не то.
Не хочу я писать о возвышенном и прекрасном..
Сейчас, если честно, хочется петь о том,
Как в ярко-красном огне грешник пылает страстный..
Подруга смотрит скептически на мой смех,
Не верит мне, что все хорошо и гладко,
И советует настоятельно не брать на душу этот грех
И обещает, что можно вылечить неполадки.
Я изо всех сил пытаюсь счастливой стать:
Похорошеть, добиться успеха, развить шестое,
Глубоко вздыхая и выдыхая, досчитать до ста
И понять, наконец, чего я действительно стою.
Надо все отпустить (ведь если судьба, не страшно и отпустить),
Чаще молчать, что не надо, не говорить,
(Если не суждено значит не суждено – прости)
И забыть уже о чертовой этой любви.
Моя девочка, давно ведь пора понять:
Эти сказки несбыточны в жизни – мы просто люди.
В лексиконе у принца давно присутствует слово «бл*ть!»
И любить тебя бесконечно и трепетно он не будет.
А еще, моя девочка, пора уже уяснить,
Что ангелы никому не нужны – теперь в моде стервы.
Такие, как ты, не живут. И меня прости,
Но ты скоро лишишься с таким успехом последних нервов.
И слова в пустоту, потому что взгляды поверх плеча
Перечеркивают всю теорию умного поведения.
И правильно только одно: надо больше молчать.
Может быть, не будут стыдно перед следующими поколениями.