«Господи! Ну, пожалуйста, если ты есть, услышь меня, господи! Пожалуйста, сделай так, чтобы меня сегодня не наказали, ну, пожалуйста!»
Девочка стояла на коленях в углу, пялясь на пустую стену, ибо семья была атеистской, как и положено советской семье. Стены были совершенно белые, выбеленные недавно мамой, но девочке чудился лик, страшный лик , темноокий, грозный - лик со старой бабушкиной иконы, который назывался непонятным словом «Бог» и еще «Господи».
Еще девочка знала, что бабушка молилась этому страшному лику, «Господу», чтобы он простил ей ее прегрешения. Что такое прегрешения, девочка толком не понимала, но это было что-то вроде того, как она маму не слушалась. И мама ее за это била. Отцовским ремнем. Главное, папа уже не жил с мамой, но ремни, его ремни, отчего-то остались висеть в шкафу. Папин красивый темно-синий костюм в тонкую полоску висел где-то в другом месте, а ремни продолжали висеть в полупустом шкафу. У папы было несколько блестящих кожаных ремней, но для наказания мать всегда выбирала плетеный в четыре нитки крепкий ремень, чтобы было побольнее.
« Спаси мя, господи, и помилуй мя! И прости мне прегрешения, вольные и невольные», частила девочка и думала: «А разлить случайно чернильницу на клеенку – это прегрешение вольное или невольное»?
«Господи, ну, пожалуйста, сделай так, чтобы мама не обратила на это пятно на клеенке никакого внимания! Эти чернильницы – их нарочно назвали «непроливашками», они почему-то еще как проливаются…никаких «промокашек» не хватит! И кто этот первый класс придумал? Читать по слогам! Кошмар какой-то! Я три года назад читать научилась, папа научил, по газете «Известия» за каких-то полчаса, пока трамвая ждали…
А учительница заставляет читать по слогам, пятая учительница уже, никто в нашем первом классе не задерживается – наверное, для них это тоже наказание.
Вон вчера я до 6 вечера в углу простояла, до прихода мамы. За то, что Борьке Досанову книжкой по лбу треснула. Да он сам виноват – привязал мою косичку за ленточку к парте, а меня к доске вызвали. Я встаю, а коса как назад потянет! Я сразу поняла, чьих это рук дело, господи, и стукнула его этой книгой. Азбукой. Конечно, книжка не виновата…
я понимаю. И мне попало. Жалко книжку, да. Но чернильница, честное слово, она сама…
Она вредная, господи! Она нарочно проливается, а мама после вчерашнего угла ведь так отлупит, что я в школе сидеть не смогу! Господи, ну, что пообещать тебе, чтобы ты меня послушал, а?
Я буду слушать маму, господи! Только папу не смогу разлюбить, такого веселого и доброго, на которого я так похожа… Господи, может быть, она и наказывает меня так потому, что я на него так похожа, вылитый отец, как все говорят? А мама у меня красивая…господи, какая она красивая! Господи, сделай так, чтобы я была такой же красивой, как мама, может быть тогда она меня полюбит! Ну, что тебе стоит, господи!»
Девочка оторвала взгляд от стены.
- Господи, клеенка! Про клеенку-то я и забыла!
«Боже мой, боже, - снова зачастила она, - бог с ней, с красотой, сделай так, чтобы мама сегодня меня не побила, ну, пожалуйста!»
Становилось темно, а матери все не было. Девочка допила свой литр молока, который брала утром, перед школой. В кастрюльке, кажется, что-то было, но зажигать газ девочка панически боялась, опасаясь школьного плаката «Спички детям – не игрушка»…
Через час пришла мать. Как всегда, красивая, ароматная, веселая.
- Знакомься: это твой новый папа, Николай Тихонович. Он будет с нами жить.
В комнату вошел незнакомый мужчина с пышными усами.
- «Ура! Сегодня, точно, не накажут!- подумала девочка. - Неужели подействовало?»