где свой русак оставил след,
замру, вздохну и, чиркнув серой,
сведу все прошлое на «нет».
И, только ствол скрипучий ели
как будто дверь мне отворит,
ворвусь в безумный мир метели,
в зимы волшебный колорит.
Взлечу и громко каркну с кроны
на удивленный сонный лес,
а обалдевшие вороны
замолвят: - Глянь! вселился бес!
О, хладостойкие подруги,
не принимайте мой порыв
за сумасшествие пьянчуги,
с утра устроившего взрыв.
Лес из поэта лепит птицу!
Зима в него вселяет прыть!
совсем как жизнь вселяет спица
в простую тоненькую нить.
И вот лечу я над природой –
взмахну одной, другой рукой…
лечу, пью сок из кислорода
и наблюдаю мир такой:
Вон там – лисицы след петляет,
а рядом с ним – ботинка след,
и каждый зверь в округе знает -
то прыгал серенький поэт.
А вон – берлога недалёко,
в ней – мишка, дремлет у сосны,
а у того под теплым боком
лежит поэт и смотрит сны.
А что за дуб прогнулся странный?
Известно, что! С недавних пор
там на ветвях о теплых странах
щебечет песенников хор.
А там – звенит ветвями пихта.
У пихты – валенки, пальто…
То, знай, звенит не просто, стих то!
Поэт вечнозеленый то.
На речке лунка манит рыбкой.
Рыбак не рад – так мал улов!
То на крючке, ага, с улыбкой
сидит поэт и портит клев.
Куда ни глянь, везде – поэты.
Мир снежный полон ими весь:
Денис! Роман! Василий! Света!
И даже Петр Иваныч здесь!
Вот так зима… вот это лепка…
Вот как бывает иногда -
один раз в год, морозно, крепко
цепляет вдохновенье, да.
И будь осенний ты писака,
поэт-весна, от лета муж,
зима тебя припишет всяко
к отряду сосен или клуш.
Кружит метель, сбивая с толку,
Вокруг своей меня оси:
«Поэт! Не трожь живую елку!
Спаси коллегу в ней, спаси!»
Спущусь на снег в людском костюме,
Вздохну, и ели: - Всё, пойду.
Куплю искусственную в ГУМе.
Гори, топор мой! Сгинь в аду!..
***
Ах, да… вы спросите – а были
в лесу прозаики моем?
Конечно! как про них забыли…
Печатали! В снегу! Втроем!
Вы перепросите – а были
в твоем прозаики лесу?
Да, были, были! Застолбили
до лета лесополосу!