легли на глаза луга,
васильки убрались в конверты,
заперлись замочками,
каждая звезда на небе
натянула тетиву лука,
каждая стрела проткнула
озерцо серебристыми точками.
В чёрном бурьяне за озером
смурная встряхнулась птица,
два жёлтых кругляша зыркнули
хищно, недовольно,
пеночка в дупле цвинькнула,
скрылась за мха ресницами,
лес глубоко вздохнул,
необыкновенно вольно.
Мураши запоздалые,
словно несчастные человечки,
застыли близ муравейника,
который захлопнул форточки.
Тяжёлая синева,
стопудовая вечная,
каждый валун заставила
глубже присесть на корточки.
Ели выгнули шеи,
разогнулись с хрустом,
шлёпнулась гулко шишка,
отлилась эхом,
по лугу уж ходил мишка
обстоятельно, с чувством,
сгребал золотой малинник,
переливаясь мехом.
Призрачный час глухой,
серебристое сияние
разбудили людей,
зарытых в сырой чаще,
то были двое,
удушенных без покаяния,
здесь они мыли золото
в ручье молодом, звенящем.
Смурная тревожная птица
им сторожила холмик,
семечки в холмик прятала,
схроны цветки венчали,
каждый из этих людей
в народе давно помер,
тонкие губы с печатями
о проишедшем молчали.
Разбойники дружно проснулись,
улыбнулись месяцу,
один закрутил самокрутку,
другой молвил – продолжим –
вместо того, чтобы снова
на ветке сосны повеситься,
достали ситец, лотки,
мешочек с дубленой кожи.
Сошли на ручей слюдяной,
закипела работа,
птица с кривого кедра
за шелудивыми наблюдала,
она перед рассветом
кричала им с неохотой,
скрывались люди в земле,
как здесь их и не бывало.
Добычили каждый год,
золота не убывало,
знали об этом только
двое, да стражная птица,
золота уж мешочек
донельзя распирало,
его рассыпали под утро,
не преставая дивиться.
Вскоре иссяк ручей,
хорошее знает меру,
а шебутные люди
всё выполняли работу,
они верили золоту,
золотом осыпали веру,
а птица всё реже кричала
под утро им с неохотой.
Однажды она улетела,
разрезав туманы свистом,
алое небо раскрыло
словно дорогу, пенаты.
Лес выдохнул ветром мглистым,
у ручья во журчании чистом
остались белеть без могилы
скелеты, да их лопаты.
15 ноября 2009 г.
С-Петербург