Мишка
Стрелки на часах показывали половину пятого. Но летом светает рано, и первые, самые смелые утренние лучи потихоньку прогоняли ночь, сливая свет и тьму в тесное и нестойкое объединение – сумерки.
Молодой человек, не спеша, шел по улице. Казалось, город спит, напоминая большое грозное животное, проглотившее огромное количество жителей и теперь, во сне, переваривающее ужин в темном чреве.
Воображение рисовало иную, величественную дорогу из белого камня, лежавшую посреди желтых песков. Дорогу, уводящую человека в белом развивающемся хитоне к царственным, загадочным, ослепительно-белым в лучах восходящего солнца, пирамидам. Человек шел на встречу новому дню, держа в руках папирусный свиток, таящий древние, сокровенные знания о мире. Пески, бесконечные и серые в рассветных сумерках, отделяли его от вожделенной цели: прекрасной женщины с темными, миндалевидными глазами.
Проехавшая мимо машина разбила иллюзию вдребезги, забрызгав коричневой липкой грязью, брызнувшей из-под колес.
Мишка едва успел отскочить в сторону, с удивлением осознавая, что его чуть-чуть не сбили. Из машины резко просигналили, и из приоткрытого окна понеслась матерная ругань.
- Сам козел, - огрызнулся парень. – Смотреть нужно, куда едешь, придурок!
- Что ты сказал?! – мужик, распахнув дверь, начал выбираться из автомобиля, но довольно объемное пузо уперлось в руль, пытаясь мудро предотвратить намечающееся столкновение.
Мишка про себя отметил, что, несмотря на несколько растекшийся внешний вид, намечающийся противник ещё в силе. И явно привык не церемониться со случайными недоумками, ухитрившимися вовремя выскочить у него из-под колес.
Видения сказочного Египта окончательно испарились.
Намечалась драка.
- Я сказал, - сам козел, - отряхивая брючину и из подлобья посматривая на приближающуюся гориллу, нарочито небрежно повторил Мишка.
- Да я тебя сейчас!
- А если я тебя … - договорить Мишка не успел. Массивный жирный кулак незнакомца летел ему прямо в нос. Парнишка попытался уйти в стороны, но безуспешно. Нос с кулаком уже встретились. Удар отозвался резкой болью в переносице. Хорошо хоть, по касательной, а не по прямой, - иначе нос, попросту, сломался бы.
Мишка в ответ на такое беззаконие зловредно и злонамеренно, со всего маха заехал ногой туда, куда достал. Достал же он, как и намеревался, то чувствительное ранимое место, где, согласно мужским верованиям, находится их пресловутое достоинство, заставив толстопузого согнуться. И одновременно вспомнить всю Мишкину родню, вплоть до седьмого колена.
Пока мужик матерился, Мишка не тратил времени даром и быстро «испарялся». Не в его правилах было нарываться на неприятности. Он всегда считал, что вовремя убежать, ещё не значит струсить. И даже наоборот. Все от этого только выигрывают.
До дома идти оставалось ещё с половину квартала. Не такое это маленькое расстояние, когда нос обильно кровоточит, и болит так, что в глазах отдается резью.
Консьерж обеспокоено посмотрел на Мишку, когда тот, пошатываясь, прижимая к лицу окровавленный платок, пробирался к лифту. Вид консьержа Мишке показался забавным, - испуг, перемешенный с неодобрением и не выветрившимся сном.
Чтобы не будить мать и отчима, Мишка не стал звонить, открыв дверь своим ключом. И застыл.
Напротив стоял, тоже застыв, высокий и накаченный парень. Лет на пять, не больше, старше самого Мишки. Живот брутальными кирпичиками. С брутальными бицепсами на руках. И с брутально же выделяющимися мышцами нижней челюсти. В одних трусах.
Симпатичных трусах, - нужно отдать должное. Но Мишка «такие» не носил.
За чернобровым красавчиком нарисовалась Зоя. По раскрасневшемуся лицу и маслянистым глазам с рассеянным взглядом Мишка понял, что мать изрядно выпила и теперь пребывает в том пограничном состоянии, в котором от эйфории до ссоры с мордобоем только шаг. Даже меньше.
- Миша? – удивленно пропела Зоя, вальяжно опираясь рукой о стену. - Я думала, ты сегодня не ночуешь дома.
- Это кто? – прорычал Мишка.
- Костя. Мой новый знакомый.
- И почему твой новый знакомый разгуливает у нас дома? Да ещё в таком виде?!
- Ты уже большой мальчик. Что? – подбоченившись, мать шагнула ближе. - Тебе все объяснять надо? Боже, сыночек, что у тебя с лицом? - ужаснулась она, увидев, что все лицо у Мишки залито кровью.
- Отстань! – зло отмахнулся сын. – Заботливая ты моя. Пользуешься тем, что Олега опять нет дома? И когда тебе гулять только надоест?! Он развернулся к брутальному красавцу. Парень ответил Мишке смущенным и чуть сочувственным взглядом. - Знаешь что? Ты бы убрался отсюда, а?
Вместо ярости, в голосе Мишки прозвучала горечь.
«Герой-любовник на хэппи-энд» нерешительно посмотрел на Мишкину мать:
- Может я, это …и, правда, пойду?
- Нет, Костик, ты не можешь уйти! Подожди… - затараторила мать.
Мишка, от злости почти не чувствуя боли, прошагал на кухню. Из аптечки достал марганцовку, развел её кипяченой водой, стал промывать расквашенный нос. Кровь, успевшая запечья в кровавую корочку и остановиться, вновь обильно потекла.
Хлопнула входная дверь. А затем в дверном проеме на кухне возникла мать. Расстроенная и очень злая:
- Что ты себе позволяешь? - зло прошипела она, не обращая внимания на попытки Мишки неумело оказать самому себе первую помощь. – Кто давал тебе право вмешиваться в мою личную жизнь?!
- Сама дала, - запрокидывая голову назад, чтобы кровь не капала вниз, на ковер, втягивая её в себя, хрюкнул Мишка. - Рожать не надо было. Шла бы ты мать отсюда, а?
- Сам шатаешься, бог знает где! И черт знает с кем! Ночами на пролет…
- Ни черт знает с кем. Елена Григорьевна, между прочим, твоя лучшая подруга.
- Да как ты с матерью говоришь?! - возмутилась Зоя.
- Как заслуживаешь, так и говорю, - парировал Мишка, заметив краем глаза, что в коридоре снова хлопнула входная дверь, затем зажегся свет.
Услышав голоса, Олег тоже вышел на кухню:
- Так-так. Что у нас туту? Опять семейная ссора? - Поглядев на Мишку, отчим присвистнул. - Малыш, что у тебя с лицом?
Малыш, к слову сказать, был ростом не ниже его самого.
- С БМВ поцеловался, - промычал «малыш».
- Нос цел?
- Кажется.
- Вот! - Размахивая руками, возмущенно кричала Зоя. - С отчимом ты говоришь по-другому. Это мать тебе - шалава, дура, пустышка. Все! Вы мне надоели. Оба!! Я для тебя, выродок ты несчастный, - набросилась мать на сына, как на наименее опасного противника, - сделала, что смогла. Теперь буду жить только для себя! И делайте вы оба, что хотите! – гордо развернувшись, Зоя удалилась, ударяясь обо все острые углы и выступы, какие только отыскала по дороге с кухни в гостевую спальню.
Олег окинул взглядом красноречивый беспорядок, царивший на кухне. Окурки, бокалы, стаканы. Остатки еды.
- Хоть бы посуду за собою вымыли! - зло процедил он сквозь зубы.
Мишка потупился. Ему было не привыкать стыдиться за мать. И не впервые дивится терпению Олега.
- Ну ладно, давай будем лечиться. - Усадив пасынка за стол, Олег внимательно осмотрел лицо. - Завтра глаза заплывут. Но вроде ничего не сломано. Полежишь денек-другой, будешь, как новенький.
Проблемы с женой Олегу были настолько привычными, что он уже почти не придавал им никакого значения. Так что когда, проснувшись, он вместо жены в соседней комнате обнаружил записку, содержащую обличительные и высокопарные фразы, в которых Зоя объявляла, что между ними навек все кончено, что она уходит к единственному человеку, которого по-настоящему любит, он только вздохнул и отправился на кухню. Мыть горы посуды после вчерашней вечеринки и пить утренний кофе.
За последние пять лет Зоя писала это уже в пятый раз.
Когда зазвонил мобильные телефон, Олег раздраженно потянулся к карману куртки, предвкушая очередные семейные разборки.
На панели высветился номер дочери. Сердце радостно и тревожно екнуло.
- Котенок? - отозвался он.
Олег сам не знал, почему так обращался к дочери. Лена ничем не напоминала кошку. Она больше походила на сказочную пушистую белую волчицу.
- Ты не спишь? - голос в трубке звучал грустно.
– У вас все хорошо? - заволновался Олег.
- Да, у нас все в порядке. Только…
- Что? – с тревогой переспросил Олег.
- Я просто хотела сказать: в той квартире, что ты подарил… - Лена говорила очень медленно, подбирая слова. - Ладно, это неважно. Глупо звучит.
- Что не так? - Нахмурился Олег.
- Все. – Леня выдержала паузу, вздохнула и закончила почти драматическим полушепотом. - Она меня пугает.
Олег недоуменно молчал, не зная, что сказать. Да и толком не понимая, куда клонит дочь.
- У кого ты её купил? - задала очередной вопрос Лена.
- У одного Зоиного знакомого.
- И тут без этой ведьмы не обошлось! – зло прорычала дочка.
Олегу на мгновение показалось, что она сейчас оборвет связь.
- Уж извини, что упоминаю. Так сложилось, - поспешно пробормотал он.
Гнетущая пауза. Ни Лена, ни Олег не знали, чем её заполнить:
- И знакомой твоей …Зои, - вытащила из себя ненавистное имя Лена, - он сам жил в этом доме?
- Думаю, да. Сам. Или его родители. А что? В чем, собственно дело? – несколько раздраженно поинтересовался Олег.
Лена вздохнула:
- Не знаю. А как зовут твоего приятеля?
- Мы не приятели. А зовут его Андрей, - Андрей Львович. Но какое собственно, все это имеет значение?
- Никакого. Ладно, пока. Извини, что позвонила.
- О чем ты говоришь?! – искренне возмутился Олег. – Тебе не за что извиняться. Я всегда рад слышать твой голос. Я люблю тебя…
Но из трубки уже слышались короткие гудки.
Вечером того же дня Олег перезвонил Марине:
- Марин, - начал он с места в карьер, - можно тебя кое о чем попросить?
- Да?
- Приезжайте с Леночкой ко мне в гости.
Марина натянуто рассмеялась:
- Ты в своем уме? Шведские семьи не в моем вкусе.
- Я сегодня подал на развод. Решил, что на этот раз нам с Зоей лучше разойтись официально. Но самое главное - я почему-то очень о вас беспокоюсь. Мне важно быть с вами рядом. – Марина не отвечала, и Олег продолжил диалог. - Приезжай, я очень тебя прошу. Правда Мишка сейчас пока поживет со мной. Но он хороший, толковый парень. Никому не помешает. Даже наоборот, - Леночке с ним будет веселей. Им давно бы пора познакомиться.
Не сложно уговорить того, кто сам хочет уговориться. В четверг вечером, 29 июня, в 20.40 Марина и Лена заняли купе в поезде, направляющемся в Москву.
Плелся поезд очень медленно. За окном простирался один и тот же бесконечный пейзаж: поля, поля, поля в окантовке березовых посадок. Вагоны покачивались. Колеса размерено, убаюкивающее стучали «тук-ту-дук», «тук-ту-дук».
В Москву прибыли в шесть часов утра. Поезд всё продолжал ползти, а за дверью пассажиры уже потянулись к выходу. В купе было душно. Все чувствовали себя измятыми в ведёрке помидорами. Лена отметила, что пейзаж за окном, наконец, сменился, - веселенькие ситцевые пейзажи изумрудных трав с цветочными вкраплениями сменились неприглядными грязно-серыми заводскими постройками.
Оказавшись на платформе, подрагивающей под стонущими железными гигантами, тяжело вздыхающими с дороги, Лена озабоченно озиралась. Вокруг все двигалось, галдело, пыхтело, гудело, гремело: эхо людских голосов; эхо от стука колес раздавались под вокзальным стеклом, преломляющим солнечный свет.
Олег встретил их на выходе с вокзала. Марина улыбнулась, подставляя бывшему мужу щеку для дружеского поцелуя. Лена тоже послушно дала себя чмокнуть, с любопытством поглядывая на высокого парня, стоящего рядом с отцом, по правую руку.
- Познакомьтесь, - представил Олег фигуру в темных очках, - это мой пасынок, - Миша. Миша, это, как ты уже догадался, моя дочка Леночка. И Марина.
Лене в облике нового знакомого в глаза как-то сразу бросилась густая, темно-русая шевелюра, живая и блестящая. С приятным удивлением Лена отметила, что черты лица у названного братца крупные, правильные, породистые. Характерной, очень мужской черточкой облика были черные, прямые, почти сходящиеся у переносицы, брови, что, вопреки всякой логике, не придавало лицу сердитого, неуживчивого вида.
Жаль только, что глаз рассмотреть было нельзя, - они скрывались за темными очками от солнца.
- Очень приятно, - выдавила из себя Лена, отвечая на крепкое дружеское рукопожатие ответным рукопожатием.
После чего все сели в машину. Пока маневрировали по незнакомым улицам, Лена с любопытством рассматривала рекламные щиты, мосты, магазинные витрины. В конце пути они легко вписались в общий ряд машин, уже отдыхающих в тени большого дуба, на общей стоянке. «Мерседес» мягко качнулся, будто ставя точку в путешествии.
- Ну, герой, давай, снимай очки, - похлопал пасынка по плечу Олег, как только они перешагнули порог дома. – В помещениях, к сожалению, очки от солнца носить не принято.
Мишка не стал ломаться и последовал совету отчима. Марина охнула, увидев, какой огромный лилово-красный кровоподтек распространялся от переносицы парня под оба, неожиданно не карих, а серых глаза. В обычное время, наверное, красивых и ясных. Но сейчас в красноватую прожилку и ещё слегка припухших.
- Ничего, - утешил Олег. – Ему лучше. Опухоль спала. Да и глаза теперь почти открываются.
Олег выказывал себя радушным хозяином, пока они распаковывались и худо-бедно благоустраивались. Квартира отца Лене не понравилась. Всего в ней было «слишком»: кожи, позолоты, ковров, картин.
Как только позволили приличия, Олег с Мариной удалились, под нехитрым предлогом, позволяющим им остаться наедине.
Мишка и Лена неуверенно друг на друга посмотрели. Сколько Лена себя помнила, она пасынка Олега ненавидела даже больше отца. В представлении Мишки Ленка привлекательностью также не отличалась. Теперь, обнаружив, что не просто симпатичны, но готовы понравиться друг другу, ребята смутились и растерялись.
- Хочешь выпить? – предложил Михаил, чтобы как-то разрядить обстановку.
- Давай, - согласилась Лена.
Михаил некоторое время внимательно наблюдал за девушкой, потом поставил свой бокал на столик:
- Отец мне как-то говорил, что ты домоседка и мир видела только через экран телевизора? - Лена подтвердила высказывание коротким кивком. - Может быть, тогда не будет тратить время, сидя в четырех углах? Пойдем погуляем? Я покажу тебе Москву!
- С радостью, - улыбнулась девушка.
Повседневная Москва, показалась Лене излишне суетной, пыльной, пронизанной духом усталого равнодушия. Они промчались почти по всем станциям метро, гуляли на Красной площади, катались на «американских горках», «чертовом колесе». Так долго ходили-бродили, что у обоих затекли ноги. Потом сидели на лавочке в парке и ели мороженое. Разогретая солнцем земля издавала сладкие запахи. Солнце ласково касалось кожи на щеках, пробиваясь сквозь зелёный шелк листвы, вырисовывая на земле ярко-желтые полосы. Вездесущие одуванчики, цветущие всю теплую пору, словно солнечные осколки или брызги, вкрапливались в траву.
Только к вечеру, когда уставший оранжевый солнечный шар стал клониться к горизонту, они выбрались к Москве-реке, где ещё днем решили покататься на пароходе.
Опираясь локтями на деревянные, обшарпанные перила, как на балкон, Лена смотрела на серебристый след, держащийся за пароходиком несколько мгновений.
- Следы на воде долго не лежат, - вздохнула она, отворачиваясь.
- Ты, правда, никогда раньше не была в Москве? – спросил Миша.
- Правда.
- Москва тебе нравится?
- Я люблю видеть новые места, - уклончиво ответила Лена. – Куда больше, чем знакомиться с новыми людьми.
- Почему?
Нахмурив лобик, девушка задумалась. Потом заговорила, медленно подбирая слова:
- Города не просят никого к ним привязываться. Им все равно, нравятся они нам, или нет. А люди норовят залезть в душу, похозяйничать там. С людьми, очень редко чувствуешь себя свободной.
- А для чего тебе чувствовать себя «свободной»? – подначил Мишка.
- Не знаю, - вздохнула Лена. - Не умею красиво говорить. Просто в самом слове: «привязанность», есть нечто от веревки. Ты не находишь? Привязан, значит - не свободен. Любовь – это клетка. Когда тебя любят, ты не принадлежишь самому себе. Ты становишься собственностью человека, одарившего тебя любовью, часто против твоей воли. Это стесняет. - Девушка улыбнулась, отводя от лица прядь волос.
- Ты боишься любить? – спросил Миша, подумав про себя, что уже и начинает «залезать» ей в душу.
- Да.
- Почему?
- Потому что жизненный пример моей матери учит тому, что любовь ничего хорошего дать не может. Кроме унижения и сердечной боли. А пример моего отца учит тому, что любовь - ненужный балласт.
Мишка хмыкнул, подумав о том, что Олег теперь успел поумнеть за пятнадцать лет, проведенные рядом с Зоей. Научился ценить чужие чувства. И даже отвечать на них.
Пока они стояли, задумавшись каждый о своем, город, сердце России, медленно, не торопливо проплывал за кармой старенького пароходика. Низкое солнце, уставшее за день, по иному высвечивало мегаполис. В зарождающихся сумерках Москва не скрывала древнего лика. Город хранил множество тайн, преступлений, героических поступков, свершившихся на его тысячелетней памяти. Хранил равнодушно, никого не осуждая, не воспевая: в качестве свершившегося факта.
- Я тебе нравлюсь? - шепотом спросил Михаил, положив ладонь поверх Лениной руки, покоившейся на перилах.
- А я – тебе? - развернулась к нему девушка, пытаясь отнять удерживаемую им трепещущую ладошку и не показывать своего смущения.
- Провокационный вопрос, - отозвался Михаил, наклоняясь к ней. – Да. Нравишься. Очень.
Лена глядела на него в упор. В глазах её причудливо сочетались в неуверенной пляске сомнение, желание и вызов:
- Очень нравлюсь? Так быстро?
- Да. Вот так. Быстро.
Они оба ощущала на своих губах чужое теплое, волнующее дыхание. Казалось так естественно соединить губы в поцелуе. Соприкоснуться сначала удивленно, растерянно, робко. Затем смелее. Потом свободно и жадно пить тепло других губ.
Лена игриво засмеялась, мягко высвобождаясь из кольца Мишкиных объятий:
- Судя по всему, ответ будет: «да»!
- «Да» - ответ на что? - несколько ошеломленно спросил парень.
- Ты тоже мне нравишься, - губы девушку снова изогнула улыбка, немного обиженная, что он успел забыть, о чем они говорили. – Очень!
На следующий вечер Мишка, следуя намеченной им развлекательной программе, решил пригласить Лену в один из модных столичный клубов. Из его слов вытекало, что они непременно должны побывать на мероприятии, дабы до конца понять и осмыслить, что представляет собой современная Москва. Бросив взгляд в сторону Олега и матери, которые постоянно искали уединения, Лена со вздохом согласилась.
Первая половина дня у неё ушла на походы по магазинам. Вторая почти целиком была посвящена салонам красоты. После чего, Лена с грустью окинула собственное отражение в зеркале, утратившее всякую индивидуальность. Она теперь ничем не отличалась от других женщин столичного бомонда: «блондинка в кудряшку».
Вечер начался натянуто. В клубе Лене не понравилось. Мало того, что с непривычки она успела порядком устать от утренней беготни, так ещё среди матерых клубных львов и львиц она в душе не переставала себя чувствовать белой вороной.
Вытащив из тонких девичьих пальцев бокал шампанского, - за последние полчаса четвертый, Мишка поделился с ней ценным наблюдением:
- Ты, кажется, собралась напиться?
- Мне скучно, - капризно, с вызовом отозвала она.
- Тогда пойдем, потанцуем? - предложил Миша.
Лена покорно проследовала к танцплощадке. Приходилось веселиться и не показывать, насколько к общему веселью не лежит душа. После очередной рюмки шампанского мир поплыл и закружился.
Поначалу они ещё чередовали выпивку с танцами. Потом (это уже Лена помнила смутно) жарко обнимались с Мишкой в темном закоулке, где и музыка и свет были приглашены, а от других гостей их отделяло нечто, похожее то ли на гобелены, то ли на занавес. У Лены уже начинали саднить губы, и она совсем, было, расслабилась, когда их уединение было нарушено появлением женщины, ворвавшейся, маленьким, очень сердитым, смерчем.
Лена при её появлении стала смущенно оправлять платье «а-ля Шанель» цвета «нежный лосось», возвращая бретельки на задуманное при пошиве место.
Мишка поднялся, опустив глаза. А женщина почему-то ударила его по лицу.
Изумленная, Лена пыталась понять, что происходит.
- Это моя сестра, - оправдывался перед женщиной Мишка, отодвигаясь от Лены.
- И давно ты стал с сестрами взасос целоваться? – бушевала незнакомка.
В голове у Лены шумело, делая все происходящее вокруг запутанным настолько, что вникать ни во что не хотелось. Устав от их криков, Лена, покачиваясь, побрела в поисках выхода.
Женщина что-то говорила на повышенных тонах. Мишка то ли оправдывался, то ли огрызался.
Он догнал Лену уже у выхода, подхватив под руку, увлекая к дожидающемуся у площадки такси. Лена не сопротивлялась. Рядом с Мишей было спокойнее…
Проснувшись на следующее утро, Лена почувствовала острейшее отвращение. Ко всему. Сразу. Во-первых, к самому утру, потому что голова раскалывалась, и сердце колотилось. Во-вторых, к себе любимой. Нужно же было быть такой идиоткой, чтобы закончить вечер, как героиня бабского романа, что теряет невинность до того, как наметилась основная сюжетная линия? Кстати, запутанная, судя по всему, сюжетная линия. Память-то неспроста пыталась нашептать о чем-то неприятном. В-третьих, к Михаилу, - потому что он был живым свидетелем её безобразного поведения.
И потому ещё, что вчера была эта женщина, которой Мишка смущенно впаривал, что Лена, мол, его сестра, и не более того.
- Мне не следовало туда ходить, - сказал Лена бледному отражению в зеркале.
Кое-как дотащившись до ванной, девушка трясущимися руками включила горячую воду и подставила под струю разрывающуюся от боли голову. На несколько блаженных минут мир исчез в брызгах, и стало легче. Но стоило закрутить кран, как тошнота и сердцебиение вернулись обратно.
- Доброе утро, - хмуро заявила Лена, выходя на кухню, матери и Мишке. Мишка выглядел так, будто похмелье к нему даже не заходило. Как он этого достиг? Может, просто пил меньше?
Мать молчала, поджав губы.
- А где Олег? – поинтересовалась девушка, в надежде, что при Олеге мать не станет слишком её распекать.
- Ему из офиса позвонили, - отозвалась Марина. – Он ушел.
- Кофе остыл? - поинтересовалась Лена.
- Нет. Горячий.
Лена трясущимися руками налила себе чашку и плюхнулась на табуретку, так как подгибающиеся ноги совсем не хотели держать тело. Было такое ощущение, что оно, тело, предчувствует, что его намереваются запихать в мясорубку и потому трясется мелкой дрожью, отчего у желудка начинается морская болезнь.
- Голова болит? – с сочувствием в голосе поинтересовался Мишка.
- Угу, - угрюмо откликнулась Лена.
- Я с Олегом на эту тему поговорю, - с ядовитым сарказмом вставила слово Марина. - Ты у меня не скоро ещё в люди выйдешь, солнышко. Не раньше, чем пить научишься.
- Полезное умение, - отозвался Михаил, - вы её не ругайте. Она не так уж много пила. Просто организм к алкоголю не приучен. Не протравлен
- Не хватало его ещё «приучать» и «протравливать»! – возмутилась Марина.
В душе Лена была с матерью согласна. Не хватало - и не надо.
Спустя два часа и мать, и Мишка предательски удрали из дому. Оставив Лену в одиночестве мучаться похмельем. Она лежала на огромном кожаном диване под подозрительным взглядом двух фарфоровых слонов, ехидно наблюдающих с полки, как она разрывается между двумя желаниями: стошнить и не делать этого. Когда переживания достигли пика, в прихожей раздался звонок.
С трудом, поднявшись на ноги, Лена поплелась открывать, про себя раздумывая, почему бы пришедшему не воспользоваться ключами и не проявить к ней милосердия?
Распахнув дверь, Лена поняла, почему. У визитера, ключей, скорее всего, не было. Хотя, - кто знает?
Теперь, на трезвую голову, пусть и терзаемую болью, Лена нашла, что вчерашняя фурия из клуба - весьма красивая женщина. И её очень к лицу выражение холодного высокомерия. Просто нарочно создано для её тонкого лица.
- Что ты здесь делаешь? – фыркнула незнакомка, не дожидаясь, пока Лена сама посторониться, тараном врываясь внутрь.
- Отдыхаю, - поморщилась Лена. У неё не было сил ругаться или выяснять отношения. – Не кричите, пожалуйста.
- Где Миша?
- Его нет. Он ушел.
- Куда? – спросил незнакомка таким тоном, что ей бы и в Гестапо позавидовали.
- Думаю, вас ищет. Хочет объясниться. Вам следовало дожидаться его дома, а не тащиться сюда. - Холодно сказал Лена.
Она с некоторым усилием заставила себя не опускать глаза под тяжелым, насмешливым, каким-то порочным взглядом женщины.
- А собственно, кто вы сама-то такая? – вскинула подбородок Лена.
- Я - друг семьи, - нагло ухмыльнулась незнакомка.
Лена посмотрела на женщину в упор. Их взгляды скрестились. Неприязнь, пронзившая девушку, была ей в новинку, - обычно она лояльно относилась к людям. Все в незнакомке вызывало антипатию: тонкая, легкая фигурка. Золотистые волосы. Глубоко посаженные глаза с прямыми ресницами. Улыбка, лукавая, отстраненная, таящая скрытую злую усмешку.
Догадка, - острая и болезненная, - пронзила Лену. Она вспомнила, где видела женщину раньше! Даже не женщину, а тогда ещё молоденькую девушку.
Перед ней стояла та девочка с фотографии! - только двадцать лет спустя.
Желудок Лены, кажется, выбрал, что для него будет лучшим. Но позволить осуществить выбор ему Лена не могла.
- Я же вас знаю, - запинаясь, пробормотала она. - Может быть, я конечно, ошибаюсь? Но вряд ли. Подождите. - Лена вбежала в комнату и трясущимися руками достала из чемодана фотографию.
Нет. Ошибки быть не может. Тот же насмешливый прищур, запавшие под скулами щеки, характерный наклон головы. Вернувшись к незваной гостье, девушка протянула карточку:
- Это ведь ваша фотография? Ваша?! – С волнением вопрошала девушка.
Женщина брезгливо выхватила из её рук собственный фотоснимок и окинула его небрежным взглядом:
- Моя. Откуда она у тебя? – неприязненно дернулась Елена Григорьевна.
- Нашла. В квартире. Отец, ведь у вас, её купил? – обвиняющим тоном вопросила Лена. – У вас, да?! – почти истерично выкрикивала слова девушку
- У моего мужа, - медленно произнесла она, удивленно поглядывая на сумасшедшую девицу. – И что такого? Не вижу здесь поводов для истерик.
- Вы нарочно втюхали нам дом с привидениями?!
- Девочка, ты несешь бред. - Передернула плечами Елена Григорьевна, удерживая на лице презрительную гримасу.
- Так уж и бред?! Скажите, у вашего мужа был брат?
- Был, - холодно ответила женщина.
- Он покончил с собой? - Серые глаза женщины были большими, прозрачными. И очень злыми. Губы вытянулись почти в ниточку. - Скажите, - ведь покончил? – продолжала допытываться Лена. – Ну?!
- Да. Адам покончил с собой. Вскрыл вены. Все это произошло двадцать лет назад. Скажи, какое отношение сегодня это имеет к тебе, ко мне и к Мишке?
- Никакого. К вам, ко мне и к Мишке это отношение не имеет вообще.
В комнате повисла напряженная и недобрая тишина, в которой две женщины с непонятной им, обеим, ненавистью мерями друг друга разъяренными взглядами.
В конце концов, Елена Григорьевна заговорила первой:
- Если бы призрак Адама витал в тех стенах, я бы никому не позволила их продать. Я бы посещала дом, как музей. Но призраки живут лишь для тех, кого не отпускает память. И не нужно придумывать страшных историй. Хотя, - усмехнулась женщина, - зная Адама, можно предположить, что если есть возможность доставать кого-то и после смерти, он такое не упустит.
Лена слушала её тихий голос, и перед внутренним взором проходила гроза, с внезапной и недолговечной в летнем жаре прохладой. С её неистовой яростью. Гроза, подарившая строки, написанные рукой самоубийцы, не желающего уходить в иные миры.
- Зачем вы пришли сюда? – спросила Лена, отворачиваясь от своей тезки.
Женщина усмехнулась, пожимая плечами:
- Потому что застала тебя вчера с моим молодым любовником и, понятное дело, приревновала. - Вытащив пачку сигарет из сумочки, женщина досадливо затянулась. – Ты к сердцу близко не бери. Мне этот кобелек не особенно нужен. Просто досадно чувствовать, что стареешь, и другие молодые кобылки легко добираются до твоего добра.
- Я вам не кобылка, - процедила сквозь зубы Лена.
- Ну-ну, не кипятись. Ладно, извини, что потревожила. Я же не знала, что ты здесь. Не бери в голову. А Мишка парень хороший. Будь я на твоем месте, я бы его никому не уступила.
Женщина, посмеиваясь, стала спускать вниз по ступенькам. Лена в сердцах хлопнула дверью. У неё было неприятное чувство, что в нечистую ванну из недавних ночных кошмаров её все-таки окунули.
Проревев около часа, кипя яростным негодованием на весь мужской род за их половую слабость и тягу к недостойным женщинам, Лена решила действовать. Она заказала билеты в Тамбов на вечерний рейс. Матери чистосердечно рассказала о событиях последних дней, и Марина согласилась, что уехать будет лучше.
Мнения Олега никто не засчитывал. Он был в минусе. И сделать бяку ему было приятно и маме, и дочке.
Мишка попытался объясниться:
- Лена, ты извини. Не красиво, конечно, получилось…
- Не нужно ничего объяснять. – Отмахнулась от него девушку. Пожалуйста. Не делай все ещё хуже.
- Ты мне действительно очень нравишься. Елена Григорьевна она…
- Не говори мне о ней ничего. Не хочу знать!
- Но…
- Ни каких «но» нет, - решительно заявила девушка. – Давай обойдемся без лживых, банальных и никому ненужных слов.
Однако на вокзале, вопреки принятому решению не опускаться до разборок, Лена протянула незадавшемуся кавалеру серую истрепанную тетрадку.
- Что это? – удился Мишка.
- Привет твоей красавице от старого знакомого.
- Какого ещё знакомого? – ревниво вскинулся Мишка.
Сердце Лены сжалось. Губы сложились в злую улыбку:
- Спроси у неё сам, - она нарочито безразлично чмокнула его в щеку. - Ну, пока, чужое добро! - насмешливо помахала рукой на прощание. - Ты такой же, как твои родители. А жаль…
***
Поезд катился «ровно, как по рельсам». За окном мелькали поля и поля, - то ещё зелёные, то налившиеся солнцем.
Лена стояла в коридоре, прижавшись носом к широкому теплому стеклу. Она раздумывала. О том, правильно ли она поступила, что уехала? Зачем вернула дневник этой неприятной, испорченной гадкой женщине? Возможно, ей просто хотелось, чтобы Мишка узнал о былых подвигах своей богини, чтобы знал ей истинную цену?
Наверное, мужчины любят таких женщин. Бросил же Олег Марину ради Зои?
В носу щепало от желания расплакаться.
Что ж! Пусть эта ведьма почитает, что думал про неё тот, кого, судя по всему, все-таки любила. Что осталось от её молодости? Старые письма? Воспоминания? И какие воспоминания? В дневнике та девочка из осенней влюбленности умершего мальчика ничего утешительного для себя не найдет.
А у неё, Елены Лазоревой, вся жизнь впереди. Лет через пять сегодняшняя грусть покажется смешной и маленькой. Только пока это мало утешает. Пока – больно.
Лена зашла в купе. Достала глянцевый журнал и изо всех сил старалась вникнуть в содержание. Но в голове стоял противный звон, и ничегошеньки в ней не откладывалось.
Марина сидела напротив, поджав под себя ноги, глядя уплывающими мечтательными глазами вдаль.