Нет, не думайте, что наш Рабинович похож на того, остроумного и находчивого, из еврейских анекдотов. Он молчалив, серьезен и деликатен. Седой, маленький, круглолицый, плотненький старичок, абсолютно неприметный или старающийся быть таким. Он не говорит: «Не дождетесь!», если кто-то из соседских хулиганов скажет ему нелицеприятное слово. Рабинович просто промолчит. Только посмотрит с легкой укоризной и пройдет мимо. Не любит конфликтов.
Исай Пинхасович Рабинович никогда не лезет без очереди (хотя ему положено – инвалид Войны!) и никому не скажет грубого слова. Со всеми поздоровается, но ничего не спрашивает. Идеальный человек!
А жена его Сара Абрамовна абсолютно другая. Высокая, жизнерадостная толстушка, с грубым мужским голосом, Сара Абрамовна кому хочешь рот заткнет. За словом в карман не полезет, они у нее всегда наготове. Не любят ее у нас во дворе за прямоту и привычку говорить обо всем в глаза. Не всегда она людям приятное вещает. А Исая Пинхасовича жалеют, как он с такой грубой бабой век доживает? Не понимают соседи, что жена для него, как стена каменная. Даже, когда по улице они вдвоем идут, то впереди Сара уверенно шагает, а Исай - за ней ковыляет потихоньку, у него с войны одна нога прострелена, вот и хромает старик.
Впрочем, кому теперь дело до чужой жизни? Живут два старика в седьмой квартире, никому не мешают – пусть живут. Соседи знают только, что у четы трое сыновей, они родителей не забывают, навещают. Недавно ремонт в их квартире сделали.
Только однажды… Это случилось несколько лет назад. Событие удивило весь двор. Корреспондент военной газеты Жуков зашел к нам в квартиру и стал расспрашивать про Исая Пинхасовича. С чего бы это?
- Вы от меня хотите рассказов о Рабиновиче? Не получится. Говорите с ним, мы – соседи, а не приятели, просто в одном подъезде проживаем, - сказал я журналисту, - Он – человек закрытый, ничего о нем толком не знаю, кроме одного: он воевал. 9 мая они с женой надели ордена и куда-то пошли, наверно, встречаться с боевыми друзьями.
- Видите ли, Исай Пинхасович – сосед ваш - удивительный человек, почему вы о нем не хотите ничего знать? Надо уважать таких людей и почитать их, - выговорил он мне, как школяру, - А о Саре Абрамовне что-нибудь знаете? – не унимался Жуков.
- Что надо о них знать? Люди почтенного возраста, соседи хорошие, нешумные. Правда, Сара еще та командирша, но, если ее не трогать, она…в принципе она добрая, но язык у нее чересчур острый, скажет, как ножовкой отпилит.
- Эх, вы! Знаете ли, что скромный и тихий старичок - кавалер ордена Славы, а его жена спасла во время войны сотни солдат. А сколько у нее наград! – Жуков стал перечислять.
- Никогда никто из них не рассказывал об этом, впервые слышу. Надо же, какие скромные люди! Тихоня Исай, ворчунья и правдолюбка Сара оказались героями, - было стыдно, что я иногда злился на Сару, если она мне делала замечание. Чаще всего она была права, даже всегда.
Жуков потащил меня, еще парочку соседей в квартиру Рабиновичей, чтобы интервью получилось более полным, ему интересно было, что скажут о стариках соседи. Хотя толку от соседских высказываний было немного: тесного общения с Рабиновичами ни у кого не было.
Статья вышла в среду. Я закупил несколько газет и принес их Исаю Пинхасовичу: вдруг раскупят все, и он не успеет ими обзавестись. С этого дня началась наша дружба с ним. Он, как я, любил играть в шахматы. Свободное время мы посвящали игре и, надо сказать, играл фронтовик гораздо профессиональнее и внимательнее меня. Он обычно за игрой молчал, а я что-то ему рассказывал.
Однажды я пришел к нему и узнал, что Сара Абрамовна на три дня уехала к заболевшей сестре, а он «кукует» в одиночестве. Спросил:
- Может, переночевать с вами? Вы не стесняйтесь.
- Сам справлюсь, Володя, будет плохо, позвоню тебе. Сыновьям ехать далеко.
- Смотрите, я могу и переночевать. Молодцы ваши сыновья, не забывают родителей. Эх, если б жива была моя мама, я бы…хорошая она у меня была, жаль, рано ушла из жизни, изработалась.
- Каждому свой век отпущен, Володя. И отца уже нет?
- Не знаю, он бросил мою мать в сорок пятом. Не пришел с войны, мы его так ждали. А он нашел фронтовую подругу, о нас ни разу не вспомнил, - я рассказал Исаю Пинхасовичу нашу невеселую семейную историю.
- Сколько тебе было?
- Годик. Отец приезжал в отпуск, вот и подарил маме меня в придачу к трем девочкам, сестры намного старше меня. Как мама вкалывала, чтобы нас прокормить! Повезло вашим сыновьям, они с мамой и папой росли, - позавидовал я.
- М-да…, - промолвил Исай Пинхасович.
В этот момент в дверь позвонили. Приехал сын старика, привез ему картошку, морковь и другие овощи.
- Ванечка, зачем так много? Мы с мамой это не съедим, - сказал сыну отец, - Это мой старший сын Иван.
Только тут я понял, что Иван абсолютно не похож ни на отца, ни на мать. Передо мной стоял крупный, здоровый блондин с мягкими славянскими чертами лица.
- Батя, я спешу, - сказал он, - едем на день рождения к друзьям. Вижу: ты не скучаешь. Пока.
- Смотришь на Ивана и думаешь, что он не похож ни на меня, ни на Сару? – спросил старик.
- Ага.
- А он и не должен на меня походить. Все три мои сына – Иван, Василий и Кирилл – дети моего фронтового друга и командира Гвоздева Алеши. Они мне достались по наследству. Спас меня во время войны Алеша, пожалел (он был намного старше), а сам погиб. Решил после войны его вдову найти и помогать им. Но пока устроился, пока суть, да дело…Неожиданно Сарочку встретил, однополчанку. Нравилась она мне, но признаться боялся. Слишком красивой она была, а я – замухрышка: маленький, тощий, нос, как у орла. Типичное не то. Сарочка обрадовалась встрече не меньше, чем я и сказала:
- Признавайся, я очень нравлюсь тебе?
- Да.
- Так чего молчишь?
С тех пор мы вместе. Живем душа в душу. Только врачи сказали, что детей у моей жены не будет: отголосок военной жизни. Тогда решил Гвоздевых искать. За дело взялась Сара, а она умеет доводить все до конца. Жена Гвоздева к тому времени умерла, мальчишки жили в детдоме. С тех пор они наши сыновья.
- Счастливые, - вырвалось у меня, - а я даже папой никого не называл.
- Знаешь что, Владимир, называй меня батей, будет у меня четыре сына, - сказал Рабинович.
- Согласен, батя. А Сара Абрамовна не возмутится?
- Нет, если будешь ее матерью называть, это ей нравится.
Так у меня в зрелом возрасте опять появились родители. Так как мы жили рядом, то старался помогать им, а они мне. Жаль, продолжалось это всего около пяти лет.
Батя ушел из жизни в дни, когда цвела его любимая белая сирень. Уснул и не проснулся. Так уходят из жизни праведники. Моя названная мать пережила его всего на полгода.
Квартиру стариков братья Гвоздевы продали и купили жилье детям. Но мы общаемся, конечно, больше по телефону: далеко живем друг от друга.
Анекдоты про Рабиновича ненавижу, хотя понимаю, что многие из них остроумны. Ну, не надо пачкать фамилию моих дорогих людей, прошу знакомых.
В родительский день я езжу со всей семьей на могилу мамы, сажаю цветы и плачу, не стесняясь слез. Затем разворачиваю машину и еду на еврейское кладбище к названным бате и матери. И тоже плачу: совсем сентиментальным с возрастом стал. На этой могиле цветы садят братья Гвоздевы, это их прерогатива. Недавно рядом появился столбик и таблички с фамилией их родителей – Алексея Григорьевича и Марии Ивановны. Обычно встречаемся на кладбище, вместе мы распиваем в память о покойных бутылочку. Грустим, а потом разъезжаемся. Дома в кругу семьи поминаем наших близких. Пусть спят спокойно, они так много хорошего сделали на земле. Нам придется жить на этом свете, как можно дольше, чтобы память о них была жива. Мир их праху!
29.07.09 Зинаида Маркина