III
О, мановение! Скажи мне –
ты только весело скажи,
слегка подталкивая – ж и в о!
и, замирая, – н е д ы ш и…
броди, не причиняя боли
подошвам, улицам, пескам…
и как назойливый католик,
лаская взглядом облака,
не простирая рук как падре
перед танцующей толпой
и повторяй, и пой, и падай
в объятья нежного... п о с т о й…
. . . . . . .
Но только музыка и мука,
ломая белые персты,
чуть вдохновительнее звука
не выудят из темноты!
И это странствие и счастье
водить вдвоем по вечерам
как за руку, как для причастья
еще не точное п о р а…
и не заламывая пальцев –
о! неразгаданное т ы –
вплетать как в призрачные пяльцы
свое внимание в мосты,
вплетать серебряный и медный,
звенящий, вздрагивающий звук…
. . . . . . .
…когда-то с бала на Тотлебен
в каютном, палубном… к тому ж
вплетали собственные легче
чем тени – в тесные…
тела –
в мундиры,
словно темень речи
во фразу точную ввела!
. . . . . . .
…так вспоминая то, что не бы-
-ло грешным, пагубным, т в о и м
ты повторяешь – только небом
теперь и можно напоить
мое дыхание и след мой
на чутком, чувственном песке –
ее и мой, и на Монетной
ее растает манекен,
и мы расстанемся как руки
протяжно, гордо, горячо...
Не помышляя о разлуке,
мы только н р а в и м с я еще.
* * *