Девочки играли в поликлинику, и Иришка принесла на прием своего обожаемого Мишку.
- Давно уже пора его прикармливать – творожку давать, соки, каши разные – понемножку, знаете ли, постепенно приучайте.
Тут у Олечки забурчало в животе. Выйдя из роли, она сказала уже своим «всамделишным» голосом:
- Ой, есть-то как хочется!
- А мама не скоро придет,- вздохнула Иринка.
- Может, сами попробуем?
- Да я огонь зажигать боюсь.
Оля, которая была старше подружки на целых 2 года, уверила, что со спичками она как-нибудь справится, и девчонки полезли в холодильник. Старенький «Саратов», с сомнением скрипнув, приоткрыл свою дверцу.
- Так, мясо. Это, кажется долго…
- Часов десять, не меньше.
- Ага. Слушай, тут яйца есть. Давай яичницу поджарим.
-Здорово! Тащи сковородку.
Сковородка, большая, с длинной ручкой, нашлась, ее торжественно водрузили на газовую плиту, и Оля с серьёзным лицом, с нелепо отставленными далеко от туловища руками, чиркнула спичкой. Та, как бы нехотя, загорелась, и пляшущий огонек был благополучно подставлен под сковороду.
- Ура! Получилось!
- Рано уракаешь – еще и не сварили ничего.
- А яичницу не варят, а жарят, между прочим, - как-то сварливо, по-бабьи, проворчала Иришка и вылила на холодную еще сковородку свое яичко, которое растеклось по холодной сковороде, не желая принимать форму аккуратной маминой глазуньи.
В Олином яичке еще и кусочек скорлупы застрял, но девочка быстро сумела его вытащить, до того, как яйцо стало менять свой цвет.
Девочки уселись за стол ждать, когда яичница будет готова. Черный старенький мишутка, на время забытый, сидел в это время на стуле и глядел на все это исподлобья. Пуговицей, давно уже, целый год, служившей ему носом, он как будто принюхивался – нет, вовсе не аппетитно шкворчащей яичницей пахло, а каким-то дымом.
Нижняя часть яиц обуглилась, в то время как желток все еще оставался жидким.
- Ой, кажется, еще масло надо! Оля щедро отрезала кусочек от пачки сливочного масла и бухнула его сверху, но оно не желало заползать под низ и растапливаться там, а так и осталось торчать в виде твердого кусочка белого цвета посреди жидкой желтизны. Дым же от пригорающей нижней части уже нельзя было выносить, и Оля открыла форточку. Холодный зимний воздух ворвался на кухню, и начал уже хозяйничать там, у девочек застучали зубы, однако дым в предоставленное ему отверстие уходить не торопился. Горелку поскорее выключили, сковороду поставили на стол, на деревянную доску, Голодные девчонки, позабыв о тарелках, схватились за вилки и попробовали свою первую стряпню.
Но яичница, ко всему прочему, оказалась еще и несоленой.
- Да уж, горе-поварихи…
- Знаешь, Оль, у мамы книжка такая есть – «О вкусной и здоровой пище» называется. Надо было, наверное, ее почитать, прежде чем готовить…
- А ты думаешь, там про яичницу тоже написано?
- А если не написано, то откуда мама знает, как ее готовить?
- А может, ее папа научил – до того, как разошлись?
- Папа? Ну, не знаю. Я с ним по воскресеньям встречаюсь. А по воскресеньям он не готовит – ходит в ресторан. Там готовят вкусно – только ждать долго….
- А они, наверное, книгу «О вкусной и здоровой пище» читают сначала, а потом готовят – вот и долго.
- Читать долго? Вот глупости! Ну-ка, пошли в комнату!
Девочки ушли, не забыв прихватить мишутку из кухни, но оставив сковороду на столе. (Потом соседка по общей кухне коммунальной квартиры, Юлия Афанасьевна, будет долго перечислять маме все Иришкины прегрешения: и сковородку, и открытую зимой форточку, и запах дыма, и даже незадвинутые стулья)…
- Так, яичница-глазунья, страница двести пятьдесят два, затараторила Иришка, бегло читающая с четырех лет:
«На сковороде разогреть масло…(ага, так с него надо было начинать!)…выпустить яйца» (куда выпустить?)
- Ну, погулять куда-нибудь, на сковородку, например…
- Ага.
- Слушай, - сама себя перебила девочка. - А помнишь сказку про Курочку–Рябу?
- Конечно, помню. - А что?
- Да, вот, никак я понять не могу, отчего там дед с бабой плачут?
- Ну, как – отчего: ведь мышка-то яичко разбила!
- Так ведь и дед его «бил-бил – не разбил»! А мышка ему помогла – разбила. Чего реветь-то?
- А и вправду – чего реветь? Курочка им потом простых яичек снесет.
- И потом – а вдруг золотые яички и несъедобные вовсе?
- Точно! А мы с тобой яичницу из каких делали?
- Из коричневеньких таких. Может, они и есть – несъедобно-золотые?
- А зачем тогда твоя мама их в холодильнике держит?
- А может, на счастье! А мы их съели?
- Значит, мы с тобой будем самыми счастливыми на свете!
Иришка бросила украдкой взгляд на своего притихшего медведя. Тот глядел на нее во все глаза, и веря, и не веря в возможность необыкновенного золотояичного счастья, и все же изо всех своих игрушечных сил желая его своей маленькой хозяйке…