ВНАЧАЛЕ.
Я достаточно много в своих трудах (Бхагавад-Гита всем, Наставления…, Ответы Бога, Завет людям…) упоминаю, ссылаюсь на совершенные духовные знания, по сути приоткрывающие механизм работы Бога над человеком, ибо не хаос, но упорядоченное движение всех и каждого лежит в основе этих знаний, знаний на все времена, несуществующих вне судьбы человека, животного, всего Божественного творения. И на примере своей судьбы показываю работу Бога, разъясняю на основании этих по сути тайных знаний, откуда в судьбе каждого что и за что и почему и Кто за всем стоит и через что управляет, и насколько эти законы управления незыблемы, на все времена, дабы человек не плутал мыслью, ибо уже достаточно цивилизован и может знать большее и чтобы не разбивался о грани своего невежества, но утрачивал страх перед неизвестностью, как и перед фактом неотвратимости смерти, видя продолжение далее, видя свой бесконечный путь, видя ведущую Руку. Один из таких нетленных законов, на которых базируются совершенные знания, – последствия кармической деятельности, и знание об этом должно стать достоянием всех религий, ибо утвердиться этим знаниям пришло время в каждом сознании, в обзоре свой судьбы и судеб других людей, как и в обзоре судеб целых государств, наций, сообществ, семей, политик, культур. Нет ничего, что не знало бы своих последствий. Следует знать, что, воздавая за грехи и благочестивые поступки, карма не забывает и уравновешивать излишества, дабы душа не наполняла в багаже отрицательные эмоции, как и не пресыщалась бы положительными, дабы не увязала в невежестве и не уставала в науках, дабы не была постоянно на виду и не утомлялась одиночеством... Также следует знать, что чередование событий, статуса, успехов, признаний, падений… есть основа Божественного труда над живыми существами, и это есть неотъемлемая часть совершенных духовных знаний, позволяющих все видеть непродолжительным, уравнивающим в итоге, развивающим, приходящим; что за бесславием следует слава, за бедностью – богатство, за бездуховностью – духовность, за жестокостью – милосердие... И формы жизни, и условия жизни, и качества идут на смену друг другу, вырастая из друг друга Божественным трудом над человеком, где судьба есть не некое абстрактное понимание, пытающееся что-то объяснить человеку, но есть путь, уготованный только Богом, а потому имеющий смысл, причинно-следственные связи, Божественное Милосердие и Справедливость в своей основе. Если откуда-то человека изгоняют обстоятельства, события и люди – такова Воля Бога, дающего человеку то, что кардинально меняет направление судьбы и тем способом, который он может выдержать уже в соответствии с достигнутыми из прошлых воплощений качествами, убеждениями и нравственными основами. Чем больше страдания и в большем объеме может претерпевать человек, не срываясь, не желая себе смерти, не ища виноватых, не озлобляясь, тем выше его ступень реализации и тем больше Бог может ему предложить испытаний в этом же направлении, ибо долгие отрезки черной полосы тоже для многих являются весьма полезными, рождая качества Божественные. Также, если, изгоняя тебя, за тобой плотно закрывают дверь и ты видишь, что возврат не возможен, то будь уверен, что есть уже другая дверь, куда пора войти. И это совершенные знания, не дающие печалиться ни при каких жизненных неудачах. И если закрывающиеся двери столь массивны, что сама жизнь отвергает тебя неумолимо теми или иными средствами, указывая тебе за ее пределы, то это означает, что уже есть та женщина и, может быть, она где-то рядом и обозрима, которая готова принять тебя в свое лоно, т.е. стать тебе матерью в этом мире в новом рождении, давая новые открытые двери, как и новые возможности, которые чаще всего есть продолжение твоих мечтаний, желаний, дел из прошлой жизни, где реализоваться в силу объективных причин они не могли никак. Как бы человек не метался по жизни, он мечется с Богом и под присмотром Бога, и Бог найдет, чем его накормить, кем пожалеть, даст, на чем спать, как и даст претерпеть, но так, насколько это возможно и с пользой, ибо телесные страдания имеют свойство во все времена обновлять дух, и для Бога этот инструмент развития, воспитания и прозрения никогда не потерян для любой эпохи, для любого уровня цивилизации, и всегда найдутся те в человеческом обществе, кому отведены свои скитания, бродяжничества, жизнь вне общества, отшельничество, существование вне идей, где кажутся размытыми планы судьбы; но жизнь – вещь чрезвычайно много дающая, настолько много, что одним движением раздвигает догмы и слабость мышления, привнося то понимание и качества, что человек, изведавший этот путь, может в следующей жизни стать правителем, лидером, великим философом, ибо будет использовать свой наполненный великой жизненной мудростью багаж, не помня, что наполнял его раньше, в предыдущем и не одном рождении, и не зная, что делал это неизменно с Богом. И это тоже совершенные знания. В эту сторону следует смотреть тому, кто сегодня претерпевает, а завтра отдает в виде милосердия, ума, мудрости и терпения. Никогда человек, без особых проблем проживающий свою жизнь, не есть преуспевший в конечном счете, не есть освободившийся от кармических последствий, ибо и самому освобожденному Бог изыщет страдания, ибо ни одна секунда жизни в материальном мире бестолку не проходит, но используется максимально для развития творения, и с пользой. Любое затишье, даже затянувшееся, следует толковать, как отдых от прошлых страданий в предыдущих воплощениях и как подготовка к испытаниям новым, в будущем. Затишье в судьбе не говорит о том, что карма измельчала, исчерпалась или человек не греховен перед Богом. В материальном мире, изначально предназначенном для духовного становления и развития, Бог никогда не дает райскую жизнь, но с великою пользой для каждого и своими средствами заставляет развиваться путями непростыми, абсолютно зная, где и в чем человек ущербен, уязвим и где его качества явно не дотягивают до Божественных, а потому никак не подходят для преданного служения, чем, по сути, и заканчивается круговорот рождений и смертей. И если человек утверждает, что он счастлив, что он богат или здоров, или материально благополучен, то можно поверить такому его состоянию даже продолжительному, но никогда, что он заслужен пред Богом, ибо заслуженные пред Богом те, кто ему служит, кто неприхотлив, непривязан, аскетичен, беден, милосерден и не идет на поводу ума, желаний, чувств, как и не привлекается материальным счастьем. Но это уже реализация. Это уже выход из круговорота рождений и смертей. Поэтому, согласно совершенным духовным знаниям, следует понимать, что материальный мир навсегда не оставляют в богатстве, славе, в почести, но в бедности, непривязанности, в глубокой религиозности, в труде, в многих видимых долгах и порою их могил не найти. И я выходила из одних дверей, попадала в другие с тем, чтобы извлечь судьбою мне предназначенное, чтобы снова выйти и устремиться в те двери, которые изнутри мне навязывались, как необходимые… Шла по долгой бедности, неопределенности, влекомая своей идеей, своей сутью, своим пониманием, шла, едва сводя концы с концами, пока явно не увидела, что я уподоблена тому нищему во всех смыслах, у которого в кармане неисчерпаемые пять копеек. Сколько не трать, они все на месте, при мне. И на большое не замахнешься, и без малого не останешься никогда. Бог своими средствами показывал мне, что судьба хранит, неизменно держит на плову, дает нужными и возможными путями, учитывает возрастные запросы и положение среди людей, т.е. условности материального мира, дает возможность хоть как-то одеться, выглядеть, хоть что-то поесть, хоть куда-то устремиться, при этом щадя нравственность и не уводя в то, что мне было бы во вред. И это тоже совершенные знания, ибо судьба, Сам Бог всех поддерживает неизменно. Все живое имеет право поддерживать свое тело, и всегда, пока жизнь длится, Бог находит каждому его ресурсы, его возможности, его руки, его поддержку. И только очень прихотливый напрашивается на уроки смирения, которые заставляют радоваться малому и видеть за Всем Руку Отца дающего. Нет ничего, что бы человек не мог претерпеть, ибо Бог знает телесные и психические возможности человека, и претерпевающая огромные страдания душа, вызывающая своими страданиями рыдания других, сама внутри себя много раз себе говорит, что устала, что больно, что невыносимо и, с другой стороны, видит, что на все в себе смотрит, как со стороны, что почти непричастна к этим страданиям, что они терпимы, что они имеют надежды, что они внутри все же переживаются. И чем чаще в той или иной степени эти страдания повторяются, тем более смотрит на них с меньшим участием, привыкая к ним, отмечая для себя, что они не задевают самой души, не затрагивают ее полноценность, не дают ей ущербность внутри себя, что душа самодостаточна, сильна, уверенна и независима от тела, как и им неуязвима. И это постижение есть совершенные знания, без которых невежество, преобладая и диктуя направление мысли и поступков, дает страх, иллюзию, уничижение, зависимость, саму боль душе, которая изначально выше любой боли, ибо бессмертна и ни есть тело, и ни есть мысли, несущие тревоги, печаль, само страдание. Опыт материальной жизни только через страдания и их преодоления наполняет душу теми предварительными знаниями, выросшими из материального мира, которые и есть база, на которой в каждом и могут утвердиться эти же совершенные знания, но изложенные в святых писаниях. Ни одно совершенное знание не может быть чуждо человеку и его опыту, но непременно подтверждается опытом из своего личного багажа, который всеми путями наполняет Всевышний и так строит в каждом мост к Вечности, бесстрашию, отрешенности и миру в себе, как и к незыблемому счастью, которое не может быть материальным, но духовное, изначально предназначенное, соответствующее природе живого существа, как частице Самого Творца. Таким образом, совершенные знания есть понимание, как человек развивается, кто его устремляет, какие законы движения приходят в действие. По минимуму человек должен знать, что он развивается через внешние события и обстоятельства, которые понуждают непременный внутренний анализ, сам мыслительный процесс к рассмотрению и извлечению внутренней установки на деятельность. Предварительно человек некоторое время мыслит, делает выводы, сверяет их с видимым, снова мыслит и циркулирует здесь в пределах своих качеств и умственных возможностей, пока не приходит к тому решению, которое желает проявить в нем Бог как поступок, за которым следует следствие, сомнения, корректировка, ошибка, новый процесс мышления, новые выводы и так до тех пор, пока весь этот процесс не выведет на новый уровень мышления и не потребует кармические реакции, утверждающие в правоте, или требующие вновь пересмотра через страдания. Однако, согласно совершенным знаниям во всем этом процессе Бог не созерцает со стороны, но сам изнутри дает мыслительный процесс, ибо Сам есть ум в Человеке (Бхагавад-Гита, глава 10, стих 22), а значит и мыслительная деятельность. И таким образом, от Бога ничего невозможно скрыть или помыслить вне Бога, как и развиваться вне Бога и давать себе внутренние установки и совершать поступки. Это следует знать всегда, ибо это имеет место в каждом. В этой связи и мой постоянный внутренний мыслительный и анализирующий процесс, вызванный моими событиями, был необходим, был управляем в соответствии с моей кармой и качествами, и достиг той ступени, когда начинаешь им наслаждаться и не можешь без него быть в любую минуту, и все в судьбе становится неизменным поводом погружаться в себя, а, по сути, выходить на диалог с Богом в себе, еще далеко не осознанный, но где все ближе и ближе приближаясь к Божественному Мнению, поощряемый внутренними энергиями наслаждения, которые хорошо знают не только йоги, но и каждый человек, но без совершенных знаний не понимая, что так влечет вглубь себя и почему оставаться в уединении столь благостно для готовой к этому души. Также совершенные знания есть знание того, что, если человек изнутри видит цель, устремляясь к ней, и долгое время не может ее достичь, то отсюда следует, что к этой цели человек еще не готов, что Бог подготавливает качества человека, выводит также других на тот уровень, чтобы цель была должным образом обставлена временем, местом, внутренним содержанием, психикой, личными обстоятельствами людей, через которых Бог намеревается дать результат одному. Никакое долгое желание человека не уходит в забвение, ибо, если оно есть, значит, в этом есть Божественная необходимость, но, согласно совершенным знаниям следует знать, что иногда долгое желание человека может иметь возможность реализоваться только в следующем его рождении. Для каждого Бог в нем является его внутренней защитой и его Личным судьей. Это также следует знать согласно совершенным знаниям.
ГОРЬКИЙ.
Теперь, много зная о Боге из Божественных Уст и исходя из совершенных знаний, могу утверждать, что, избрав меня, подготовив прошлыми воплощениями в соответствии со Своим Святым Планом (но не спустив меня готовую с высших планет материального или духовного миров) Бог мог легко увязать мою судьбу в любом городе, будь то Горький, Черногорск, на Дальнем Востоке, в глухой Сибири или в Центре России, в ее сердце Москве, куда теперь в конечном итоге направлял меня. Но из всего более благоприятным было для меня – это южный город, которым в свое время я и увенчаю повествование, расставив тем самым все точки I, ибо, чтобы продолжать вести человека путем непростым, наполняя его багаж в этой жизни всевозможным опытом и результатом претерпеваний, надо все же не делать его судьбу чрезмерно суровой через климат, делая его постоянные аскезы невыносимыми, но хоть здесь как-то облегчить его ношу, ибо, давая вынести многие внутренние страдания, к этому не следует добавлять неограниченные телесные, поскольку человеку все же предписано Божьим Планом работать, творить, прожить также судьбу обычного человека со всеми долгами и обязанностями, со своей подчиненностью, обусловленной полом. Так, пусть будет хоть погодой обласкан этот человек, пусть при всех ограничениях, будет хватать денег на не очень теплую одежду и не очень дорогую еду, ибо, не давая реально, Бог не мог от меня затребовать конкретно, ставя в жесткие условия, где уже не до духовной практики и духовной отдачи, достаточно серьезной. Так, этим путем Бог помогает всем, идущим от Него; и потому вел сюда в этот же южный город своими мытарствами и единственного того, кто мог стать супругом и не помешал бы Богу очень непросто меня творить.
Все остальные мужчины… Ну, что поделать. Они тоже давались не зря, ибо Бог никогда и ничего не дает просто так. Каждому в материальных играх Бог отводит молодость для того, чтобы пресытиться, извлечь свой опыт, поумнеть, набить шишек, чтобы потом хватило на достаточно долгий период, чтобы в эту сторону уже не смотреть, ибо будут вступать в силу Божественные Законы на всех, действующие неизменно на любого, требующие верности, труда, исполнения долга.
Москва… Москва… Москва – Божий город и все расставляет по местам даже в жизни одного человека и хорошенько мытарит незваных гостей (хотя, Богом все званные, пусть на свой срок), дабы не повадно было устремляться в места злачные… Но и не просто. Ибо здесь Богом дается каждому свой урок по качествам, заслугам, карме, но чаще судьба выпроваживает Божьей Рукой, отмерив каждому столько, сколько он заслужил своей неуемной ищущей натурой. Но что понесло меня туда? По судьбе своей я имела такую милость, как та, которая должна была говорить с Богом. Поэтому и ветер занес меня в столицу Божественный… В этом городе мне просто надо было побывать, ибо ведомые Богом ведутся в места святые. Ибо иначе не было бы во мне чувства полноты от виденного и пережитого. Надо знать, что, водя по судьбе всех, Бог неизменно в итоге устремляет каждого к своей точке приземления, куда своими Божественными непредвиденными путями стекаются те, с кем тебе судьба уже встречу в будущем организовала, и она реально в лицах многих, включая будущего супруга, тебя уже там поджидает в то время, как ты топчешь другую землю и снашиваешь обувь там, где пока что только проездом и где тебе нет и пяди земли, чтобы укорениться. Все значимые и мимолетные встречи – только от Бога. Сколько бы неуемной не казалась душа, какой бы путь не избирала, она ничего не может создать, сотворить из себя без ее опережающего уже на нее Божественного Плана. И встречи через Интернет, и по объявлению, и через свах, и через многочисленные агентства, и в других странах, и на курортах, и на улице, и в транспорте, и в самых непредвиденных или чудесных ситуациях… - все обуславливает Сам Бог, также на службу Себе и Своему Плану в этом направлении ставя технический прогресс и возможности цивилизации, которые Сам Дал. Только Бог каждому дает свою цепочку событий в каждой судьбе, в нужное время разворачивая эту цепочку в нужном направлении и так состыковывает встречи, соединяет судьбы, человеку, однако, давая свои причины, свои цели и свои объяснения. И так происходят самые невероятные совпадения, самые невозможные соединения, самые неотвратимые встречи. Земля для Бога – достаточно узкое пространство и соединять здесь Владыке не составляет труда, как и дать влекущие причины каждому свои. За всем следует видеть только Божественную Руку, не смотря на свою изобретательность, ибо Божественный лабиринт ведет замысловатыми путями, но каждого к его единственной точке в каждый отрезок времени. Бог куда изощренней, чем может представить человеческий ум, проделывает с человеком вещи непредсказуемые, увлекая его в жизнь необходимостью движения, многими путями подправляя любое его отклонение, обставляя каждого только тем, что ему и предназначено, что развивает, что в итоге во благо, не смотря на иллюзорную видимость всех открытых дверей и возможностей в плане творения собственной судьбы.
Все здесь, в этом сокровенном повествовании дается и через мою боль, и обновление чувств, коснувшихся дней давно ушедших, и через надежду, что все будет правильно понято и принято, ибо за всем стоит Бог, наставительно требующий, чтобы я писала именно так, очень близко к истине, почти доподлинно и с именно комментариями, которым цены нет, ибо они идут через ту, что пишет, но от Бога. Их можно опускать, но лучше не следует, ибо пренебрегать наставлениями и разъяснениями, идущими от Высшего Управляющего… Нет, не годится. Не так часто в мир материальный так явно приходит Отец, и не каждому повезет это осознать и взять из Первых Рук новое направление мышления, лучшее понимание, ибо и здесь и в основном здесь уже заложен успех цивилизации. Никому не миновать. И лучше не ползти в конце отважившихся постичь, «не мудря особо», ибо… а на что ум, и на что разум? Да и такое самообережение скорее свойственно личности слабой, боящейся поднапрячься, ибо «как бы чего не вышло»… Поэтому, следует повторить боящимся: нет чище, точнее, милосерднее этих знаний, и их применение на конкретной жизни при пояснении через эти знания всех причин и следствий поможет каждому в понимании именно своей жизни и жизни близких. Надо хоть что-то вынести из этого повествования, чтобы внести в повествование свое, чтобы строить его с пониманием, а значит, правильно сотрудничая с Богом, а значит, ослабляя Божественное насилие, а значит успешно идя по пути совершенства и освобождения из уз материального мира, по пути обретая Божественные качества, которые всегда основываются на правильном духовном понимании.
Я уезжала из Черногорска не пустопорожней духовно, но увидевшей, услышавшей, оценившей. Как бы не поворачивалась судьба, все неудачи в ней я склонна была скорее приписывать к досадному стечению обстоятельств, не видя, однако, в том абсолютно закрытых дверей, или рока или общей и устойчивой нелюбви ко мне людей. Напротив, сердца разворачивались ко мне часто, но что-то как выбивало из этого устойчивого состояния и предлагало идти далее, особо не собирая по миру любовь, как и не отдавая ее. Не время мне было убаюкивать и заласкивать свое эго, но время было набирать опыт. Не могу я сказать, что воспитатель общежития уж так меня и не терпела, ибо, обвинив меня во многом, она с болью и не раз повторяла: «Ах, Наташа, Наташа…». Этим было для меня сказано все. Это первое, что она сказала, повинуясь внутреннему порыву, а дальше шли угодливые, подстроенные факты, надуманные, нашепченные… А дальше… Все та же моя неготовность и абсолютное нежелание сопротивляться злу, ибо ум сразу оценивал настроение и обстановку и предоставлял все времени и пространству. А судьба, сделав это одной из причин, уводила теперь меня в даль иную, но ближе к моему сердцу, в Москву, ибо Москва для каждого – тоже его душевный приют и внутренняя опора. Та же боль была высказана теми, кто хотел со мной связать свою судьбу. Что делать. Клевета сыграла свою роль. Общее мнение неусыпно стояло на страже, однозначно отметая по малейшему подозрению или клевете и меня, ни в чем в этом плане неповинную, особо не ища истины и так послужило косвенной, но существенной для меня причиной не застрять в этом городке, но направиться туда, куда было уже пора. Также я должна была эту обратную сторону непрошенной вершины и узнать. Однако, вершин разного рода в моей жизни хватало, ибо судьба давала опробовать изнутри всякими хитрыми способами свою значимость, которую я начинала видеть в себе находящейся то в глубоком подполье, то явно, неоспоримо, отчетливо проявляющую себя и утверждающую мое вечное чувство избранности.
Все же надо отдать должное тому, что современное общество, многое себе позволившее, ввергнутое в пучину греховной деятельности и тем самым заслужив славу падшего, однако и приобрело куда большую понимаемость, прощаемость, разбираемость, допускаемость, тем изживая, навсегда отходя от мертвого демонического блюдения всеобщей незыблемой нравственности и несправедливого подчас покарания своих членов. И именно с этой ступени, видящейся глобальным падением, общество увидело куда больше, стало мыслить мудрее и завоевывать себе столь вожделенную ступень цивилизации. Несомненно, все это пути Бога, и одного человека, и целые государства поднимающего через иллюзорные и истинные падения и этим открывающего глаза и развивающего высшие качества.
Я уезжала из Черногорска в печали и недоумении, в надежде и все в той же внутренней глубокой любви ко всем, все помня достаточно отчетливо, с некоторым внутренним снисхождением и прощением, по сути, не придавая особого значения всем миновавшим и задевшим меня потрясениям, уверенная, что все-равно люди ко мне относятся хорошо. И это было главное, как бы то ни было. Анна Ивановна в час моего отъезда вдруг неожиданно запричитала и открылась мне любящей меня, не желающей разлуки, не желающей себе и одиночества. Она примеряла подаренное ей теплое зимнее пальто, которое ей пришлось впору, ибо было длинным, веским, с добротным воротником и подходящего ей моего любимого голубого цвета. Также, получив пачку лотерейных билетов, она тотчас размечталась, что будет делать с машиной, которую непременно выиграет, была рада и хозяйственной достаточно вместительной сумке, поскольку свою все время латала и жалела деньги купить другую. Перед отъездом мне пришлось вновь посетить общежитие, чтобы выписаться. Оно жило своей жизнью, как год назад, но было для меня уже чужое, хотя и не враждебное. Однако, здесь жить я бы себе более никогда не пожелала. Сюда все еще приезжали девушки и с чемоданами ожидали у комендантши окончательного оформления документов и вселения. Никто при виде меня не заострил на мне взгляд, знакомые и незнакомые люди продолжали здесь искать свою судьбу…
А моя судьба, решая многое без моего прямого желания или на то участия, подарила мне возможность, пусть и иллюзорную, немного собой поуправлять тем, что претворяла задуманное мной хотя бы в части того, что нигде особо не укореняла, хотя бы потому, что вожделенное образование без аттестата нигде не было возможным, и по своей задумке я теперь, почти ровно через год направлялась в Горький, чтобы забрать из университетской камеры хранения еще один свой небольшой чемоданчик, где самым ценным был, конечно, этот аттестат, далее… на дне сохранялся один экземпляр Новогодней газеты, который я почему-то сохранила, как и некоторые фотографии из тех, которые мне на память сделал Александр Стенченко. Город встретил меня моросящим дождем, не летней прохладой. Именно аттестат обусловил мой маршрут, ибо такая подстраховка от самой себя мне была необходима, дабы из Черногорска не уехать в Абакан или Красноярск и не начать поступать там. К тому же я не могла ничего поделать с собой, ибо отчетливо поняла для себя, что мое сердце принадлежит Центральной России и Сибирь или Дальний Восток, или Урал мне будут тяжелы и душа снова начнет метаться, но уже по этому поводу. И один год что-то незримое все же привнес в меня, сняв с лица юношескую беззаботность, которая и так не часто посещала меня, дал небольшую усталость, раздвинул горизонты моей мелкой философии, но никак не поколебал чувства пути, цели, желания идти, как и любовь к людям вообще, как и патриотизм, как и чувство предназначения, которое во мне было и жило столь сильным стержнем, что все остальное тотчас блекло и теряло свою значимость, как только мысль увлекала в этом направлении, ибо чувство внутри меня было стальное. И все же некий осадок, как недоразумение, как событие, к которому я никак не причастна, горчил во мне, но и не мешал. Здесь же, в избранном мной когда-то городе, приютившем меня в свое время, мне было легче, отраднее, роднее. Если бы в этот момент мне встретился хоть кто-то, кто бы мне посоветовал остаться здесь и вновь штурмовать университет, то, пожалуй, я эту мысль приняла бы с воодушевлением. Но это никак не входило в планы судьбы, Бог не дал ни с кем откровения в этом направлении, и советы легко миновали меня, ибо такого поворота мне не предназначалось и меня надо было еще кое в чем прокрутить, дабы вожделенный опыт, который я желала себе, как будущему литературному деятелю, не миновал меня там и так, как это только было возможно. Все получилось так, как и хотелось. Мои опасения, что по какой-то причине вдруг камера хранения не будет работать, не подтвердились. Судьба не стала строить мне здесь мелких рогаток, понуждая остаться на день или два по этому вопросу, но благополучно по первому же запросу выдала мне мой чемоданчик и отправила снова на вокзал, где я приобрела билеты, поела и на длительное время присела в ожидании своего поезда на Москву. Теперь я уже окончательно покидала Горький, однако, не утихомиренная внутри, но со многими смешанными чувствами, покидала этот мудрый и приветливый город с радостью, надеждой, болью и уже не мысля о том, чтобы сюда вернуться. Это был июнь 1974 года, мне было двадцать лет; я уже была в своих глазах старушкой, хотя чувство старости меня не покидало с детства, и этот вожделенный возраст я всегда приближала, как могла, ибо всегда понимала для себя, что он хранит в себе и освобождение от лица, одежды, взглядов, денег, ибо, когда до тебя нет никому никакого дела, то можно заняться и собой, своей целью… Однако, я не могла знать, что для Бога нет возраста и никакой возраст не освобождает от Божественных Уроков и все той же зависимости, которая и есть смысл всей жизни и венчает собой каждую судьбу до конца. Да и Божественная гармония имеет свойство развивать человека ни от чего не отказываясь, не отбирая его, как личность, от общества, но только через него обогащая и поднимая, будь то молодой или старец, святой или грешник. И теперь я сидела на вокзале, абсолютно уверенная в своей недосягаемости для судьбы и ее уроков, уже почти что не желала их себе, хоть на время, желала себе удачи, но сознание мое было все же чуть больным, чуть рассеянным, а хотелось теперь, отдалившись от происшедших событий, как-то их рассмотреть, подумать над ними, что-то извлечь, найти свои ошибки, проработать в себе, а может быть и что-то попробовать написать в виде рассказа, повести или стихотворения. Муза не приходила ко мне, но откуда-то из глубины ее свет легко струился и обещал не навещать, но быть со мной неразлучной… Но она отводила себе время на потом, на «чуть позже», и я понимала, что она никуда не денется, ибо без нее не будет ничего для меня. Но математика… Это было второе лицо музы… А третье лицо… Я любила людей и общение с ними. Стоило ко мне обратиться, и все во мне наполнялось, как и теперь, великой благодарностью за то, что это произошло, за то, что снизошел, за то, что дал радость общения. Но не каждое общение принимало сердце и могло отвергнуть то, что могло унизить, оскорбить, или было безнравственно. Нравственность я любила всегда, но еще не умела за нее особо бороться, или в этой борьбе быть убедительной, или выйти из этой борьбы уважаемой и разделенной… Но мне, живущей, по сути, в своем будущем и в своей идее, Бог иногда все же давал эту практику общения реальную, дабы я имела возможность опробовать свои духовные силы, свой багаж опыта, свою речь, дабы я начинала в себя уверовать, дабы цель моя после изнурительных событий не мельчала и среди многих не принявших меня я не теряла свой стержень, как и свою идею предназначения, на самом деле достаточно редкую. Однако, вдобавок ко всему этому, будучи в бесконечном мыслительном процессе, я была все же молода, была по-прежнему в форме, ибо долгое еще время продолжала тщательно следить за собой, накрашенная, с укладкой, белокурая, в обтягивающей кофточке и коротенькой юбке (ибо купить что-то поприличней не было денег), опять же, на шпильках и вот так шла по судьбе, и даже легкая грусть из прошлого готова была оставить меня, ибо на мне шапка не горела, никому не было до меня и моих путешествий и заодно приключений дела, а потому моя философия мне говорила, что и мне до этого тоже нет дела, чему надо было уйти – ушло, а чему было предписано остаться, то еще проявит себя и надеялась, что не худшим образом. Менее всего я думала, что все однажды и всем изложу сама, ибо считала все Черногорские события своей тайной, скрытой от мужа, детей и всей родни, ибо многое, если они прочитают эту повесть, станет для них откровением… Видимо, судьба волею Владыки всех чувств не собиралась все упаковывать безвозвратно, ибо не для этого было и дано, поскольку было отведено и время все достать из своего рюкзака и обозреть вновь с прежним и новым пониманием и разложить сей товар на тот случай, что, может быть, хоть на этот раз, найдутся те, кому и пригодится. Теперь вокзал служил мне моим недолгим прибежищем и можно было хоть в небольшой степени предаться своим мыслям, нежели глазеть по сторонам, но рассеянность от специфики места не позволяла уйти в себя глубоко и так начать вновь изнутри медитировать на свою судьбу и ее результаты, ибо это была моя излюбленная практика во дни моих частых печалей.
Я не готова была ни к каким встречам, разговорам, готова была считать себя невидимой в потоках общего движения и мелькающих судеб, надеясь, что теперь я могу спокойно сидеть без историй, событий, где обо мне уже позаботилась судьба, ограничив меня местом, временем, пространством однозначно. Нет-нет, но взгляд мой скользил беспристрастно по лицам, по чужой озабоченности, по чужим мелькающим фигурам, чемоданам, стойкам, скамейкам, по кассам, справочным, улавливая речи, объявления. Мой внутренний мир устремлялся из глаз моих во вне, увлекая и меня легким любопытством, неистощенным ничем, но готовым искать пищу для ума, ибо это тоже было интересно. Так, обозревая, мой взгляд вдруг остановился прямо перед собой. На скамейке против меня сидел мужчина лет тридцати пяти. Случайно встретившись с ним взглядом, я, казалось, поняла о нем многое, или хотя бы то, что он был личностью непохожей на других, не вписывающейся в дорожные настроения и хлопоты. Он был очень хорошо одет и этим выделялся среди других, в черном костюме, в галстуке, со строгим лицом, спокойным взглядом. Около него на скамейке стоял тяжелый черный портфель. Это был солидный человек и, на мгновение выделив его, я тотчас устранилась взглядом, чувствуя его какую-то недосягаемость и значимость. На таких людей обычно смотрят, как на явление, не имеющее к тебе никакого отношения, явление чужеродное, случайное, взаимно для тебя бесполезное и недосягаемое ни мыслью, ни словом. Вообще, мужчины никакого рода не были для меня объектом долгой моей мысли, ибо им было отведено место в далеком будущем, а пока их едва могло коснуться любопытство, надежда, что сама не заметна, да и воспринимала их, как тех, кто чаще всего для меня по какой-то моей устроенности более мне неблагоприятен. А потому, посмотрела и забыла тотчас, дабы мыслить о своем, в своем круге понимания. Однако, опять же, не тут-то было. Судьба, дав мне свои непростые уроки, пожелала чуть ли не по горячим следам активной жизненной практики устроить мне небольшой экзамен на то, что я поняла, или усвоила, или просто закрепила. Удивлению моему не было конца, когда означенный молодой человек оказался сидящим около меня. Невысокого роста, полноватый, он все же обладал мягкими чертами лица, хотя и проницательным и не очень приятным взглядом. К тому же, он оказался человеком достаточно общительным, многословным, внутренне напряженным и несколько неуютным для откровенного общения. Однако, выбор был сделан им, и я начинала втягиваться им в разговор, управляемая любопытством и необходимостью. Он быстро представился и тотчас завел разговор на тему для меня не поднимаемую никогда, ибо здесь я даже не знала своего собственного мнения и высказывала его спонтанно, но неожиданно для себя заинтересовано, ибо здесь поднимались неожиданно для меня извечные вопросы нравственности. Однако, он начал разговор с пристрастием на тему для него видимо больную, находясь в своих внутренних лабиринтах и желая услышать мнение стороннего человека, может быть и не надеясь на сколько-нибудь интересный для него ответ, который был бы способен указать ему хоть какой-нибудь свет впереди. Он начал с деланной легкостью и непринужденностью.
- В последнее время я стал задумываться, - со всей серьезностью заговорил он, - о том, как мы живем. Вот, скажите, вы достаточно молоды, как вам кажется, как вы чувствуете на себе, мы, все наше общество живет правильно? Вот, вы… живете правильно? – Да, в самую точку. Как раз такой вопрос мне и надо было задать после моего недолгого в три года марафона после родительского гнезда. Однако, углубляться в свою судьбу и выдавать нагара свои душевные наросты я не собиралась, ибо и не возводила их в ранг определяющих и дающих право отвечать на вопросы однозначно и за счет такого кратковременного и не очень-то мною запланированного в некотором смысле события. Поэтому я отвечала, не призывая на помощь свой малый опыт, хотя, возможно, что-то из того, что во мне осело и стало моим еще одним убеждением, заговорило где-то само.
- Я думаю, что жить правильно редко кому удается, поскольку многие вещи за человека решает его судьба, иногда вплотную подводя его к решению или поступку, которые внутри себя он считает незрелым, или безнравственным, или несвоевременным. Именно судьба, сама жизнь порою втягивает человека в те ситуации, где он не может возразить, ибо поставлен перед фактом. Разве я могу сказать, что я живу неправильно, если я знаю правильно, желаю правильно, устремляюсь правильно… и в тоже время иду в другом направлении, поскольку обстоятельствами, не зависящими от меня должна так идти. Я не могу уклониться.
- А почему не можете? Что вам мешает? Не люди ли, не само ли общество устраивают вам ваши ситуации? Но и… разве не сама система делает их такими? Вы чувствуете, что в этой системе вы совсем никому не нужны? Вас ведут и тотчас упрекают, почему вы так идете, вас обвиняют, почему вы так идете. Миром управляет власть, богатство, слава… Вы такие категории знаете? А все это благословляет одна партия, одно незыблемое мнение, заметьте, одно и на всех! Вы думаете, кому-то есть дело до вас? До него? До любого! Только до своего личного кармана. Разве я не прав? Разве хоть краем глаза вы это не видите? Однопартийная система… - и все, и никто ни влево, ни вправо. Нет внутреннего движения, нет свободной мысли, везде страх… Никому не удается правильно жить… Никому. Всему обществу, государству… никому. Потому, что в тисках, потому, что нет живой мысли, потому, что каждый идет след в след за каждым и все слово в слово повторяют одни и те же лозунги… Что можете вы мне на это сказать? –
- Я не могу, не умею и не хочу мыслить так, как это делаете вы, - отвечала я, чувствуя себя не очень сильной в этой теме. Однако, суть вопроса мне была понятна. Незнакомец затрагивал вопрос, где моя личная жизнь и опыт уже не могли выступать мерилом в таких вопросах, как человек, общество, государство, система. Однако, во мне было чувство патриотизма и доброта, не позволяющие мне присоединиться и очернить то государство и тот народ, как и отдельного человека, ибо в этой области я испытывала всегда ко всему, что за пределами моей семьи и своенравного и жестокого отца, только благодарность, а потому я стала говорить, как я это чувствовала.- Я не могу осуждать ту систему, которая мне все дает, я не могу осуждать землю, на которой живу. Ими и до моего рождения создано все, чем я теперь пользуюсь. Они дают мне, не зная меня и будучи безразличными ко мне, как вы говорите, крышу над головой, еду, возможность идти вперед и достигать свою цель. Разве это не реально? Я ожидаю поезд. Это благо, удобство мне тоже дает государство. Что касается чиновников, портящих вам жизнь, то это как посмотреть. Людей много и каждый желает свободы. Но такая свобода не есть ли путь к хаосу? Именно чиновники, партийные работники направляют всех иногда и путем насилия, ибо они стоят на страже закона, они руки закона и, конечно, многим мешают. Если я правильно поступаю, я не нарушаю закон, я не вхожу с ними в конфликт. Они никак не определяют своей работой направление моей жизни, не привносят в нее неправильность. Они такие же дети судьбы. Конечно, мыслить о том, что человек, многие люди неправильно живут, можно. Но не лучше ли устремить взгляд к себе? Я не думаю, что судьба всегда и активно мешает правильно жить. Как-будто это ее неотъемлемая задача. Судьба , как мне кажется, всегда готова идти навстречу, но иногда желание человека трудно состыковывать с обстоятельствами, целесообразностью и с желаниями и судьбами других людей. В этом случае судьбе приходится корректировать Ваши планы. А это выглядит больно, требует претерпеваний, отходов, пересмотра, гибкости… Но у каждого этот выход происходит по-своему, поскольку все люди разные и каждый пользуется своим только опытом, качествами и смыслом.
- Если смотреть поверхностно, глазами человека неопытного, то его все удовлетворяет. Незнание истины делает человека нетребовательным, именно как вы готовым благодарить за все и всему подчиняться. А вам все же никогда не хотелось понять, почему у нас однопартийная система? Кому это на руку? Почему людям навязывают мнения, заставляя всех идти строго в одном направлении? Разве это не влияние на судьбы, разве это не насилие умов? Разве в этом есть развитие государства и всего общества?
- Однопартийная система, отвечала я, как понимала, - это временная необходимость, которая обеспечивала народу, поставленному в особые условия, условия послевоенной разрухи, единство, ибо развал в прямом смысле плюс развал, не единство духовное, было для нашего государства опасным. К тому же лозунги коммунистической партии достаточно правильны. Они должны были входить в сознание, внося в него не озлобленность, но лучшие чувства и проявление лучших качеств. И лидеры государства не себя защищают, но только интересы общества и государства, как и всего народа.
- А кто вам сказал, что однопартийная система не стала тормозить наше государство, делая его экономически отсталым, политически безграмотным, диктующим каждому и не дающим сказать вслух. Или вам не известно имя Сталин? Но к этому вопросу общество еще не раз вернется и даст этому здравую оценку. Но пока даст, люди изничтожаются. На всех маски. Резвее это не пагубное влияние всей системы? Разве вы сами вне этой банки огурцов? Разве они не понуждают вас жить неправильно?
- Я абсолютно точно знаю, что творя свою жизнь, свою судьбу, во всех описанных вами условиях, я нигде, ни в чем, нисколько не чувствую себя ущербной. Как мне доказать вам, что я люблю эту партию, я люблю ее лозунги, они выражают мою личную точку зрения, я ни в чем не нахожу противоречия, я не страдаю, я не испытываю давления, я не сужу с позиции тех, кто управляет. Мне на моем месте хорошо, здесь я вижу свои горизонты. Я хочу учиться. Мне открывают дверь. Я хочу работать. Мне открывают дверь. Я хочу творить. И здесь дверь не закрыта. У меня нет опыта насилия надо мной партии. Лозунги «Миру – мир», «Человек человеку друг, товарищ и брат», «Коммунизм – это молодость мира», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»… Я не вижу здесь ничего, что было бы мне чужим, несвойственным моему духу. Я никогда не смогу быть против партии, ибо в партии люди проверенные и идея партии за человека.
- За человека? А знаете ли вы, что именно партийные, те, кто носит партийный билет, более всех воруют, их дети тунеядствуют и ведут тот образ жизни, что вам и не снился? Что билетом только прикрываются, находят лазейку для того, чтобы обеспечить машинами и дачами всю свою родню до третьего колена?
- Нет, я этого не знаю. Я могу допустить, что и такие люди есть, но никак не стала бы обобщать. Их значительно меньше и с ними тоже работают. Я не могу согласиться с вами, что это болезнь общества, что она охватила все государство, что эта система подавляющая и диктующая. Я доверяю руководителям государства и уверена, что чистка партийных рядов вещь естественная. К тому же, люди не столь забиты и не столь дезориентированы, и не столь боятся, и тяготеют к правде. Не сказала бы, что для нечистоплотных созданы тепличные условия, поскольку есть среди партийных борцы, правдолюбцы, те, кто поднимает эти вопросы. Я в этом больше, чем уверена. Ибо люди по своей сути разумны и патриотичны в большинстве, а также многие фронтовики, которым есть, что защищать…
Мой собеседник вдруг неожиданно заторопился, собираясь прервать разговор, уже хотел было идти и мне показалось, что он как-то странно и задумчиво посмотрел на меня, нигде и ни в чем его не поддержавшую… Он уже уходил, не найдя во мне ответы или не принимая их, или ожидая другого. Однако, вдруг приостановился и неожиданно сказал на прощанье:
- А вам… Я бы дал рекомендацию в партию. – И ушел, унося свою недосказанность, какую-то боль и оставив мне предчувствие потери смысла…
Однако, в чем-то мне его удалось убедить, и маленькая победа маленьким торжеством воздала во мне слегка уловимый марш состоявшемуся разговору. Разными путями, но почти систематически Бог давал мне возможность опробовать свою речь, ибо незаметно растил во мне уверенность в ней, постепенно ослабляя страх говорить, убирая косноязычие и придавая уверенность именно через свой хоть какой-нибудь, да опыт, который становился во мне основой моей точки зрения и придавал незримыми путями уверенности и в том, чего этот опыт, кажется, и не касался. Из этого разговора я вновь почерпнула и внесла толику своей уверенности в любой диалог, вдруг ясно поняла, что, когда я вхожу в живой диалог, когда этот диалог задевает меня принципиально, речь моя становится более твердой, правильной, аргументированной. Но… для этого необходимо, чтобы со мной заговорили первыми, высказали неординарную точку зрения и желали услышать мое мнение. Вещи же банальные не задевали меня, хотя и здесь ум начинал изобретать неординарный, но и не заумный ответ, как еще одну, может быть не очень распространенную точку зрения, но при определенных условиях имеющую право на существование, ибо подводила к новой грани ответа и по новому предлагала рассматривать суть предмета разговора. На самом деле разговор был более длинным, более доброжелательным, были и короткие реплики, и оживление разговора, и заинтересованность, и уходил он навсегда в свое будущее и грустным, и посветлевшим. И самое точное, что мне удалось передать, это последнюю реплику. И действительно, наступило то время, когда мне предложили вступить в партию. Это произошло в 1978 году, и давали рекомендации и настаивали… Но я не по худым причинам то предложение отклонила, ибо уже ждала свою старшую дочь и была занята этими ожиданиями, все другое оставляя на потом, да и имея перед глазами опыт своего партийного мужа… Теперь я бы многое сказала и пояснила иначе, повторись этот разговор. Если бы я почувствовала, что он склонен к религиозному мышлению, то я сказала бы: что ни есть в мире, все события и истории, все направления политик, все государственные вожди и лидеры, как и каждый, все на своем месте, все в свою меру решают Божественную задачу развития человечества, которая имеет цельность, объем из столетий, то единство, которое увязывает в одной цепочке время, события, падения и взлеты, где взлет невозможен без падения, где одно является ступенью другого и обуславливает его развитие, где не одну ступень человеческого развития и проявления не перешагнуть, как бы передовые умы не видели и не торопили вперед, ибо у Бога всему свое время и общество идет и развивается из самого себя, все себе подготавливая и во все вливаясь своевременно Волею Бога, и процесс этот не следует ускорять, ибо это и не получится. Я бы также сказала, что все люди стоят на разных ступенях духовного и материального развития, и Бог задействует на пользу всему обществу и положительные и отрицательные качества его членов, положительными увлекая вперед, а отрицательными качествами тормозя, ибо и это есть путь к прокрутке и осознанию своих возможностей и резервов, обозрение потенциала движения и активное участие в искоренении того, что этому процессу мешает через новые законы, куда и могут приложиться умы тех, кто видит дальше, как и их активность реальная, но в строго свое время и через вот такое брожение умов и возрастание обеспокоенности на личном плане у тех, кто так мыслить уже готов. Также я бы сказала, что и положительные и отрицательные качества влекут за собой для каждого кармические реакции и бездушный сегодня чиновник, или тот, кто своими деяниями нарушает партийные нравственные законы в следующей жизни будет поставлен Богом в условия, где и с ним, и по отношению к нему и к тому, что для него свято, поступят также, и судьба неоднократно покажет значение для человека низменных качеств других, чужое бездушие, бюрократизм, попрание человеческого долга и всего, что свято для материального человека, ибо это тоже от Бога. И только через страдания, через пропускание через себя и своих близких можно дать оценку низменным качествам и запретить их себе, ибо уровень подсознания волею Бога примет и такое понимание, как путь выживания, как путь чистый, как путь комфортный. Я бы сказала, что у Бога есть много средств, которые поворачивают к Законам Бога, к уважению человека и к справедливости, что труд Бога всегда успешен, но не обозрим, если не исходить из совершенных знаний, все в сознании человека раскладывающих по полкам.
Но опыт Черногорской моей жизни как бы не откладывался во мне, еще не мог отаукиваться и не проявлял собой еще тех знаний, которые, как аргументы, я бы уже могла пустить вход. Им было свое время. Но выводы из любых уроков я никогда не делала против человека, не обобщала в этом направлении, ибо здесь только любовь давала мне и наслаждения и истину, как великолепные внутренние энергии, о которых я еще не могла знать, что это Божественные энергии, имеющие духовную основу и несущие, по сути, только мир и удовлетворение и имеющие глубинную мудрость, подающиеся изнутри, как награда. Мне еще не было известно, что Сам Бог учил меня говорить, слушать, углубляться в себя и черпать оттуда лучшие подсказки, но при одном условии: никогда не превозносить себя, не унижать того, с кем говоришь и стоять на нравственности и Любви. В этом случае изнутри силы прибавлялись немалые, и Бог через ум и разум подсказывал тотчас и так, что и сама поражалась этим откровениям и утверждалась, что они от меня неотъемлемы. Такая уверенность во мне начинала жить даже когда внутри был штиль и казалось, что мысль молчит и сказать нечего. Но… секунды внутреннего углубления – и пошло озарение чисто и легко, наслаждая истиной безмерно. Но время еще до поезда оставалось немалое, и нашествие ищущих истину в дорожных условиях не прекращалось. Прогулявшись по вокзалу, по привокзальной площади, откуда, было время, я уезжала и на картошку, и в строй отряд, я полагала, что этот разговор был для меня случаен, а потому легко готова была его забыть и продолжать коротать время в себе, ибо этот путь внутреннего развлечения удивительно быстро сжимал любое время в точку и это было моей частой практикой. Однако, вновь расположившись на деревянном сидении и пытаясь вновь предаться своему внутреннему миру, ибо всегда здесь было место для открытий, я вновь была выведена из этого состояния подсевшим ко мне мужчиной. Я уже начинала в который раз хорошо чувствовать, что судьба никогда не желает меня оставлять одной, ни при каких обстоятельствах, или совсем ненадолго, но непрерывно берется меня учить, наставлять, подсказывать, давая новые и новые встречи и так незаметно новый и новый опыт общения, новые характеры, типы людей, их озабоченность своим… Это был человек лет сорока, простоватой внешности, чем-то озабоченный, готовый говорить и говорить, с просьбой в глазах и в голосе выслушать его, разделить его мнение, некую важную суть, которую он постиг и которую невозможно держать в себе. Это был человек, одержимый наукой. Идея, как великое открытие, была на его лице, почти вдохновенном. Зачем ему нужен был столь бездарный в его области знаний слушатель, было непонятно. Но блеск глаз был подобен блеску глаз моего отца, когда он говорил о своем бессмертном на все времена проекте, до которого ни у кого, кроме него самого, не было дела. Подтащив ко мне несколько чемоданов и обосновавшись совсем рядом, он одним движением достал из приоткрытой сумки внушительную стопку бумаги, исписанную мелким подчерком с многими непонятными формулами, чертежами, пометками, стрелками, ссылками и начал, заикаясь, суетясь, брызгая слюной пояснять мне величие некоего его открытия, имеющего отношение к физике. Ему не нужно было знать мое мнение, его надо было просто слушать и кивать. Великая идея этого человека мне была не понятна, но понятно было другое: не это ли мой удел? Не это ли даст мне любовь к математике? Вот та великая отрешенность, которая ничего не видит за своей идеей, никого не слышит и ничего в итоге не желает знать… Вот удел странствующих по миру мыслителей разного порядка и направления ума. Это ли я хочу? Но уйти от этого мира невозможно, ибо завораживающая сила научного труда и мышления вне разума мирского, вне мирских отношений. Это великая аскетическая Боль созидания, где тебе вряд ли судьба предоставит возможность привнести, а если даже и предоставит, никогда не удовлетворит, ибо человек, восхваляя себя, ища себе понимание, находит временных или неискренних доброжелателей, заглядывает в их душу, в их умы и сердца и почти никогда не находит высшей себе поддержки и сникает, не зная, что доколь все им созданное он будет приписывать своим заслугам, не видя за всем стоящего Отца и не будет благодарить Бога за данные ему изнутри желания , сам труд и откровения, до тех пор не будет мира ему, питающемуся людскими мнениями, ибо никто не может в полной мере радоваться за других ибо также ищет себя, только себя, ибо обязан творить себя… Такова незыблемая условность материального мира и отношений. Но именно так я не мыслила еще и была далеко от Бога. Скорее, мне казалось, что человек невменяем или болен, ибо странными были его слова, его горячность, его жажда понимания и разделения. Немного его послушав, я отметила, что он на истинном пути, что он прав, что он будет известен. Я сказала ему то, что он хотел услышать, как могла разделила то, что он хотел разделить, и далее он несколько утихомирился, как-то смягчился, вновь и вновь повторяя о значимости его открытия, о том, что он непременно будет известен и я еще о нем услышу. Далее и он удалился, ибо объявили его поезд, а мои мысли, коснувшись и этого направления, не пожелали больше ни о чем рассуждать, ибо я была наполнена впечатлениями, которые были в избытке, и только отмечала в себе, как много чудных людей ходят по миру и как велика сила доброжелательности и умения слушать и пожелала себе эти качества, ибо они имели свойство вносить в человека мир. Однако, на десерт Горький предоставил мне действительно десерт. Ближе к вечеру я зашла в кафетерий и как-то слово за слово разговорилась с молодым парнем лет двадцати пяти. Эта встреча не обещала мне напряженный словесный поединок или какую-либо исповедь, разговор был на равных, без парирований, демонстраций ума и излишних откровений. Я ожидала свой поезд, а у него была своя машина, на которой он также направлялся в Москву. Постепенно он рассказал о своих делах в Москве, я объяснила, что еду поступать в университет и как-то выяснилось, что он знает английский, и мы, как бы шутя, стали говорить на английском, через язык играючи выпытывая друг о друге новые подробности, и так время пошло быстрей. Затем неожиданно он пригласил меня прогуляться в районе вокзала и, мотивируя тем, что не наелся, позвал в ресторан. Ресторан было для меня лишнее удовольствие. Однако он ответил, что приглашает, а значит и платит. Его настойчивость меня покорила и уже через несколько минут мы сидели в ресторане за отдельным столиком и мне было предложено меню. Я и не стала его смотреть, сказав, что есть не хочу, но посижу с ним за компанию. Усталость от ожидания поезда давала о себе знать, и весь этот необычный для меня ресторанный праздник, живая музыка, внутреннее великолепие меня не потрясали. Еда была все же заказана на двоих, отбивная с картошкой и салат, какой-то напиток, без спиртного, поскольку он был за рулем. Я не приняла из рук этого человека еду, ибо и не была избалована вниманием, не желала собой в чем-то ущемить другого, никак не хотела, чтобы на меня тратились, ибо это было мое земное кредо, которое вошло в меня через отца, его строгую подельчивость и воспитание во мне совести, когда я по малолетству пыталась вкусное тащить только в свой рот, отчего была бита ремнем и так усвоила эту простую науку не брать, если можно не брать. Насытившись, мой новый недолгий знакомый предложил мне забрать еду с собой. Но все осталось на столе. Так я побывала в ресторане единственный раз в своей жизни, считая это великой роскошью, непозволительной для меня. Уже прощаясь со мной, он попросил мой адрес или телефон, на что я ответила, что пусть не придает значение этой встрече. И так я снова осталась одна, не заметив, как промелькнуло время и скоро объявили мой поезд. Новый этап в жизни теперь уже отчетливо проглядывался. Горький проводил меня не плохо, оставив о себе память из многих встреч, длинных и коротких, как мог, наполнив меня еще несколькими штрихами человеческих судеб и, по сути, сделав это дважды…
А впереди меня ожидала Москва, и это событие в моей жизни я благотворю. И есть то, что я считаю для себя и великой Милостью и великим везением… Моя судьба продолжала наполнять мой мир новыми событиями.
"Авторская Библиотека" http://avtobiblio.com
"Авторская Проза" http://avtorproza.ru
"Авторские Стихи" http://avtorstihi.ru
http://www.stihi.ru/avtor/tatimountown2