Бьется юность в тощем теле, cам же выглядит как дед.
Волос сед, тесемкой схвачен, вместо бубна – барабан.
Пыль столбом - в шинели скачет городской дурак Шаман.
Час рассветный – для камланья; у фонтана босиком -
Словно жертва на закланье, в дробном танце круговом,
Плачет, морщится, смеется под затейливый мотив.
Вдруг к прохожему метнется, бормоча речитатив:
«Мир – тайга, вы все не люди – волки, рыси и песцы.
Крови мало? Так добудьте - жрите слабых, подлецы.
Люди – звери, в сердце – тундра: мох, лишайник, мерзлота.
Сколько дерзких, тонких, мудрых провалилось в бездну рта?..»
Кто-то в страхе отшатнется, тыча пальцем в телефон.
Кто-то громко рассмеется, кто-то врежет сапогом...
Темно-серый с красным кантом, взяв Шамана за бока,
Мелочь стащит, после, франтом, пропоет: «Весь мир – тайга.»
На работу люди-тундры, шаг ускорив, проскользнут.
Равнодушной, снежной пудрой чумы-души заметут...
Как медведь в углу таежном - cпит Шаман, обняв сосну.
Мaша-школьница, возможно, завтрак свой отдаст ему.
