Спит щенок
Повизгивая, спит щенок,
во сне лакая пенку с неба.
Пока еще освящено
его житье наивной негой.
Смакует ночь эфиры дня,
слюной подкатываясь к горлу.
И греют руки у огня
влюбленные,
с надеждой скорбной.
Нет, миром правит
не любовь —
ей посох нищенки привычен. —
Кто дал бы ей
без праздных спичей
на скудный кров,
на счастье без тревог?..
Повизгивая,
спит
щенок...
безвременье
безвременье
холодный окрик вечности
поэта манят звезды
неба брюлики
а у меня в душе
светло от нечисти
той что отводят место
в желтых рубриках
крыл не держу
снимая туфли
замертво
я падаю
проваливаясь в тяжкое
лучом настольной лампы
чашка залита
не занята
тобою я
не занята
бумажкою
ты прошуршишь не узнанный
любимый сам собой
в парсек посеянный
безвременье
тебя сковало узами
и только сон
приходит
во спасение
Время - беда
Перронное время совсем не то:
прощанья и встречи -
мгновенья, -
и тысячи лет памяти.
Время не лечит,
ему не поставят памятник.
Но все, что есть в этом мире,
пристанище бед.
А все, что есть у меня -
густая,
бессонная,
хрупкая
любовь к тебе.
Bessame
Не слышно...
Туман –
погода не та.
Руками ты тянешься вниз.
Летать...
ты хочешь,
и пластикой пальчиков ищешь
чего-то во мне
во сне.
Но, кажется, это февраль –
вчера
ты не пришел.
Сегодня тебе хорошо
со мной,
холодные губы
от жаркого сердца
уснут.
Я – тут...
У меня был мотив
У меня была боль,
у меня было сердце,
у меня были руки,
что тебя обнимали,
и большая любовь,
от которой не деться...
От случайной разлуки
не подстраховались.
А сейчас - как уйти
от слепящего утра,
что крыло распустило
над желтым каналом?
У меня был мотив,
я сжимала минуты
нашей страсти в горсти,
но и их не осталось.
У терминала
Рушатся тома —
любви дома.
Ты не можешь оглянуться,
знаю.
Я, наверно,
не сойду с ума —
мне нельзя,
я снова улетаю.
Жизнь такая,
ей отпущен срок
на объятья краткие
и ночи
без тебя.
Мальчишка рожи корчит
в аэропорту...
У терминала
я с себя любовь твою срывала.
Твой жалкий призыв за спиной
Когда-нибудь кончится все,
я соло свое допою.
Чужое назавтра лицо,
чужое,
как слово
"люблю".
Покатится старый трамвай
по рельсам,
как прессом,
давя.
Давай разминемся,
давай
вчерашнего
нового
для.
Я брошу последний привет
на серый
промозглый асфальт.
И вот
меня здесь уже нет,
и утром
уже
не проспать.
А сколько еще эспиноз
пройдет в череде пустоты.
Твой жалкий призыв за спиной -
ненужным,
бесплотным
"прости".
Скучаю
Скучаю часто в час,
когда причалы полны,
и волочатся волны
семи духовных чакр.
Скучаю посреди
нечаянной дороги,
застыв в Сахаджа Йоге,
начале трех нади.
Скучаю о тебе,
читая на ночь мантры.
Вся жизнь, что после марта –
сокровищница бед.
Скучаю, к декабрю
моля тебя услышать
у тех, что смотрят свыше.
Я так тебя люблю.
Аркадию Брязгину... мимолетное
Ты так молод,
хоть и осторожен,
что боишься чувствам дать названье.
Знаю, знаю -
я влюблялась тоже
в глупеньких мальчонков под Рязанью.
Мне б такой
попался понарошку
в те года,
когда цветы не вяли...
Прежде чем приедет неотложка,
позвони мне
в памятные дали.
Нельзя быть нежнее нежного
Стану младше на день
вчера,
всегда.
Войду в твой апрель
дождем косым,
подснежником.
И акварель разотру на листе,
мокрой кистью скользя
вчера,
всегда.
Нельзя
быть нежнее
нежного.
Но тают снега,
и плавится сердце
в секвенциях
звуков
твоих шагов.
Любовь?
Широко
раскрывая бутон цветка,
понимаешь,
как жизнь хрупка...
о боже!
Фантастика.
Цветастенький шелк
прожег твой взгляд.
Зад мой тебя привлекает больше,
чем листопад.
Два глаза как пара котят,
хотят одного и того же.
Молоко на губах...
Молоденький мальчик.
Чему мне тебя научить -
как долго воют в ночи бабы?
Им хочется все навсегда,
хотя бы лет на тридцать.
И снится
им рядом большое тело с горячим дыханием плоти.
Короте-
нький век цвета.
Ты еще можешь фальцетом пропеть.
Успеть бы.
Попробуй раздеть меня,
это поможет...
о боже!
Ты был вышивальной иголкой
Ты был вышивальной иголкой,
а я лишь вискозною ниткой. -
Тянулась покорно и долго
за ушком холодным и прытким.
И пассы твои повторяя
на кольцах натянутых пялец,
теряла себя и теряла,
а ты продолжал этот танец.
Я вся разошлась на рисунок,
красивым цветком разоделась,
когда ты последний раз сунул
концом в вышивальное тело...
Листаю
Листаю тебя поминутно,
как будто рукою по телу
слоняюсь без дела,
постелью
делясь с колорадскою ночью.
Ты хочешь,
я слышу,
и очень -
но эта страница закрыта.
Через океаны забыто
несутся одни многоточья...
а сердце
раздергано
в клочья.
Ненормальная
Я умирала так часто -
не от любви,
не от сердца.
Мне мир беспечальный стучался
с периодичностью терций.
Снимая маску наркоза,
профессор
(мне говорили)
сказал, что жизнь несерьезна,
в ней больше смерти,
чем были.
Порой мечтая о счастье,
я забывала о прошлом,
а, может -
надо прощаться,
а, может -
жить надо проще.
И поправляя корсажик
привычным жестом кокетки,
уйду. -
Пусть кто-нибудь скажет,
что я
нормальная
редко...
С тех пор я не ем шоколада
Ты смотришь в меня
и все плачешь и плачешь, –
лежит пред тобой пятилетняя дочка,
которая вряд ли когда-нибудь встанет,
и долго с ней будет больничная койка.
А я улыбаюсь: чего мама плачет,
ведь все хорошо, и сегодня не больно.
И дом я не помню, мне было четыре,
когда ты меня привезла в этот город.
Москва мне запомнилась гипсом с наркозом,
и после тошнот шоколадною плиткой.
С тех пор я не ем шоколада.
Не плачь, моя мама...
не надо.
