ЗАМОК ЛЮБВИ
/рассказ/
В здании суда в комнате для заседаний находилось человек десять. Некоторые из них были завсегдатаями слушания судебных процессов. Они приходили сюда, как в театр. По сути, они были правы – каждое рассматриваемое здесь дело – это небольшой спектакль. Только если в театре автор и режиссер-постановщик находятся за кулисами, то здесь они же выступают в роли актеров и только от них зависит конец спектакля – содержание приговора.
Впереди в инвалидной коляске сидел молодой парень с седой прядью в пышной русой шевелюре. Его ноги были неподвижны, а руки нервно комкали лист бумаги. Рядом с ним стоял мальчуган лет восьми-девяти. Он то и дело прикасался к руке отца, как бы пытаясь его успокоить. Недалеко от них в первом ряду сидела красивая молодая женщина. Ее белокурые волосы были модно уложены и очень эффектно оттеняли голубые глаза и бело–розовое лицо с умело наложенным и умеренным макияжем. Она была дорого и модно одета, и весь ее вид говорил о пышущем здоровье, благополучии и уверенности. Она посмотрела на мальчика и недовольно произнесла:
– Димка, я кому сказала, иди ко мне!
Мальчик сделал вид, что не слышит ее, только крепче ухватился за руку отца.
В комнату вошла молоденькая секретарша и произнесла традиционные слова: «Встать, суд идет!» Вошли трое: женщина – судья и два заседателя – мужчины. Судья раскрыла папку и стала читать:
«Слушается дело о разводе гражданки Бочаровой Ларисы Андреевны с гражданином Бочаровым Виктором Васильевичем.
В заявлении гражданки Бочаровой Л. А. говорится, что ее муж Бочаров В. В. после возвращения из госпиталя стал пить, хулиганить, пропивает всю пенсию. Это так, гражданин Бочаров?»
Виктор сидел, низко опустив голову, не зная, что ответить. В это время мальчик отпустил руку отца, шагнул вперед и громко крикнул:
– Это неправда! Папа не пьет вино, он ее не любит. Я ему покупаю только молоко.
Судья обратилась к мальчику:
– Ты сам ходишь в магазин? А мама не ходит?
– Я сам хожу. Она с нами не живет.
– Да, да, я не живу там, – резко крикнула Лариса. Лицо ее покраснело, перекосилось, и вся ее привлекательность исчезла, она продолжала говорить со злобой в голосе: – Как можно жить в этом клоповнике, в этом гадюшнике с общей кухней, общим сортиром? Я что, с горшком по коридору должна ходить? Всем дают квартиры, только этот хлюпик, слюнтяй, размазня не может ничего добиться. Я, между прочим, выходила замуж за здорового офицера и этим все сказано.
Мужчины-заседатели переглянулись между собой, осуждающе покачали головами.
– Вы работаете, Лариса Андреевна? – обратилась к ней судья.
– Нет, не работаю. А почему я должна работать? Меня муж должен содержать. Или я не достойна этого? – Она игриво повела плечами, гордо тряхнула головой, показывая всю свою привлекательность.
– У вас есть другой мужчина? – Судья нахмурила брови. Это было пятое слушание, и у нее начинала болеть голова. Хотелось быстрее закончить дело и чуть–чуть отдохнуть.
– Конечно. Я выхожу за него замуж. – Ларису удивило, как ее не может понять эта мужланка, эта затюканная баба.
Виктор посмотрел умоляющим взглядом на судью и еле слышно произнес:
– Товарищ судья, я же согласен на развод, зачем тянуть время. Только сына оставьте со мной. Он ей совсем не нужен. Она месяц не видела его и даже не спросила, как он, не болел ли. А он, а он...
– Не надо, папа! – Мальчик зажал ладошкой губы отца. – Не надо, она не поймет.
Неожиданно за их спинами раздался взволнованный женский голос:
– Товарищ судья, я лечащий врач Димы – Мальцева Любовь Николаевна. Мальчик очень тяжело болел, и мне первое время приходилось дежурить возле него, так как мальчик категорически отказался лечь в больницу – не хотел оставлять одного отца, у которого в тот момент не было не только коляски, но и протезы были не готовы.
Я уверяю вас, что в течение месяца эта женщина, – она показала рукой на Бочарову, – эта женщина только один раз зашла к ним и то только за тем, чтобы забрать полученную пенсию Виктора Васильевича. Им она оставила одну десятую от нее, и Виктор Васильевич вынужден был продавать все свои вещи, чтобы прокормиться. Я прошу вас и даже требую, чтобы ребенка оставили с отцом. Они не могут жить друг без друга – это одно целое. – Любовь Николаевна говорила громко, взволнованно. Ее волнистые от природы русые волосы упали на лоб, щеки от волнения были пунцовые, от чего она казалась совсем юной. Вдруг ее голос дрогнул, стал тише: – Я знаю, что вы принимаете решения согласно законам, но ведь они бывают несовершенными, правда?! По закону инвалид первой группы, если он один, не может воспитывать ребенка. Если это так, то я прямо сейчас согласна расписаться с Виктором Васильевичем. – Она повернулась к нему и смущенно, но решительно произнесла: – Вы не волнуйтесь, как только вы встретите женщину, которую полюбите, то я сразу уйду и дам вам развод.
Виктор еще ниже опустил голову, лицо его стало малинового цвета. Он, запинаясь, проговорил:
– Я... Я уже... Я согласен.
Судья нервно бросила ручку на стол, встала.
– Вы заблуждаетесь... – Хрипло произнесла она, откашлялась. – По тому закону нельзя усыновлять, а здесь оно не требуется. – Она хотела произнести традиционное: «Суд удаляется на совещание», но в этот момент с последнего ряда громко крикнули: «Подождите!» и по проходу побежал молодой, лет тридцати, чернобровый мужчина со смоляными волосами, одетый во все кожаное с многочисленными пряжками и молниями. Он опустился на колени перед Виктором и протянул ему ключи:
– Прошу тебя, прости, я ничего о тебе не знал. Это ключи от коттеджа, который я строил как замок любви. Я хотел вручить их своей сказочной Фее. Но сказка закончилась, мой замок разрушился. А тебе он будет в самый раз. Мы там все оборудуем как надо. Вторые ключи от машины – она тебе необходима. Вечером я вас перевезу. – Он встал и выбежал из комнаты. Лариса заспешила вслед за ним.
Эпилог
По центральной улице города шли два капитана в парадной форме ВДВ. У молодого голубой берет был лихо сдвинут почти на самую макушку и только пышная копна русых волнистых волос удерживала ее. У второго, лет пятидесяти, седого капитана берет был чуть-чуть сдвинут на бок. Капитан немного прихрамывал, но это было еле-еле заметно. Оба радостно улыбались и что-то весело обсуждали. Они шли из парка, где ежегодно отмечался праздник Воздушно-десантных войск, и где проходили встречи всех, служивших в этих войсках.
Не доезжая до них, у бровки тротуара остановилась машина с шашечками, из которой выпрыгнули две девочки–двойняшки лет десяти, подбежали к седому капитану и радостно закричали, перебивая друг друга:
– Папа, мы их встретили!
– Папочка, они оба тут!
Молодой капитан уже был у машины и обнимал лейтенанта в новенькой парадной форме и курсанта.
Отец подошел к этому живому клубку, и лейтенант вытянулся в струнку перед ним и шутливо отрапортовал:
– Товарищ капитан, разрешите доложить: новоиспеченный лейтенант прибыл в отпуск!
– Ну-ка, ну-ка, покажись, каков ты, – радостно, немного смущенно он с нежностью и гордостью смотрел на лейтенанта, а потом перевел взгляд на курсанта, стоящего рядом, толкнул его в бок и, смеясь, сказал:
– Ну что, завидуешь? Ничего, через год и ты закончишь.
Вышедшая из машины женщина, вся светящаяся от счастья, подошла к молодому капитану, прижалась к нему и тихо прошептала:
– Димуля, сынок, какая радость–то – все вместе собрались.
Виктор Васильевич – а это был он, – повернулся к ним и, любовно глядя на Любовь Николаевну, смущенно произнес:
– Любушка, а я за этой гвардией и не заметил тебя. Ты посмотри – каковы орлы, а?!
Молодежь вытащила из машины чемоданы, и они все, весело переговариваясь, сели в подошедший автобус.
А рядом с магазином, возле которого произошла эта встреча, стояла белокурая потрепанная женщина с одутловатым лицом. Она одной рукой держалась за стену, а другой вытирала бежавшие по лицу слезы и что-то говорила, показывая рукой в их сторону. К ней подошел небритый шатающийся мужчина с бутылкой дешевого вина, и она радостно заулыбалась и, неверной, вихляющей походкой, засеменила за ним за угол магазина, где стояли пустые винные ящики.
1998г.