рукописи хроник,
есть только смутные
намеки на полях,
как в сердце королевы
и на троне
я занял место короля.
Ну что копать?
От инсульта иль яда
сам умер он
иль кем-то жизни был лишен,
я заменил его,
но зеркала во всех дворцовых
анфиладах
в лицо бросают мне,
как я смешон, смешон, смешон!
Я заменяю короля,
но королем не стать мне,
я чувствую как за спиной
придворные мне строят рожи,
ни бородой, ни голосом,
ни статью
на сгинувшего короля
я, право же,
ни капли не похожий.
В моих устах чужая роль
звучит фальшиво,
и самозванцем
спину я сутулю,
корона с головы плешивой
сползает как дырявая кастрюля,
да и на троне я сижу
как на безногом стуле.
Не знаю я, не то, как править
как себя вести,
и все наглее взоры
юных пажей,
ласкающих два персика
что прячет королева
под корсажем,
а королеве это даже льстит.
К тому ж недолог век у королей:
то в суп подсыпят яд,
то голову снесут на плахе,
их после смерти, может быть,
поймут, оценят и простят,
и не забудут,
в юбилейный год оплакать.
Но все-таки цена безумно высока
за упоение хмельной отравой власти,
и претендентов здесь недолго
надобно искать,
в затылок дышит мне
несытая и алчущая масса.
О, сколько их
средь явных недругов
и тех, кто ныне средь друзей!
Кто более из них коварен
и опасен?
А, может, впрямь
и скипетр, и корону сдать в музей,
а самому сбежать от королевы
в свинопасы.
