Пузатый комод у резного стола,
Лампадка в иконе,
Тяжёлые, в ломких лучах зеркала, -
Откуда я помню?
Прозрачные пальцы на детском плече
Явлением чуда
И танец пылинок в дрожащем луче
Я помню
Откуда?
Я русский язык, как начало начал
Как старого доброго друга встречал.
Метались в уме
Голоса, имена,
Я вспомнить хотел, и -
почти вспоминал:
Метель за окном,
Все сидят у огня...
Довольно!
Все это - еще до меня.
Все это еще до меня отцвело,
Как давнее лето.
А сквозь закопченное свечкой стекло, -
Одни силуэты!
Забытый мотив продолжает звучать
В услышанном внове.
Но, видно, не стерта молчанья печать
На голосе крови.
*
Нить жизни бережно храня,
Растут колосья.
Не голос крови у меня, -
Многоголосье!
Через века в моей крови
Ведут беседы
Суровый, сумрачный раввин
С рязанским дедом:
- И горстью пахотной земли
Мы не владели...
- Но ваши зерна проросли
В моем наделе!
- Земля, взрастившая хлеба,
Им не чужая:
Она и матерь, и судьба
Для урожая.
Я был внесен за эту дверь
Еще младенцем.
Мы чужестранцы, но теперь
Не чужеземцы!
И будут помниться едва
Заметной тенью
Язык и вера через два -
Три поколенья.
- Пусть землю новое зерно
Весной встревожит…
- А что там дальше суждено, -
Господь положит!
Нить жизни бережно храня,
Шумят колосья.
Глядят два старца на меня
В немом вопросе.
*
Дочка что-то во сне бормочет,
Не проснулась бы: вот беда!
Я пишу разве только ночью.
А иначе ещё
Когда?
Ночь по нити шагает тонкой,
Робко трогает за плечо...
И своя-то душа в потемках
Обретается:
Где ещё?!
Час - другой в сумасшедших сутках
Для бессмертной - всему в ущерб.
Мир в душе, - как плохая шутка,
Перемирие, - тоже хлеб!
*
Раскинув два бисером шитых крыла,
Ударившись оземь,
Она запылала,
Зажглась,
Зацвела, -
Московская осень!
И стало нельзя сквозь нее пробежать, -
Быстрее
По кромке,
А можно тихонько,
Почти не дыша, -
По лучикам ломким!
Мы молча пойдем сквозь холодный огонь
С прогулки под вечер,
И дочери клен
Свой листок,
Как ладонь
Опустит на плечи.
