Осенняя чёлка, болтливый берет,
Как будто мне снова четырнадцать лет,
Советское время, пурпурный трамвай,
А я принимаю заснеженный край.
Не надо ежиться, страшиться потерь.
А кто не боится без клеток зверей?
Стеклянная вата клубилась в руках,
Когда испытала разрезанный крах,
И я подглядела в янтарной красе,
Что мёртвая гордость светилась в слезе.
Корабликом-шагом в плывущий Арбат,
Где в очередь встали и просят наград,
Я вышла, сыграла великую роль,
И пусть возвращаются слабость и боль.
На сваях дрожало движенье огней,
И в пыльных пальто становилось теплей,
Согрел аромат колыбельных осин,
Еловые лапки крестили сатин,
Квадратное солнце, горячий паркет –
Сонливость июня. Ну нет, значит нет!
И если наш день как щадящий укол,
Зачем притворяться, садиться за стол…
Хотела как лучше – всё снова не так,
Собралась с делами, вгляделась в маяк –
В шанелевской сумке взгрустнулось звезде,
Но ласточки грусть растворили в воде.
Здесь самый святой набирает камней.
Я им говорила: пора быть умней.
Они и не блещут – рубин разольют…
А я Валентина, я вас не люблю.
