-1-
Дождь все скулил и скулил, заведя однажды монотонную руладу осени, а вскоре утомившись и приняв затяжную форму. Понуро стояли в больничном сквере обремененные влагой клены, из охристо-красных они стали уныло-ржавыми и всем своим видом молили о том, чтобы дунул ветер посильнее и стряхнул наземь более не нужную им крону. Хроническая непогода рождала хронически угрюмое расположение духа даже у людей здоровых, не говоря уже о пациентах городского психоневрологического диспансера, как гласила неопрятная перекошенная вывеска над крыльцом здания.
Пятый день с того момента, как Диана осознала свою личность, прошел впустую. Даже самому профессору А.М. Мищукову не удавалось на сеансах выудить из затравленного медикаментами мозга больной ни одного полезного воспоминания, которое подтолкнуло бы пациентку на нужный путь и, возможно, исцелило.
Дину более не привязывали, не кололи ей транквилизаторы и даже позволяли свободно ходить по территории всей лечебницы. Кассандрушка-Аня еще сторонилась ее после того ночного разговора, и Дину все сильнее разбирало любопытство: что знает, что видит в ней эта нелепая ясновидящая с забинтованными запястьями? А за ними по-прежнему наблюдали. Наблюдали, приглядывались, настороженно и зловеще, суля неведомое. Кто-то, прячущийся в тени. При мысли о нем Диану лихорадило.
Даже будучи в уборной или в любом другом месте, где приходилось оказываться одной, стоило Дине только подумать о наблюдателях, она тут же впадала в панику и сломя голову неслась искать хотя бы одну живую душу для успокоения. Мищуков лишь качал головой: говорить об улучшениях было слишком рано, а с излишним оптимизмом он расстался уже давным-давно, еще во времена незабываемой первой практики в местном морге.
На исходе третьего дня пациенты, считавшиеся небуйными, как обычно сгрудились в холле у единственного телевизорчика с маленьким экраном и внутренней "рогатой" антенной, отвратительно принимающей сигнал. Санитарка включила городские новости, после чего спрятала щедро забинтованный изолентой пульт дистанционки в карман халата и ушла в ординаторскую.
Задавленная со всех сторон другими пациентами, Дина была в состоянии лишь немного пошевелиться, чтобы худо-бедно увидеть экран за головой раскачивавшегося из стороны в сторону психа с мужской половины клиники. Его единственного выпускали разгуливать повсюду -- по причине полной дебильности и абсолютного равнодушия к противоположному полу. Видя женщин, он лишь глупо щерился беззубым ртом, показывал пальцем, бормотал детские дразнилки и сам же над ними хихикал. Поначалу Диане было неприятно, и, тем не менее, за неполную неделю она привыкла даже к дурачку-Генке -- настолько, что перестала его замечать.
Телевизор то и дело пестрил помехами, стоило на улице накатить очередному порыву сырого ветра.
-- В поликлинику номер четырнадцать Старокировского района приехали неожиданные гости из столицы, -- вдруг, прошипевшись, объявил "ящик" поставленным дикторским голосом. -- С места событий -- наш собственный корреспондент Илья Карнаушкин.
Экран сморгнул рябь и вдруг четко и ясно отобразил лицо молодого собкора. Тот бодро выпрыгнул навстречу важным людям в белых халатах, притом совершенно не похожим на медицинских работников. Да и на простых людей они тоже не очень-то смахивали, если говорить положа руку на сердце. При всем том, сопровождал делегацию сутуловатый доктор в нелепых круглых очочках -- именно к нему и протянул Илья Карнаушкин свой микрофон.
-- Добрый день, это телеканал "Галактика-3" и я, собственный корреспондент "Новостей Галактики" Илья Карнаушкин!
Делегация замешкалась, очевидно, застигнутая врасплох нашествием съемочной группы "галактиан". Доктор скосил глаза на микрофон и что-то прокряхтел. Затем он задумчиво испробовал на вкус звук "э-э-э". И вопросительно посмотрел на юного телерепортера.
-- С чем связаны цели приезда столь именитых гостей? -- получив "добро" и с горячностью новичка впиваясь в микрофон, затараторил Карнаушкин.
Очкастый прищурился и наморщил лицо так, как могут морщиться только люди, имеющие приличный стаж в пользовании очками -- почти болезненно, почти с отвращением. Он был растерян, а может, и раздосадован тому обстоятельству, что его застали врасплох, не уведомили, не подготовили. Это не входило в штатное расписание, соответственно, он не знал, как отвечать, и от этого терялся и досадовал больше и больше.
И тут на помощь доктору пришел именитый гость из столицы. Он подтянул микрофон вместе с Карнаушкиным к себе поближе, богатырски кхекнул в сторону и заявил:
-- Цели нашего настоящего приезда связаны, прежде всего, с тем, что...
-- ...Выборы скоро! -- сварливо заметила Динина и Анина соседка по палате, тем самым выдернув всех из иллюзорного мира телевидения.
На нее, разумеется, зашикали, но львиная доля бравады столичного гостя канула в никуда.
-- Отлично! -- резюмировал Карнаушкин, перехватывая инициативу. -- И все же, насчет нехватки донорской крови -- что вы намерены предпринять там, у себя, чтобы улучшить ситуацию на периферии?
Теперь толстяк крякнул, но по-прежнему не растерялся и даже не стал оглядываться за поддержкой к своим молчаливым спутникам:
-- Вопрос, конечно, интересный... А сколько баррелей... то есть этих... литров крови не хватает вашему заведению? Думаю, это надо обсуждать не вот так, с кондачка, а, знаете, серьезно, за круглым столом, в среде ваших, доктор, коллег!
Доктор-очкарик сдержанно кивнул, продолжая стоять в позе футболиста-защитника перед штрафным ударом.
-- Значит, столица намерена финансировать проект "Здоровая кровь"? -- Карнаушкин был настойчив, потому что именно таким он видел настоящего тележурналиста и втайне надеялся, что каким-нибудь чудом, но его репортаж дойдет до "верхов", а уж там его напористость оценят и, чем черт не шутит, пригласят поработать на "Олимпе"*.
________________________________
* "на "Олимпе" -- центральный столичный телеканал
Толстяк облизнулся, показал в улыбке ослепительно-белые клыки -- достижение лучших дантистов страны -- и сыто подтвердил слова Карнаушкина:
-- Здоровую! Именно здоровую! Непременно!
Диана почувствовала, что кто-то нерешительно потрогал ее за плечо. Ей стоило немалых трудов, чтобы повернуться и, тем более, отыскать в толпе того, кто это сделал.
Аня смотрела на нее громадными и по обыкновению испуганными глазами.
-- Чего тебе, Кассандрушка? -- нарочно воспользовавшись запретным прозвищем, спросила Дина.
"Кассандрушка!" -- прыснул кто-то, неразличимый в синеватом отсвете экрана.
-- Принцесска! -- промяукал пациент из мужского отделения.
-- Принцесска Турандот! Погадай!
И к Ане потянулись руки -- молодые, дряблые, тонкие, толстые -- ладонями кверху, требовательно... Девушка попятилась.
Ослепительным, горячим фейерверком восприняла Диана вызов. Не на поединок. Вызов играть.
И в следующую секунду она услышала возле уха смятенный горячий шепот Ани:
-- Не надо, Дина! Не надо!
-- Ну почему же? - взвеселившаяся, злая, Диана сверкнула на нее диким взором. - Они же хотят будущего! Да, психи? Хотите?
-- Хотим, хотим!
-- Они же издеваются над тобой? Ну так я и предскажу им будущее. Слышите, психи? Сейчас вам будет будущее!
-- Не надо! - едва слышно лепетала черноглазая "принцесска". - Дина, не надо!
Они смотрели друг другу в глаза, и Дина ощутила, как волна, вздыбившаяся пенным гребнем в ее душе, вместо того, чтобы смертельно ударить, успокаивается и растекается лавой по рассеченной трещинами пустыне, превращает песок в стекло и застывает причудливыми формами.
В конце коридора открылась дверь ординаторской и, вероятно, из нее же и донеслись невнятные звуки знакомой Дине музыки. Или она лишь подумала, что знакомой? Но ведь кто-то услужливо подтолкнул в ее память странное сочетание слов - "В пещере горного короля" из "Пер Гюнта"!"...
-- Идем! - решительно сказала она, прихватывая Аню за руку. - Чего это они тебя принцессой называют?
Черноглазая пожала плечами и, бледно улыбнувшись, попыталась пошутить:
-- В мужском крыле - Наполеоны, а в женском, значит, Жозефины... принцессы...
-- Хм...
Не очень-то поверила Диана в это объяснение, но странностей у Ани и помимо этой хватало. Одной больше, одной меньше... Все равно рано или поздно тайное станет явным.
Они зашли в палату и плотно прикрыли двери. Дина потянулась было включить свет, но Кассандрушка тихим возгласом убедила ее не делать этого.
-- Слушай, а что там, в комнате врачей, за музыка сейчас играла? -- Дине хотелось проверить одно свое соображение.
Аня пожала плечами и, зайдя за спинку Дининой кровати, бочком притулилась к свободной части подоконника.
-- Ты тогда спросила о себе, -- тихо забормотала она. -- А я не могла сказать словами...
-- Теперь можешь? -- Дина наступила на кровать, присела рядом с Аней и покосилась на искривленную решетку, краем глаза уловив ответный кивок девушки. -- Ну так расскажи...
-- А почему ты про музыку спросила, Дина?
-- Не уходи от ответа, а?
-- Я не ухожу. Ну так почему спросила?
-- Просто я вспомнила ее. Это "Пер Гюнт". Мне это ни о чем не говорит, пустые слова -- "Пер Гюнт". А, вот еще: Ибсен... Фамилия?
-- Ясно. Наверное, ты вспоминаешь что-то, -- Аня помолчала, ковыряя пальцем край облезающей краски на подоконнике. -- Ты не убивала мужа, Дина. Тебя подставили. И тебе нужно отсюда убежать.
От неожиданности Диана хватила разом так много воздуха, что захлебнулась. Нет, она с самого начала подозревала, что здесь что-то нечисто -- но чтобы вот так, запросто, какая-то девчонка взяла да и подтвердила ее страшные догадки?..
-- Хм... -- откашлявшись и смахнув с ресниц капли слезинок, сказала наконец Дина. -- Ладно. Хорошо. Мы с тобой обе сумасшедшие. Замечательно. Но всё-таки давай попробуем следовать логике?
Аня была не против следовать логике.
-- Допустим, до психушки я была богата. Угу?
Кассандрушка уже явно знала, к чему ведет собеседница, и теперь просто молча слушала, давая Дине выговориться.
-- Допустим, кто-то пожелал воспользоваться моим состоянием и недвижимостью, да? Ну вот. Предположим, что меня чем-то одурманили, заставили подписать какие-нибудь бумаги - дарственные, отказные, что там еще могут заставить подписать в таких случаях? А когда дело было сделано, моего мужа убили, но подстроили все так, будто это сделала я. И, когда приехала милиция, меня, дурную, застали прямо на месте преступления. Но только не моего преступления! А? Как тебе такая версия?
-- Дина... -- тихо и потрясающе спокойно осадила ее Аня, да вдобавок ко всему сделала внушительную паузу. -- Я тебе говорила, за счет чего у меня складывается видимость будущего, недалекого будущего?
Второй раз эта юная "пророчица" сумела остудить в Дине горячую волну! Поистине, странная девочка-мальчик обладает изрядным даром влияния на людей.
-- Да... Что-то насчет переплетения человеческих помыслов...
-- Ты невнимательно меня слушала, -- голос Ани стал не девичьи сухим и строгим. Она буквально отчитывала менторским тоном свою старшую соседку по палате! -- Люди делают будущее лишь все вместе, массой. Существует мнение, что если все население Земли в одно и то же время подумает о втором Солнце, то силой их мысли зажжется второе Солнце.
-- Такое невозможно, -- отказалась Дина.
-- Да! -- Аня распрямилась, и под ее халатом все-таки проступило подобие острых девичьих грудок, а в осанке наметилось что-то вельможное, горделивое. -- И поэтому будущее все время дрожит и пульсирует, уж слишком много помех, слишком много мыслей, бегущих в разные стороны. Я могу предсказывать действия человека, не очень наверняка, но могу -- по его намерениям и если в этих его намерениях замешано не слишком много других людей.
За дверями палаты создалось некоторое оживление. Девушки поняли, что больных вот-вот разгонят по местам и что договаривать надо побыстрее. Черноглазая перевалилась через спинку кровати поближе к визави и понизила голос до предела слышимости:
-- У тебя правда нет прошлого, Дин. Когда я увидела тебя впервые, ты была чиста. А человек, совершивший преступление, и даже не столь страшное, всегда несет на себе мету. Я знаю. Я видела их, и много...
-- Я рада, но... вдруг из-за этой чертовой амнезии?..
-- Никакая амнезия не спасет! -- возмутилась Аня. -- И не надейся! Да хоть в будущей жизни -- и то не скроешься, догонит, припечатает. Не будешь помнить, за что, а припечатает будь здоров! Дело такое... Серьезно это. Теперь главное...
В коридоре зашаркали тапочки больных, монотонное "ы-ы-ы-ы-ы" Гены, пересмотревшего телепрограмм, тихие смешки женщин, кашель...
-- Я сегодня услышала мысль о тебе нашего врача.
-- Аркадия Ми...Михайловича?
-- Да, его. Завтра по твою душу приедут из прокуратуры и, возможно -- он сам не знает -- перевезут тебя в другое место...
Диана съежилась: ощущение, что наблюдающие из тьмы еще сильнее сосредоточили на ней свое постылое внимание, сейчас во много крат усилилось.
-- Если хочешь докопаться до истины, то сделать это ты сможешь только на свободе. Потом не дадут.
Дверь приоткрылась -- собеседницы отпрянули друг от друга...
Сегодня с самого утра кровать Ани оказалась занятой. Туда поместили новую пациентку, не считаясь с прежней обитательницей. Но больше всего Дину удивила молчаливая покорность черноглазки, оставшейся без места для ночлега. Теперь она, решив ни во что не вмешиваться, а поглядеть, что будет, следила за соседкой.
Аня так и осталась у окна, а грузная тетка-новенькая с хозяйским видом села на ее койку.
Поддавшись необъяснимому порыву, Диана спрыгнула с подоконника и шагнула к ней, распутывавшей замысловатую косу:
-- "И ночью, и при луне нет мне покоя! -- продекламировала она, все шире распахивая глаза. -- О, боги, боги!.."
Чужачка вздрогнула всем своим мясистым рыхлым телом, вскочила. На минуту, не меньше, замерла она в окаменении, и словно с бабочкой в коконе произошла с нею под твердой маской странная метаморфоза. Из глубины изваяния стал рождаться дурной вой, становясь громче и противнее.
-- Да кто вы тут такие? -- это были первые членораздельные звуки, слетевшие с полумертвых губ. -- Кто это сказал?!
-- Булгаков, Михаил Афанасьевич, -- с дьявольской улыбочкой, ничуть не испугавшись агрессии, да и попросту прекратив сейчас ощущать себя собой, Диана озвучила очередную подсказку таинственного ментора. -- Вы что-то имеете против Булгакова?
-- Скоро все -- здесь и везде -- будут цитировать только меня! Поняла? Это мой приговор вам! Обжалованию не подлежит! -- из перекошенного рта пациентки полезла пена, а бешено выкаченные глаза налились кровью. -- То, что сказала Помидоркина Арина Алексеевна, не подлежит обжалованию ни в одной инстанции! Настоящим писателем никто, кроме Помидоркиной, не может зваться без тени сомнения! Да я... да знаете, кто я?..
И, внезапно прекратив крикливое вещание, сумасшедшая кинулась на Дину, стремясь ухватить ее судорожно скрюченными пальцами за горло. Поднятая соседками тревога привела к общей потасовке, только Аня быстрой кошкой вспрыгнула на спасительный подоконник. В громадных черных зрачках отражалась куча-мала, что перекатывалась на полу.
-- Я тут!
Взгляд метнулся к Дине, которая спокойно и, по-видимому, давно уже стояла в сторонке, также наблюдая за дракой. Аня успела только подумать о том, что не "услышала" предварительных мыслей сестры по несчастью, но санитары отвлекли ее. А Дина с печальной улыбкой жертвы указала на Арину Алексеевну Помидоркину, красную и буйную. Аккуратно завернув пациентку в белую рубашку с длинными рукавами, ребята молча вывели ее в коридор.
-- Сегодня, Анна, ты можешь спать на своей кровати, -- устало пробормотала враз поникшая Дина. -- А мне, пожалуй, действительно пора уходить...
-- Не надо было! -- не то со страхом, не то с восхищением вырвалось у черноглазки.
Диана вяло махнула рукой:
-- А какого черта?
-- Просто глупо это... наверное...
-- То, что тебя вот так запросто лишили твоей кровати? А? Или что? -- Дина снова закипела.
Аня в задумчивости потерла коленку. Она по-прежнему сидела, скорчившись в оконном проеме, и напоминала собой тощего перепуганного совенка. Ах, как разнился ее нынешний вид с тем уверенным, когда она -- всего несколько минут назад! -- поучала Дину!
-- На событиях, как и на людях, надеты маски! На самой их сути, -- процедила Диана, справившись со своей злостью. - Думаешь одно, а на самом деле -- все по-другому.
-- Стоп! -- Аня беззащитно захлопала ресницами. -- Это я хотела сказать!
Потрепанные в заварушке, соседки с ворчанием ложились спать. Они будто даже и не слышали странного разговора девушек у окна.
-- А сказала я. Мне можно, я сумасшедшая. Да и ты не лучше, Кассандрушка. Что с нами могут сделать? Увести, как эту Помидоркину, в изолятор? Ну, мы не настолько глупы, чтобы буянить. А так... так мы можем делать что угодно, Анечка! Что угод...
-- Дина, Дина! Ну тебя и понесло! -- черноглазка сползла с подоконника. -- По-твоему, только запертый в психушке идиот -- свободен?
-- Лучше быть, чем слыть. Ну что, спокойной ночи, соседка. И пожелай мне удачи, -- Дина перешла совсем на шепот: -- Мне она сегодня ночью понадобится!
-- Могла и не говорить, я ведь все равно слышу...
Порыв ветра, в отчаянии грохнувшего оконной решеткой, отвлек внимание Дины. Там, во дворе, промозгло и холодно... Лечебница с ее жестокой казенностью вдруг представилась девушке теплой и приветливой, убежищем сродни милому дому, который Диана до сих пор не вспомнила, но придумала. А эта уличная свобода... неопределенная... ледяная... чуждая... Зачем?
Нырять в темноту хотелось все меньше.
Здесь уютно. Здесь плохо, но кормят. Пусть и больные, но здесь есть собеседники, и они готовы общаться - они такие же, как и ты. Что еще нужно?
-- Разбей окно! - прошептал в голове Анин голос.
Кажется, она была раздражена сомнениями Дины.
-- Разбей окно!..
...Диана очнулась. Ее разбудили, потому что телесеанс окончился, а всем больным было велено расходиться по палатам. Гена тянул свое "ы-ы-ы-ы", как и во сне у Дины. Помидоркина - плод больного воображения - развеялась в "тонком" мире, едва реальность вступила в свои права.
"Разбей окно!" -- опять выдохнул голос.
Оглядевшись, Дина встретилась взглядом с черноглазкой Аней, никакой не принцессой, а обычной больной девочкой, спрятавшей от всего озлобленного мира свой дар, жуткий и навязанный кем-то извне. "Разбей окно!" говорила не она. Голос был скорее мужским...
Молча, бок о бок, пациентки направились в палату. И только после того, как соседки захрапели, Диана услышала Анин шепот:
-- Я подслушала Аркадия Михайловича. Дина, ты меня слышишь?
Дину словно окатили ведром ледяной воды.
-- Слышу...
-- Завтра приедут из прокуратуры. По твоему делу. Я подумала, нужно, чтобы ты это знала...
-- Спас-сибо... -- споткнувшись, ответила та.
-2-
Самым трудным оказалось тихо отвинтить решетку. Аня делала вид, будто видит десятый сон, спрятав голову под подушку и натянув одеяло до шеи. Но соседки то и дело всхрапывали, булькали, переворачивались, заставляя Дину замирать и покрываться ледяным потом.
"Эта кровать проклята, на ней не задерживаются, -- твердила про себя Диана, когда трясущимися пальцами откручивала расшатавшиеся ржавые болты. -- Мне не холодно. Мне не страшно. Эта кровать проклята, поэтому и я не задержусь на ней!"
"Разбей окно!" -- сипло проскрежетала решетка, цепляясь за раму.
-- Сам разбивай! -- раздраженным шепотом выплюнула ответ Диана. -- Умные все! Ой! -- она замерла и осторожно оглянулась, понимая, что секунду назад отозвалась на голос некоего реального человека. Настолько реального, что еще миг -- и в памяти высветился бы его облик.
Некто из темноты, медленно перебирающий за ее спиною длинными, суставчатыми, как лапки арахнида, пальцами, тут же отпрянул и растаял в тенях. А ведь Дина уже так отчетливо представила себе это существо, гротескное и наверняка сбежавшее с экрана во время показа малобюджетного мистического триллера...
-- Тьфу! -- в отчаянии высказалась девушка и, закусив губу, вновь сжала руками заевший болт. -- Кому я, чес-слово нужна, кроме прокурора! Слышишь, ты, кто там меня поучает... и-эх!.. чертов болт! Слышишь, умник? Ты вылезай из тени да помоги лучше убогой отвинтить эту проклятую решетку. А? Молчишь. Вот вы все, нормальные, такие: только поу... С-с-с!
Пальцы предательски соскочили, вспыхнув алой болью там, где сорвало полногтя. Дина не сразу поняла, с каким из них это произошло, тихо заскулила. Но в то же время и едва не завопила от радости: последний болт ослаб, его оставалось лишь докрутить и вытащить совсем. Безусловно, рана тут же переполнилась кровью. Не найдя взглядом при свете дальних фонарей ничего, чем можно было бы перевязать поврежденный палец, Диана сдавила его в кулаке здоровой руки через подол халата.
-- Вот черт! Этого не хватало... Да еще и в халате... -- пробурчала она, бессильно приваливаясь на подоконнике к раме открытого окна и уже не замечая стылого ветра с улицы.
Проявлять чудеса скалолазания на больничной стене, будучи завернутой в длинный, путающийся между коленок халат казалось верхом безумия. И пока еще Диана не была уверена, что достигла этих виртуозных вершин. А что дальше? Даже если она и не переломает себе руки и ноги при падении, то пары часов в таком виде под дождем будет вполне достаточно для того, чтобы схлопотать воспаление легких -- как минимум!
Аня-черноглазка нетерпеливо завозилась под одеялом. В самом деле, замешательство Дины становилось уже неприличным!
Она подержала раненый палец во рту, и солоновато-медный привкус постепенно растаял.
Постройка была старой, годов тридцатых. Проемы между окнами в те времена часто украшались кирпичными выступами, за которые худо-бедно мог бы уцепиться ловкий человек. И пока Дина ползла по стене вниз, в голове ее витали странные размышления о том, сколько человек успели воспользоваться архитектурой таких зданий для побегов или, наоборот, для того, чтобы забраться внутрь.
Мокрая вялая трава противно облапила Динины ступни, с легкостью пропитав ледяной влагой старые и теперь уже никчемные тапки-шлепанцы. Еще толком никуда не сбежав, Дина успела промерзнуть до костей. Идти через центральный вход было глупо и даже опасно: иногда больные видели в окна бегающую по двору собаку сторожихи - помесь немецкой овчарки и безвестного "дворянина" косматой наружности, как любила говорить одна из санитарок. Кто знает, вдруг сторожиха выпускает пса и по ночам.
За главным корпусом клиники темнела хозяйственная пристройка, а кто-то из пациентов говорил при Дине, что за этой пристройкой кирпичный забор местами порушен, а колючая проволока раздвинута вездесущими мальчишками из соседних кварталов. Так это или нет, Диане увидеть не удавалось, поскольку забор полностью прятался за крышей домика и деревьями. Зато с высоты третьего этажа открывалась панорама на склады, гаражи и - уже совсем далекий - частный сектор с хибарами-развалюхами. Совершенно ясно, что бежать надо туда, а там уж как повезет.
Беспрестанно вздрагивая в страхе услышать за спиной хриплое собачье дыхание, Дина метнулась к пристройке, сослепу влетела в кусты шиповника, обдирая икры о голые, но оттого не менее колючие ветки, а потом с облегчением прижалась к дверному косяку, надежно скрывшему ее от возможных наблюдателей из окон больницы. Чувство преследования ослабело. На Дину, кажется, перестали смотреть, и, очень этим обрадованная, девушка заскользила вдоль стены к спасительному забору. Один из старых кленов томительно заскрипел. Этот звук напоминал сказочный стон вековых деревьев, так часто используемый поэтами для красного словца в своих стихах.
-3-
Дверь в кабинет доктора Мищукова тихонько отворили.
Пустая комната слабо освещалась дальними фонарями, а из-за избытка бумаг, белизна которых с охотой отражала эти скудные электрические лучики, в помещении можно было ориентироваться вполне сносно - глаза привыкали едва ли не сразу.
После минутной паузы вошедший направился к профессорскому столу. Какое-то время он перекладывал папки с места на место, включая малюсенький ручной фонарик в поисках нужной. Наконец на одной из них высветились символы: "З-ва Айшет, 1982". Желтоватый язычок лизнул несколько буквенных строчек на страницах внутри: "Маниакально-деп...", "Рецидивы: последний зафикси...", "Virgo", "...суицидальные наклоннос...", "Навязчивая идея о...".
Плечи неизвестного посетителя дернулись. Он боялся и спешил.
-4-
Забор оказался выше, чем ожидала Диана. А тапочки -- куда более неудобными и скользкими. Ей пришлось разуться и засунуть их по одной в оба кармана халата.
-- Черт! -- простонала она, срываясь в очередной раз. -- Ну что за гадость?!
В ветреной темноте затрещали кусты. Дина вжалась в ледяные кирпичи с отслоившейся мокрой побелкой. Пригибаясь, к ней шел человек. Или не чело...
Диана крепко зажмурилась и затаила дыхание.
-- Дина, не через забор. Там не перелезть.
Это была Аня.
-- Ты что тут делаешь? -- обретя дар речи, прошептала босоногая Диана. -- Ты решила убежать со мной?!
-- А куда же я денусь без тебя? -- с грустной обреченностью откликнулась черноглазка, окидывая взглядом подругу по несчастью. - Обуйся, холодно же.
Дина фыркнула: в ее случае этот совет тянул скорее на несмешную шутку. Но таскать шлепанцы в кармане было еще глупее, и она сунула ноги в готовые развалиться тапки.
-- Пойдем через центральный, -- Аня сняла длинный, не по размеру, болоньевый плащ и протянула спутнице.
Дина возразила, отталкивая от себя ее руку:
-- Как через центральный? А собака?
-- С собакой разберемся. Надевай. Я больше не нашла.
-- Сама надевай, -- Диана снова отпихнула плащ. -- Я как-нибудь перебьюсь.
-- Это не обсуждается!
И с несокрушимым, неженским напором Аня заставила ее одеться. Плащ был с синтепоновой подстежкой, все еще хранившей Анино тепло, и продрогшую Дину перестало колотить. Она заметила за хрупкими плечами бывшей соседки по палате широкий брезентовый рюкзак, какими иной раз пользуются завзятые дачники, но расспрашивать о его происхождении и содержимом не стала. И без того было понятно, что пальто, рюкзак, а также, скорее всего, то, что находится в рюкзаке, Кассандрушка позаимствовала в больнице у кого-то из медперсонала.
-- Почему ты передумала? -- Дина пыталась угнаться за стремительной Аней.
-- Не знаю. Зато знаю, куда нам надо теперь.
-- Куда?
-- К тебе домой.
Дина вздохнула:
-- Это понятно, но я ни шиша не помню...
-- Твоя забывчивость нам не помешает. Я узнала твой адрес.
-- Как? У кого?
-- У Мищукова, естественно! Так, теперь постой-ка за деревом. Бабка не спит.
Аня пошла вперед. Дина подумала: "А вдруг этой безбашенной девке взбредет в голову снова вскрывать вены? И что я тогда буду с ней делать?". Но она постаралась отогнать от себя мысли этого направления. Будь что будет, а рискуют они обе. Аня -- меньше. Аня может пострадать только от самой себя. А вот с нею, с Дианой, вопрос совершенно туманен. Если власти считают ее опасной для общества, то перехват может оказаться очень жестоким...
Тем временем они приблизились у домику сторожихи у главных ворот. Загремела длинная, пристегнутая к толстой проволоке цепь. Пес никогда не лаял на прохожих, но достаточно было встретиться с ним взглядом, чтобы понять безрассудность всякой попытки проникнуть на вверенную ему территорию.
И вот теперь два разноцветных глаза -- кристально-голубой и карий -- в упор глядели на Аню. И она даже не удивилась своей способности различать цвета в ненастной ночной мгле. Пес стоял молча, слегка пригнув голову к земле, и походил на волка, готового к броску.
Аня оглянулась на Диану, но та лишь пожала плечами: -- "Тебе виднее, что делать, ты же из нас двоих провидица"... -- и девушка, непокорно тряхнув головой, снова повернулась к собаке. А в следующий момент перед глазами ее возникла картина: зверь взвизгивает, поджимает хвост, скулит и пятится от них с Диной. Не успела она отделить реальность от вымысла, как пес издал короткий жутковатый вопль, припал на передние лапы, ощетинился и начал отступать. А в Ане росло сладкое чувство сокрушающего триумфа.
-- Надо же! -- прошептала за ее спиной Дина. -- Меня действительно надо было изолировать!..
-- При чем здесь ты? -- проходя мимо вжавшейся в забор собаки, небрежно бросила Аня.
-- Как это?! А вот только что... сейчас вот? Я думала, ты это чувствуешь... -- в голосе Дианы прозвучало горькое разочарование.
Кассандрушка отмахнулась:
-- Потом! Всё потом! Давай-ка зайдем к сторожихе.
-- Зачем?
-- А ты так и собираешься бегать по слякоти в больничных "шлепках"? Лично я -- нет.
Дина скептически усмехнулась:
-- Ань! А тебе не кажется, что мы с тобой мало похожи на рецидивистов-налетчиков? И у старушки наверняка ружьишко имеется, а уж его, в отличие от собаки, на испуг не возьмешь...
-- Тс-с-с! -- Аня вдруг встала, как вкопанная, и несколько секунд спустя окно сторожки осветилось; помедлив еще чуть-чуть, девушка поманила за собой Дину.
-5-
В незапамятные времена Надежда Ивановна Товарищ числилась ударницей социалистического труда на одном из почивших ныне в бозе краснознаменных заводов. Сама ее (надо заметить -- удачная) фамилия была просто создана для доски почета, гордо вывешенной на проходной. Даже неприступные вахтеры, мимо которых не прошнырнул бы ни один малоопознанный сотрудник, не говоря уже, упаси господи, о бесчисленных и очень коварных шпионах ЦРУ, Надежде Ивановне всегда учтиво улыбались, даже, бывало, кланялись и никогда -- не было такого случая! -- не требовали показать пропуск.
Потом все как-то незаметно изменилось. Если прежде за минутное опоздание вполне можно было получить нешуточный нагоняй, то теперь -- медленно, не разом -- опоздания копились и разрастались до звания прогулов. Надежда Ивановна начала ощущать, что и на улицах стало куда беспокойнее. Бывало, идешь на работу, глядь -- а впереди, шагах в десяти-пятнадцати хамоватые типы, не скрываясь, пристают к спешащей на учебу студенточке.
А год спустя товарищу Товарищ, которая в результате социальных перемен в стране стала именоваться госпожой Товарищ, пришлось оставить последнюю надежду на то, что ее завод когда-нибудь снова откроется. Работы не было почти ни у кого.
Последней каплей для терпения Надежды Ивановны стал случай, произошедший с одинокой подругой-сослуживицей, чью однокомнатную квартиру хитростью да угрозами выманили обнаглевшие бандиты -- рэкетиры. Надежды Ивановна приказала дочери и внуку-школьнику готовиться к переезду, а сама разведала обстановку в одном крупном городе, из которого можно было меньше, чем за половину суток, добраться на поезде в столицу. Туда семья Товарищ и переехала.
Дочь лепила пельмени в кооперативе, а внучок Игнат, отзывавшийся на прозвище Гоня, доучивался в хорошей школе с математическим уклоном, где и пристрастился к программированию. Сама Надежда Ивановна нанялась сторожихой в местную психиатрическую клинику. И за пятнадцать прошедших лет в их жизни мало что изменилось, разве только Игната стали величать Гоней-хакером. Что значила эта приставка, Надежде Товарищ было неведомо. Соседки поговаривали, будто сидит Гоня все время дома: счетчик крутит, как сумасшедший, киловатт за киловаттом, а к внуку захаживают солидные господа в дорогих костюмах, приезжающие на новеньких иномарках; Гоня говорит с ними через губу, а те кивают, здороваются с уважительностью в голосе и едва ли не на цыпочках проходят в квартиру. Как бы там ни было, а средства у Игната всегда водились, да и бабке с матерью он никогда не жалел подкинуть деньжат.
-- Откуда же деньги, Гоня, если ты дома сидишь круглые сутки? -- изумлялась бабушка.
-- Да кто сейчас на дядю вкалывает, ба, лохи одни да пенсионеры! -- подхохатывал Игнат. -- Интернет -- всему голова!
Словом, внуком Надежда Ивановна гордилась, но работу свою не оставляла.
С годами сон у бабы Товарищ стал совсем плохой, ни вязание, ни Донцова Дарья не помогали, а те три телеканала, которые способна была поймать старенькая Надежды Ивановны рогатая антенна, по ночам не вещали. Лежала себе сторожиха на топчане, уставившись в одну точку на потолке, да вспоминала молодость.
И вот как раз этой ночью, ближе к рассвету, одолела Надежду Ивановну долгожданная приятная дремота. Сладко зевнула старушка и уже приготовилась было к телепоказу сновидений, как вдруг ни с того ни с сего в дверь тихонько постучались.
Сторожиха встала, взяла приставленное к креслу ружьишко и пошла открывать. Коли свирепый Марс голоса не подавал, значит, кто-то из своих, из больничных.
-- Носит кого-то в такую позднотищу! -- пробормотала Товарищ. -- Или в рань... -- взглянув в окошко, исправилась она, -- такую... носит... Кто?
-- Откройте, пожалуйста! -- пропищал за дверью девичий голосок.
Надежда Ивановна удивилась, однако дверь отперла. На пороге стояла молоденькая девушка. Сторожиха окинула ее взглядом, чтобы разобрать, кого принесла нелегкая в половине шестого утра. Внешность у гостьи была, как сказали бы во времена оны, не лишена приятности. Таилось в ней что-то, не то чтобы совсем уж иноземное, но точно не русское. И вот раскрыла широко свои черные очи эта "шамаханская царица" и говорит:
-- Утро доброе!
А Надежда Ивановна уже по одежде догадалась, что это медсестричка из новеньких, только отчего-то шлепанцы не переобула, прежде чем из корпуса выскакивать. Ну молодежь, чего с них взять? Им бы все поскорее да абы как...
-- Случилось чего-то?
Медсестричка странно улыбнулась, пряча под мышку чью-то историю болезни:
-- Ничего не случилось, почему вы решили, будто...
-- По виду вашему, по чему ж еще! -- проворчала сторожиха, давая дорогу поздней гостье и запирая за нею дверь. -- Уж говорить, так по-людски, а не на пороге в такую собачью погоду...
-6-
-- Кто? -- раздался из-за двери надтреснутый женский голос.
-- Откройте, пожалуйста! -- пропищала Аня.
Дина переминалась с ноги на ногу и дрожала от холода.
За дверью глухо загремело, потом звонко щелкнуло, хрустнуло, стукнуло. Беглянки увидели перед собой высокую и суровую женщину лет за семьдесят, которая многозначительно постукивала прикладом ружья о дощатый пол и со внимание разглядывала Аню.
Дина бочком-бочком подалась за угол и скорчилась там под небольшим шиферным навесом, худо-бедно оберегавшим от дождя. А бабка тем временем впустила Кассандрушку в дом и заперла дверь. Говорили они там недолго, минут десять от силы, но Диане стало казаться, что Аня не выйдет оттуда уже никогда. Ноги ее в промокших шлепанцах закоченели совершенно.
-- Принцесска! Принцесска Турандот! Ы-ы-ы! -- донеслось из окна мужской половины корпуса: дурачку-Гене тоже не спалось. -- В принцесску Турандот вселился страшный дух. Как она теперь нас ненавидит -- ы-ы-ы!
Дина прислушалась. Речи дурачка казались идиотскими только поначалу. В них был заключен некий таинственный и все объясняющий смысл, но ухватить его Дине было не под силу.
Аня вышла из сторожки в резиновых бабкиных сапогах и с победным видом плюхнула в лужицу под ногами спутницы пару почти не ношенных калош.
-- Это что, мне?! -- возмутилась Дина. -- Ни за что не надену!
Аня безропотно стянула сапог, но Диана сразу же опомнилась:
-- Ладно, давай калоши. Не по подиуму же, в конце концов, разгуливать...
-- Ы-ы-ы! Загадай загадку, большая кошка Турандот!
-- Слышишь? -- спросила Дина, замирая.
Аня удивленно взглянула на нее:
-- Что слышу?
-- Генка-дурак глумится.
-- Где?
-- Ты что, не слышишь? Постой... нет? Нет?!
Кассандрушка опустила глаза, и Дина лязгнула зубами:
-- Всё. Я точно шизофреничка. Мне уже мерещатся несуществующие голоса.
-- Кто такой дурак-Генка?
-- Ты шутишь, Ань?
-- Нет...
-- Не может быть. Ты меня разыгрываешь. Ну, Генка, тот самый придурок из мужского крыла! Ну?!
Аня пожала плечами:
-- Бежим дальше, Дин. Надежда Ивановна дала мне свой адрес. Говорит, что у нее внук -- компьютерщик, вот он нам и поможет отыскать на городской карте твой дом. А вообще она сказала, что даже не слыхала про такую улицу у нас в городе...
-- Постой! Нет, мне и правда кажется, что я сплю! Ты знаешь, кто такая Турандот?
-- Принцесса какая-то, -- не выпуская Дининой руки, Аня прошлепала за разъехавшиеся ворота, на которых белела вывеска: "Тепличная, 1". -- В советские времена был комедийный спектакль "Принцесса Турандот", я видела кусочки записей по телевизору... в детстве...
-- Большая кошка Турандот...
-- Что ты там бормочешь все время, Дина?
-- Ничего, я так, своё... Как же ты уговорила бабусю дать нам обувь?
-- Она приняла меня за медсестру.
Девушки трусцой добежали до безлюдной остановки. Козырька над нею не было бы видно в темноте, если бы над сооружением не возвышался гигантский рекламный щит, который сверху был подсвечен двумя яркими юпитерами. Кроме полотна с изображением, они выхватывали из темноты еще и часть улицы.
Дину неприятно поразил взгляд рекламного мужчины. Сверля зрителя инфернально подкрашенными зеленоватыми глазами, тот ехидно усмехался из-под полей черного цилиндра и в довершение образа указывал пальцем в камеру; последнюю фалангу его украшало массивное серебряное кольцо в виде кривого когтя. Несмотря на смешение классического и металлистского стиля, в зеленоглазом соблазнителе было что-то притягательное пополам с отталкивающим. Над его плечом светилась неоном надпись: "Мегаприкол", а рядом с когтем -- будто бы нацарапанное чем-то раскаленным продолжение: "Только на 66 канале! Василий Нагафенов и самое зажигательное шоу XXI века! Спешите видеть! Спешите участвовать! Самый главный приз может оказаться вашим!".
-- Мерзкий тип и мерзкая замануха! -- прошептала Дина. -- Холеный паразит...
-- Ты о ком?
Дина ткнула пальцем вверх, на рекламу.
-- На-га-фе-нов... -- шепотом и по слогам прочла Аня. -- Фамилия какая-то дурацкая...
-- Эпатаж. Ненавижу таких, как он...
-- Он просто выпендривается. Без маски на телевидении не выживешь... наверное...
-- Ах, Аня, без маски нигде не выживешь... Загремишь в психушку, и все. Но...
-- Тс-с-с! -- вдруг вскинула руку Аня. -- Слышишь? Слышишь, да?
-- Да! -- Дина присела и сжала Анину руку. -- За нами наблюдают!
-- За нами все время кто-то наблюдает, Дина! А сейчас они подошли совсем близко. Мне страшно.
-- Вон первый трамвай! Бежим!
-7-
Сторожиха, медсестра и санитар вышли из помещения.
-- Да, как и предполагалось, -- сказала медсестра.
Надежда Ивановна задумчиво уставилась на пару собственных калош, стоящих в луже за углом сторожки.
Продолжение следует...