Мы спрятались за коробками у выхода на крышу в одной из девятиэтажек нашего колодца. В этом доме мы никого не знаем и нас здесь наврятли станут искать. Мы стараемся сидеть тихо, но какой-то ощутимый шорох и шум вокруг нас выдаёт наше волнение. Даже тяжёлое после бега дыхание как-будто эхом отдаётся в пролётах. Чёрт, как бешено стучит сердце, его никак не успокоить! А когда я думаю о том, что произошло пару минут назад…
*- Бежим!!
- Подожди…
- Бежим говорю, он уже всё!..*
Голова сейчас разорвётся от этих ударов, и с каждый толчком всё быстрее-быстрее-сильнее… Как же тяжело не закричать! Резко закрываю обеими руками рот, больно ударяя по зубам, теперь нос обжигает едкий пыльный воздух. Женя сидит рядом и тоже тяжело дышит. Хотя внешне он и спокоен, но глаза какие-то стеклянные и я плечом чувствую, как он подрагивает.
- Сейчас отсидимся тут минут 5 и рванём к продуктовому, чтобы нас там точно увидели. Только спокойно, улыбаться и со всеми здороваться, понял? Ты понял?
- Да.
Я не могу поверить, он так спокоен, а у меня сейчас сердце разорвётся! Неужели он не понимает, что мы сделали?
* - Ахах-ха-ха! Смотри, смотри, у него кровь изо рта! Или из носа?.. Нет, из рта, гляди-ка! Аха-ха! Хрипит ещё что-то… Ха-ха-ха… Дурной!*
У меня руки дрожат так, что их покусал уже. Чувствую на языке солоноватую кровь с грязью и от этого мутить начинает страшно… К горлу подкатывает, нет не выдержу, сейчас…
- Всё, пошли, только быстро: в обход мимо мусорных баков и к продуктовому через кусты. Если заметят – переходим на шаг, говорим о школе, ясно?
Я молчу, меня тошнит. Женя хватает меня за рукав и дёргает вверх. Я чудом остаюсь на ногах и почти скатываюсь по лестнице, потом всё в тумане, безотчётно. Не помню, как оказались у продуктового магазина. Встали за остановкой, отдышались, отряхнулись и вошли.
Там продолжается жизнь, люди себе продукты на обед покупают, всё как обычно. С ними ничего не происходило. Они НИЧЕГО не знают. Мы ходим среди полок со сладостями, хватаем всё подряд лапами, всё из рук валится и мы бросаем шуршащие упаковки с ерундой обратно на полки. Я чувствую, как у меня по лицу течёт пот, спина вся мокрая. Как будто я голый и надеюсь, что этого никто не заметит. Женька тоже нервничает, лицо каменное, улыбка притянутая, вымученная, как будто боль ему причиняет.
- Эй, Саня! - меня как током дёрнуло, я даже подскочил. Вадик из нашего двора нас увидел. Ну всё, тряпка, соберись!
- Привет.
- Привет ребят, - здоровается с нами хлопком руки, как у нас, пацанов, теперь принято. – Вы слышали, что произошло?
С трудом сдерживаюсь, чтобы не повернуться к Жеке, чувствую и он напрягся ещё больше.
- Нет, а что? – с подозрительным любопытством протягивает Женя.
- Нет, серьёзно что-ли не слышали? Ну вы даёте, уже весь двор знает! – тут Вадик отвлекается на упаковку с супер-длинной жвачкой и игрушкой из новой серии фантастической четвёрки, всего несколько секунд, и я убил бы его. – А. Так вот: помните бабу Надю, ну Славика из второго дома соседку по площадке? Так вот у неё собака была – Айва – её убили в подъезде.
Мы с Женей, уже взмокшие от волнения, поднимаем брови на лоб. У меня в горле воздух застрял, но от необходимости что-то говорить Вадик избавляет:
- Представляете, забили до смерти, ребята видели – сказали чем-то тяжёлым наверное. Может от трубы обрезком или кирпичом там… Сам не видел, вот сейчас метнусь посмотреть пока не убрали. Уже Славкиного батю позвали помочь, а то бабка ревёт, говорят, на весь подъезд… А у Зиновьевых ребёнок же маленький… Ну и это, не заснуть. А у бабки никого ж нету, только собака эта старая была, она её к себе забрала когда сын 2 года назад погиб… Ну вы идёте посмотреть или где?
Мы с Жекой переглянусь, кивнули молча.
- Нам тут только к обеду кое-что…
- Ага, ну понятно, только давайте быстрее, а то не успеете.
* - Бей, бей, она вчера у бати из багажника мясо для шашлыков стащила, падла!
Я бил ногами, и чувствовал, как мягкое собачье тельце ломается под ударами, слышал хрип, видел кровь, смотрел прямо в глаза этой псины, которая была так запугана, что даже не сопротивлялась. Только смотрела умоляюще своими влажными большими глазищами и закатывала их от боли. А я бил, просто уже не мог остановиться. И злой, какой-то дикий Женькин смех – как завод адской машины смерти.*
Мы в этот день с Женькой долго не подходили к дому, гуляли до самого вечера, пока не замёрзли. Гуляли молча, потому что нечего было сказать друг-другу. Родители мне за ужином всё рассказали, мама чуть не заплакала, она животных жалеет больше, чем людей. Не ел ничего, не лезло. Пол-ночи не мог уснуть и когда под утро всё же сомкнул глаза – даже во сне видел, как она не меня смотрит и просит сжалится. И я ведь так люблю собак, у меня у самого на даче Жулик живёт… И я не понимаю, почему я это сделал.
