Я люблю этот серый город,
Как жалеют подброшенное дитя.
Любовью, словно виной распорот,
Чувствуя только губы, жалко шутя,
Шепча про то, что мать-Сибирь
Чисто мачеха иным сыновьям своим,
Всё ж улыбался я, глотал чифирь
Глубоким глотком одним,
Дымил горьким «Беломором»
(В этих краях сей чад - что фимиам:
Средство в битве с унынья мором,
Дешёвый допинг - с чаем напополам).
Волновался, услышав женский смех где-то,
Принимая чужое счастье прохладно, не слишком…
Мог целиком всё как есть напролёт лето
Неотрывно, как потрясенный мальчишка,
Глядеть на бакен, который, дрожа
Огнём своим, в сумерках светит,
Затем - как гружёная углем барж;
Малый катер у излучины встретит…
Влюбившись, кричал, как зверь от боли.
Тягой такой, как на крыльях носило…
Помнится, татуировки друг дружке кололи
Рядышком к сердцу: «Любовь иль могила».
В общем-то, понимал, что здесь,
На краю великой и странной страны,
Любить осень или лето – дичь да спесь,
Что здесь четыре сезона - как бы равны…
И потому-то в любую пору окурком
Готов был делиться. Шатаясь зимою в ночь,
Давал на пиво студентам иль уркам, -
Всё тотчас забыв, шагал слепо прочь.
Благо чужое почитал ни много, ни мало.
Старался не торчать у чужих раскрытых окон.
Предпочитал ходить в заводские кварталы.
Чтя неписанный вечный предместий закон,
Готов был брататься со встречными да поперечными.
Переходил на шёпот, когда сдавали вконец тормоза…
Разговаривая со стариками, с увечными,
Стыдился рук своих, отводил глаза.
Никогда не понимая слов «заела среда»,
Чувствовал к жизни не то страх, не то голод.
И тянуло потом отовсюду всегда
В данный город, когда стал немолод.
Смутно догадывался: «Пристрастья - что сглаз…
Особенно - к лязгу трамвайного хода».
Оттого-то как в детстве, как в тот «в первый раз»,
Тянет в утро из дома в любую погоду.
Бийск, ноябрь 2006.
© Олег Юрьевич Косарев 2006