На следующий день после своего возвращения из Москвы, Лена позвонила Танюшке. Получив приглашение, та радостно примчалась. Девчонкам не терпелось обменяться новостями.
За месяц, что они не виделись, Танюшка успела похудеть и загореть до состояния мулатки-шоколадки. Ровный загар, всегда легко золотивший кожу подруги, был предметом жгучей Ленкиной, даже и не пытающейся скрываться, зависти. Сама Лена на солнце обгорала до красноты, до боли, потом пару дней расставалась со шкуркой, спадающей белыми лоскутками. И все! Она была обречена оставаться вечно белой, как лягушачье брюшко.
Девчонки растянулись на ковре, болтая босыми пятками в воздухе.
- Ну, рассказывай, какие новости? - попросила Лена.
- Почему я? - возмутилась Танюшка. - У тебя их больше! Ты и рассказывай. Ну, ладно, - быстро сдалась брюнетка. - Серега без тебя даром времени не терял, встречаясь с другой девчонкой. Тебе это интересно? – лукаво посмотрела Таня на подругу, бросая взгляд из-под ресниц.
- Конечно.
- Не задевает? – ехидно поинтересовалась вредная Танька.
- Задевает, - поколебавшись с мгновение, честно призналась Лена. - Куда здоровое самолюбие от человека денется? Она хорошенькая?
- Да ничего. А ещё Серёга на лысого побрился.
- С ума сошел? – ужаснулась Ленка. – С его-то ушами!
- С его ушами терять уже нечего.
- А с Сашкой как у вас? – поинтересовалась Лена.
Танька махнула рукой:
- Новые компании, новые друзья, - что от этого ждать хорошего? Знаешь, там разговоры только о «травке». Я, в отличие от тебя, не такая правильная, ангелочек, но … противно это все ужасно!
Лена пришла в ужас:
- Ты сама-то «траву» не курила?
- Сейчас все курят, - отмахнулась глупая Танька, отводя взгляд в сторону.
Лена почувствовала острое желание наорать на подругу во всю мощь имеющихся легких и хорошенько заехать по уху:
- Ты дура, да?! - завопила она, садясь.
- Да не ори! Трава-то была паленая. Ну, я и пробовала всего один раз. И то, не попробовала, а так, можно сказать, рядом постояла. Ну, любопытства ради, понимаешь?
- Не понимаю, - зло рыкнула Лена. – «Любопытства ради», - передразнила она.
- В жизни все нужно попробовать. – Яростно оправдывалась Танька. - Не смеши меня, Лена! От одного раза наркоманом не заделаешься. Мы же не героин пробовали, а так, «шмаль» третьеразрядную. Ты иногда, правда, дикая зануда! Ну, не могут же все жить, как по линейке? Попробовала, да, но - один раз. Мамой родной клянусь, - один!
Лена почувствовала себя так, словно Танька её предала. Оставила одну во вражеском стане.
- Как известно, между первой и второй перерывчик не большой, - холодно сказала Лена, отворачиваясь от подруги, чтобы та не заметила ярости и боли в её глазах. – Я думала, ты умнее.
- Лен, - заканючила Танюшка, - ну не стоит оно того, чтобы нам из-за этого ссориться. Правда. Лучше бы я тебе ничего вообще не говорила, - в сердцах закончила Танюшка.
- Замечательно! - Обида в душе Лены нарастала горьким комом.
- Я попробовала, только потому, что там все курили. Ну, я не хотела показаться им слишком примерной. Не хотела казаться занудой, понимаешь? Все затягиваются, а я буду: «Чур меня!» кричать, что ли? Даже не курила я, а так, сделала пару затяжек, и все. У меня от водки голова больше кружиться. Была бы ты рядом, нас был бы легион! А один, как ты знаешь, в поле не воин. По крайней мере, я не воин, - это точно. Ну, прости меня, засранку. Ну, отругай, как следует, и прости! Леночки, ну не дуйся.
- Ты дура, - констатировала Лена.
- Я знаю, - согласилась Таня. - Ссориться прекращаем?
- Да. Но я на тебя все равно злюсь.
- Злись, - снова покорно согласилась Танька. – Я сама на себя злюсь.
- Кроме шуток, - смягчилась Лена, - ты же не маленькая, Тань. Если хочется твоему Сашке залезть кошке под хвост, - его право. Ты же сопровождать его туда не обязана?
- Не буду. Обещаю. Слово бывшей пионерки, - отсалютовала Танька.
- Только попробуй его нарушить. Я тебя родичам сдам.
- Что?
- Матери твоей скажу. Вот что.
- Нет, Ленка, - рассмеялась Танька, - ты правда последний бойскаут. Тебе в «Тимур, и в его команду» - нужно.
- Нашла бы Тимура, была бы в команде. Там наверняка интереснее, чем среди твоих «дружков».
Танька снова вздохнула.
- Наверняка. И воздух там, и речка! - Мечтательно закатила глаза Танюшка. - И мальчики симпатичные. – Лена не смогла не засмеяться. Вот уж, право, кто о чем? - Где они, герои былых времен? Где они, - берёзовые рощи?! Ну, а теперь, пока мы снова не поссорились, расскажи мне о твоем названном братце. Ты говорила, красавчик?
- И от слова не отступлюсь.
- Любовь была? - с жарким интересом спросила Таня.
- Платоническая, - отрапортовала Лена. Память услужливо нарисовала сцену в клубе, Лена быстро поправилась. – Почти.
- Почти? - Таня выразительно подняла брови домиком. - Это как понять?
- Мы целовались, - улыбнулась Лена, в ответ на подначивания подруги. - Глубоко и долго.
- Он тебе нравится? - продолжила допрос с пристрастием Таня.
- Конечно. Если я с ним целовалась!
- Ну, вот нет, чтобы красочно, ярко, с подробностями. Целовалась, - и все. Как отрезала!
- Что и говорить, не писать мне бабских романов, – согласилась Ленка. - Постельные сцены никогда не удаются. Вот и Серега сбежал, гад лысый.
- Попробуй писать детективы.
- У меня склад ума не тот. Не аналитический. И логика хромает.
- Тогда ничего не пиши, - махнула рукой Танька. - Рассказывай.
Лена улыбнулась:
- Что рассказывать-то? Он мне нравится, но это не способно изменить того факта, что Миша - сын своей матери. Его маменьку я ему все равно никогда не прощу. Между нами не может быть ничего серьезного. Но целуется он классно! Хотя, если бы на трезвую голову, то может быть, так и ничего особенного? Я, правда, перед этим травку не курила. Но напилась так, что три дня кроме как на батон, ни на что смотреть не могла.
- Мне устроить ответную истерику с нотациями? - засмеялась Таня.
- Не надо. Я сама себя ругала-ругала.
- О! Тогда лучше помолчу. Тебе и так здорово досталось, бедняжке. Кстати, о детективах? Левиных нашла?
- Да.
- Призрак имеет место быть?
- Насчет призраков - я не уверена. Но мне удалось поговорить с обоими Левиными, и мужем, и женой. Елена Григорьевна весьма красивая женщина. Она рассказала, что младший брат её мужа вскрыл вены двадцать три года тому назад.
- Н-да. Чудесно, ничего не скажешь. – Покачала головой Таня. - Знаешь что, Лен? ДА продай ты эту квартиру кому-нибудь другому. Пусть мучаются.
- А как же принципы последнего скауту?
- А ни как. Начихай на них.
Танюшка просидела у Лены почти до самого вечера. Вскоре после её ухода позвонил Серега.
- Ленусь, это я. – Бодренько отчеканил он. - Как ты там поживаешь? Хорошо отдохнула?
- Неплохо.
- Как дела?
- Нормально.
Он хмыкнул:
- Я соскучился. Чем думаешь заняться?
- Ничем.
- Может быть, тогда погуляем? Погода хорошая. Возьмем пивка, посидим на лавочке?
«Очень увлекательная программа», - подумала Лена про себя, вслух ответив:
- Серёжа, я не хочу.
- Почему? - удивился он.
Лена зажмурилась. К чему тянуть с объяснениями?
- Потому, что мы с тобой больше встречаться не будем.
С минуту в трубке слышалось обиженно сопение:
- Как? Вообще, что ль? Ты что, даешь мне отставку?
- Да.
- «Да»?! - передразнил он. - Ты решила закончить наши отношения, и сообщаешь мне это вот так? По телефону? Здорово! Нашла кого-нибудь себе, да?
Лена могла бы ему напомнить о том, что он тоже не скучал. Но не стала.
- Ты просто стерва! - возмущался Серега.
- Я знаю. А ещё - я тощая и белобрысая. Я длинная. Ну, сам подумай, зачем тебе все это?
- И, правда, - зачем? Но я бы хотел ещё раз обсудить...
- Серёжа, встречаться с тобой мы больше не будем, - как можно мягче уронила Лена. - Прости. Всего хорошего.
Лена опустила трубку на рычаг, обрывая между ними связь.
***
Прошло две недели. Михаил ни разу её не побеспокоил. От этого было больно, хотя Лена ожидала подобного поворота с самого начала. Со скуки девушка согласилась помочь Танюшке с устройством вечеринки, что планировалось провести по поводу окончания летних каникул. Лена прекрасно осознавала, что на этом «празднике жизни» много умнее было бы не показываться. Однако гордыня восставала против того, чтобы позволить кому-то думать, будто новый Серёжкин роман её чем-то задевает.
Вечер не задался с самого начала. Сашка, позабыв про Танюшку, всё время торчал около крашеной блондинки. Лена нашла, - возможно, из сочувствия к подружке, - что девушка, привлекающая Сашкины взгляды, была излишне пухленькой. Новая Сережкина пассия была о себе самого высокого мнения, и нарочито это демонстрировала, ни с кем, кроме Сережки, не общаясь. Лениво растягивала слова в разговоре, хлопала тяжелыми ресницами, поджимала розовые губки, по форме напоминавшие бантик. Но к собственной досаде, справедливости ради, следовало признать, что девушка была прехорошенькая.
Ребята, приняв спиртное в изрядных дозах, включили «видик». Сначала пришлось наблюдать за кровавыми играми Фреди Крюгера. После очередных возлияний, мальчишки перешли на «Дикие забавы Екатерина Великой». Порнуха пользовалась успехом у мужской половины населения, в то время как женская была заброшена и, не таясь, скучала. На экране пышные блондинки визжали и трясли грудью ненатурального размера. Перед экраном мальчишки пускали слюни, тараща глаза и судя по всему, были вполне довольны собой и жизнью.
Лена поняла, что больше так «развлекаться» не в состоянии. Залитая водкой скатерть, осовевшие кавалеры, лениво оттягивающиеся перед телевизором «оголяли» нервы.
- Я пойду, - твердо заявила она.
- Тебя проводить? – спросила Таня.
Разгуливать по городу в двенадцатом часу вечера одной Лене «не улыбалось». И как-то само собой выходило, что проводить девушек обязательно. Угоревшей компании свежий воздух повредить не мог. Но, если женская половина на предложение Тани ещё лениво посмотрела в сторону двери, то мужская никак не реагировала. Отрывать пятую точку от дивана, а взор от «диких забав» рыцари явно не планировали.
- Сама дойду, - вздохнула Лена. - Не заблужусь.
Таня посмотрела на Сашу очч-чень выразительно. Но безрезультатно.
- Я пойду с тобой – Танюшка была такой злой, что даже расстроенной забыла себя почувствовать.
Выбравшись на прохладный и бодрящий ночной воздух, девушки признали, что отвратительнее вечера трудно представить.
- Давай закурим с горя? - предложила Танька, - Сигареты по случаю дамские. С ментолом.
Лена согласилась. Сигаретный дым противно застревал в носу, но сам жест – взмах руки туда-сюда, - успокаивал.
- Да, Лена, - прокомментировала Танюшка ситуацию, - наши мальчики «не фонтан».
- Это очевидно, - флегматично поддержала Лена.
Докурив вторую сигарету, девушкам пришлось признать, что попасть домой они смогут разве только пешком. За сорок минут не проехало ни одного автобуса. Посовещавшись, решили скоротать ночь в квартире с призраком. Ни Татьяне, ни Лене это не улыбалось, но обе сходились во мнение о том, что лучше призрак, чем полуночный маньяк-убийца.
- Мрачноват ночной пейзаж, - Таня облегченно сбросила туфли на высоком каблуке, как только они переступили порог, и, пройдя в зал, запрыгнула на диван. У неё была дурная привычка сидеть на собственных ногах, в результате чего Танюшка все время их отсиживала до такой степени, что потом долго не могла на них наступить. - А если бы я с тобой сейчас не была, ты решилась бы ночевать тут одна? - спросила Таня.
- Не решилась бы.
- И пошла бы домой пешком? – продолжала Таня любопытствовать.
-И пошла бы домой пешкой, - подтвердила Лена.
Таня состроила гримасу:
- Ну и где тут логика? Ведь одну одинокую девушку обидеть легче, чем двух одиноких девушек!
-А нету логики, - согласилась Лена, - но факт.
- Ты веришь в привидения? - лукаво поинтересовалась чернокудрая красавица.
- Не знаю, - отозвалась блондинка. - Знаю только, что в этой квартире мне страшно. Даже когда я не одна.
- И даже с учетом выпитого алкоголя, – подняла Таня к потолку указательный палец. - Ладно. План «А». Быстренько умываемся и ложимся спать. Когда спишь, и страх ни так донимает, и спирт потихоньку из головы выветривается. Да, ещё, чур, я у стеночки!
- Почему это ты у стеночки? - попыталась возмутиться Лена.
-А потому что я - твоя гостья. А гостям полагается отдавать все самое лучшее.
- План «В»?
- Отсутствует.
Постелив постель, девушки одновременно нырнули под одеяло. Болтать не стали. Потому что хорошего о прошедшем вечере сказать было все равно нечего. Лена спиной ощущало успокаивающее тепло Танюшки. Откуда у человека эта потребность – чувствовать тепло другого? И как же приятно не быть одному!
Она провалилась в сон почти мгновенно.
Ей снилось, что они вместе с матерью, умершими дедушкой и бабушкой, находились в деревне. В те годы, когда Лена ездила в деревню наяву, это был цветущий край. С два десятка домов затерялись в краю душистых трав, яблоневых садов, черёмухи и вязов.
Но во сне долина была покрыта густой тенью. Грунтовые дороги развезло и залило водой.
Бабушка забеспокоилась:
- Как же мы выедем, Коленька?
- Не беспокойся, ни о чем, Ниночка. По траве проедем.
Марина молчала, отворачивая ото всех лицо.
Во сне дом был точно таким же, каким Лена его и помнила: сенцы, прихожая, откуда приятно пахло хлебом и керосином. Лена хотела пройти дальше, но дед вдруг крепко схватил её за руку:
- Ты, деточка, в дом-то не входи. Беги к матери. . А то будет поздно.
Опустив с ласкового дедушкиного лица взгляд вниз, Лена увидела, что ноги у него все в глубоких язвах и струпьях, но при этом не кровоточат. Потому что дедушка был мертвым, а в телах мертвецов крови нет.
Леденящие пальцы страха сжали девушки сердце.
- Да ты, деточка, меня-то не бойся, - ласково, мягко, с жалостью сказал дедушка. - Я ведь люблю тебя. Я предупредить тебя пришел. Беги!
Проснувшись, Лена села, чувствуя, как сильно бьется сердце. В комнате было тихо. Очень тихо. Словно за окном не ездили машины, не лежал город. Мучительно хотелось включить свет, чтобы рассеять последние остатки сна.
Девушка осторожно, чтобы не разбудить мирно спящую рядом подругу, выскользнула из-под одеяла. От холодного пола ноги покрылись мурашками. Лена прошла на кухню и жадными глотками выпила два стакана воды. С потолка ярко струился свет, но ощущение ночного кошмара не проходило.
Тишину нарушил неприятный скрипучий звук.
Заставив себя повернуться, Лена увидела, что дверь в спальню распахнута настежь и напротив неё стоит кресло-качалка, покачиваясь взад-вперед с неприятным стуком. Над спинкой кресла, серебристо светились пепельно-пшеничные волосы.
Лена замерла, спрашивая себя, что же она чувствует? И почему ещё способна рассуждать здраво? Почему она не кричит, не бежит, не бьётся в истерике?
«Это не наяву, - нашла для себя объяснение девушка. – Сон во сне!».
От этой мысли сразу стало спокойнее. Природное живое любопытство толкало её вперед:
- Адам? – сорвалось с губ.
Девушка даже не прошептала, - выдохнула имя, перешагивая через порог комнаты, обходя кресло. Радуясь при мысли, что сейчас увидит его, - автора дневника, существо, занимающее собою все её мысли последний месяц.
Среднего роста, как в детском стишке - «плечистый и крепкий», - призрак когда-то обладал жилистым, гибким телом танцора или акробата. Легкие вьющиеся волосы локонами обрамляли белокожее лицо с темными глазами. Лена подумала, что кристаллики льда во взгляде делают его глаза совершенно жуткими. Тонкие, как у женщины, изогнутые брови и чувственные розовые губы, довершали портрет. Юноша был красив той бесполой красотой, которую люди часто приписывают ангелам.
Призрак и не думал расплываться туманом. Он поднялся с кресла, скрестил руки на груди и замер, склонив голову к плечу, в свой черед, рассматривая гостью. Или хозяйку?
В выражении его лица Лене пригрезилась насмешка.
Что полагается говорить Призракам в приватной беседе? Душеспасительную или сочувствующую речь? «Чур меня»?
- Ну и как оно там, - после смерти? По ту сторону зеркал и облаков? – выспренно построила Лена вопрос, всегда волнующий живущих.
Лена не заметила движения, дуновения или чего бы то ни было ещё. Но в следующее мгновение руки призрака крепко держали её за плечи, заставляя поражаться нечеловеческой силе, заключенной в тонком теле. Сквозь материал она ощущала холод жестких, как камень, пальцев. Тело её окаменело от холода неживого прикосновений. А потом Лена увидела …
Она увидела принципиально иной мир, в котором небеса были очень низкими, затянутыми серыми тяжелыми тучами. Надо всем преобладал серый цвет. Он царил. Серым был клубящийся смог над бетоном. Серым отливали разбившиеся стекла, что блестели на асфальте. Серыми были существа, плетущиеся вдоль дорог, - существа, теряющие пол и разум. Серым был сам воздух, превращенный в яд.
Серость. Бесконечная тишина. Сумерки, окруженные со всех сторон Тьмой и Злом.
Подняв руки, Лена уперлась мертвецу в грудь, стремясь оттолкнуть его от себя. Оторваться, уйти от иссушающих душу видений.
Видения оборвались.
НО на смену им пришло ещё нечто более странное. Словно тысячи тонких сухих горячих языков обвили Ленино тело, причиняя неземное, никогда неведомое, невообразимое ранее блаженство. Стало удивительным образом безразлично, живой он или мертвый; святой или проклятый. Лена оторвалась от земли и парила. Сердце замирало, трепетало, как птичка в когтях у коршуна. Как яркий флажок на сильном ветру. Как языки пламени. Разум понимал, что находится в опасности, но неразумное тело радостно просило о Гибели, потому что гибель приносила наслаждение.
Получает ли скрипка удовольствие под ласкою смычка, когда руки мастера водят по её струнам? И если да, то не от того ли голосу скрипки нет соперниц под луной?
Лена и сквозь сомкнутые веки продолжала видеть темные, недобрые глаза, спадающие на лицо легкие, словно лунный свет, волосы. Подняв отяжелевшую, непослушную руку, она ладонью прикоснулась к ним, ощущая их шелковистое, упругое тепло.
Адам…
Ядовитый цветок. Прекрасный и смертоносный маленький принц, тоскующий не по розам в неземной долине, а по плоти и крови.
- Мое зазеркалье? - прошептал призрак, - Мое Седьмое Небо за облаками? Знай, это Боль. Нега. И пыль. Таков мой Рай. Сколько времени я не видел ни одного лица? Ни единой тени? Даже легкого движения? Не видел того, что имело бы иной оттенок, кроме цвета пыли и крови, - я не знаю. Долго. Вечность. Смерть, в моем понимании по-прежнему недосягаема. Представь одну и ту же комнату, в которой никогда не бывает ни утра, ни вечера. В ней всегда одна и та же температура, те же краски, книги, занавески, обои. Проходят дни. День равен году, год – тысячелетию. Перед тобою все тот же диван. Та же тяжесть в душе. Ты кричишь, думаешь, что где-то над потолком, обитает Бог? - просто он не слышит тебя. И только сорвав голос, понимаешь, что Бог, может быть, и есть. Но ему нет дела до твоих страданий. Устав звать Бога, я позвал дьявола. А пришла - Ты…
Лена казалась себе безвольной тряпичной куклой, у которой не осталось сил, чтобы отвечать ему. Она лежала в его руках, глядела в красивые глаза, и растворялась без остатка в трех чувствах: влечения к этому непонятному устрашающему существу, ужасу перед собственными чувствами и сжигающему душу любопытству.
- Не верь тому, кто скажет, что умирать не страшно, - шептали влекущие губы. - Что умирать не больно. Смерть - иная грань, не схожая с границей между Сном и Явью. Переходить ту грань всегда мучительно. Свечи, вода и кровь, - какими красивыми они мне когда-то казались! Лежать и смотреть, как кровь смешивается с прозрачной водой - не страшно. Но страшно просыпаться, когда болят руки, в мутной окровавленной грязи. В доме, где все стены покрылись алой плесенью, подозрительно напоминающей растерзанную, трепещущую плоть. Жить в плесени, распространяющейся, разрастающейся по всему дому, как раковая опухоль. Смерть – не игра. За облаками нас не ждет ничего, - только тьма и холод бесконечности. Зазеркалье оборачивается душным деревянным ящиком, из которого не выбраться. Лишенный жизни и плоти, ты продолжаешь томиться. Продолжаешь чувствовать ГОЛОД, ЖАЖДУ, ЖЕЛАНИЕ, БОЛЬ. Но нет им утоления, как нет конца. Таково зазеркалье. Таков правдивый ответ на твой вопрос.
Лена вздрогнула, заметив, как глаза его поменяли цвет, потеряли насыщенную черноту, стали белесыми, как у слепца. В бесцветном пятне радужной оболочки расширенные зрачки казались особенно большими, делая взгляд пустым, безумным и голодным.
- О, Господи, - выдохнула девушка, отшатываясь.
Сухой, желчный, насмешливый хохот постепенно растворился в воздухе, медленно стихнув. Все исчезло. Лена сидела на полу, чувствуя, как саднит ободранная на бедре кожа. Красные шторы, окаймляющие окно, пропускали в комнату рассвет.
В дверях с побелевшим лицом стояла Татьяна.
- Лена! - всплеснула руками подруга. - Да что с тобой?!
- Мне кажется, я схожу с ума, – отозвалась девушка, как раненая кошка, вытягиваясь на полу, щекой ощущая неровную шершавость ковра. Наконец понимая, что должна чувствовать рыба, вырванная из воды резким движением беспощадного рыбака.