Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
"Кинь ты Русь, Живи в раю!"-
Я скажу: "Не надо рая,
Дайте родину мою".
Сергей Есенин ( 1914 )
Я когда-то любил эту женщину. Я и теперь ещё её люблю, хотя с тех пор прошло уже двадцать лет. В том, что мы когда-то расстались, был виноват только я.
До сих пор не могу себе этого простить.
Было время, когда я вовсе потерял её след. Через пятнадцать лет я попросил моих друзей, живущих на Украине, найти её.
-Я люблю тебя! – эти слова были первыми из синхронно сказанных нами в тот момент, когда произошло долгожданное телефонное соединение.
Я люблю тебя...
Я люблю...
Я...
Я, проживший столько лет впустую: без тебя, без твоей любви, без счастья.
Каждое утро, просыпаясь, я не видел твоих волос, рассыпанных по подушке, не слышал твоего спокойного дыхания, не ощущал тепла твоего тела. Всё было другим, и рядом со мной все эти годы была другая женщина.
Когда-то давно мне показалось, что я люблю её, и понадобились годы одиночества вдвоём, прежде чем я понял, что ошибся.
Поздно что-либо менять. Жизнь прошла мимо, не дав ещё одного шанса. Нам уже никогда не увидеться - слишком долгим может оказаться путь в прошлое, да и есть ли он, этот путь?
О том времени ты оставила мне мои воспоминания. Воспоминания о тех днях, когда в траву падали спелые яблоки.
...Раннее утро. Я сижу на кухне и, сквозь открытые на веранду двери, слушаю, как в саду падают яблоки.
-Гуп! Гуп!
Легкий порыв ветра тронул занавески, качнул абажур под потолком и тотчас вновь послышалось: гуп-гуп-гуп!
Солнце, чуть приподнявшись над кронами старых деревьев, пробивается сквозь тюль занавесок и режет косым лучом полумрак комнаты.
Скрипнула дверь.
Ты входишь босая, в небрежно накинутом коротком халатике и первая утренняя сигарета дымится в длинных пальцах твоей руки. Волосы, собранные в большой золотистый узел, светятся в солнечном луче, и чашка крепчайшего кофе, который ты пьёшь мелкими, неторопливыми глотками, медленно плывёт мимо меня, - к столу, на котором стоит пустая бутылка вчерашнего вина.
Сделав глоток, ты поворачиваешь ко мне лицо.
-Надо что-то делать с этим невыносимым Семёном, - говоришь ты и ставишь чашку на стол, - я снова видела, как он в саду забавлялся с нашей Катькой.
-Ну и что в этом странного? – спрашиваю я, и мне действительно все равно, где и с кем гуляет несносный Семён.
-Так она же его дочь! – делаешь ты круглые глаза.
-Инцест? – вяло интересуюсь я.
-В чистом виде! – подтверждаешь ты, и присаживаешься ко мне на колени.
...От тебя вкусно пахнет кофе и яблочным вареньем, которое пускает пузыри в большом медном тазу, уже час стоящем на раскалённой плите.
-Он делает это все чаще и чаще, - продолжаешь ты, и я вижу, что эта проблема тебя заботит всерьёз.
-На месте Семена было бы глупо отказаться от такой потаскушки, как Катька, - размышляю я вслух, - а, в общем, было бы неплохо найти ему другую подружку.
…У тебя на шее прелестный, маленький завиток волос, и я тянусь к нему, стараясь поймать его губами. Тебе щекотно, и ты, смеясь, отстраняешься и грозишь мне пальцем.
-Тебе все ещё мало? – спрашиваешь ты и смотришь на меня своими серыми смеющимися глазами.
А в это самое время, сидя на соседнем стуле и посматривая на нас наглыми жёлтыми глазами, Семён невозмутимо трёт лапой круглую, усатую морду.
...Старый сад давно никто не чистит, и он стоит дикий и заросший, словно щёки сельского дядьки, не брившегося третью неделю. Яблони ещё плодоносят, и ты каждое утро собираешь сладкую дань.
-Принеси мне из сарая лестницу, - просишь ты.
Приставив её к толстому, шершавому стволу, ты влезаешь наверх - туда, где почти горизонтально земле выросла толстенная яблоневая ветвь.
-Давай-ка, я сам, - прошу я.
-Нет, сегодня я хочу это сделать сама, - отвечаешь ты, легко взбираясь на ветку и основательно устраиваясь на ней.
Тяжёлые, зеленовато-жёлтые антоновки падают в подставленный тобой подол, и через пару минут он уже полон, а ты всё ещё стоишь наверху и улыбаясь смотришь вниз.
Крохотный беленький треугольник твоего белья резко выделяется на фоне загорелого тела, и я, задрав голову, ем тебя глазами...
Заметив это, ты лукаво смотришь на меня и я, не вытерпев, тоже лезу наверх.
Ты смеёшься и делаешь вид, что тебе страшно.
Встав рядом, я тянусь к твоим губам, и ты подставляешь их для поцелуя.
Тем временем, собранные яблоки сыплются в густую траву. Вслед за ними скатываемся вниз и мы, и лишь твои приглушённые стоны нарушают утреннюю тишину, да жук, ползущий по высокому травяному стеблю с удивлением таращится на двух влюблённых, на время покинувших этот мир.
...Уже жарко, а в траве полным-полно ещё не собранных яблок.
Вчера приходила твоя мама.
-Не по-хозяйски это, оставлять яблоки на съедение жукам, - сказала она.
Теперь мы «оправдываем доверие», - варим варенье и режем остаток для сушки.
Солнце стоит высоко и единственное желание – поскорее забраться в душевую, примостившуюся в дальнем конце сада. Вчера мы целый вечер наливали воду в огромную бочку, торчащую на её крыше. Теперь там – двести литров нагревшейся за день воды и я постепенно смещаюсь в сторону душа.
Ты бредёшь впереди меня, часто наклоняясь за очередным яблоком.
Наконец, ты замечаешь мой маневр и, срываясь с места, первой бросаешься к душевой, на ходу сбрасывая с себя пропотевшую майку.
Я ловлю тебя уже в дверях, и мы, на секунду в них застряв, протискиваемся вовнутрь, продолжая срывать с себя одежду.
Я прижимаю тебя к себе, чувствуя горячее и такое желанное тело. Мои руки гладят твою спину, и ты по-кошачьи выгибаешь её, дразня меня своей минутной недоступностью.
-Не спеши, я хочу почувствовать тебя всего, - просишь ты, и я замираю в тот же миг, прислушиваясь к тому, как гулко стучит упавшим яблоком моё сердце.
...Уже ничего не видя, отдавшись лишь одному огромному чувству наслаждения, ты уже не стонешь, а сдавленно кричишь:
-Не останавливайся, только не….
...Я ещё ласкаю тебя, и ты, продолжая эту игру, смеёшься, а потом внимательно смотришь на меня и вдруг шепчешь:
-Я тебя люблю!
В ту же секунду из огромной самодельной лейки на нас обрушивается тёплый дождь.
...Вдоволь наплескавшись, мы идём в дом. С самого утра все окна предусмотрительно закрыты плотными шторами и в комнатах прохладно и сумеречно.
Обедать садимся на кухне. Под ногами у тебя вертится сразу подобревший Семён, выпрашивая кусочек мясца. Плеснув в его мисочку супа с кусочками курицы, ты смотришь, как кот проворно лакает бульон, а затем, не спеша, приступает к мясу. От наслаждения он жмурится и мне не понятно, как это он ухитряется есть с закрытыми глазами.
Ты улыбаешься нам обоим, и я чувствую себя на седьмом небе от счастья!
...Ближе к вечеру ты устроиваешь себе банный день. Наполнив ванну горячей водой и вылив в неё пол-флакона шампуня, ты, охая и повизгивая опускаешься в неё. Нежась и что-то напевая себе под нос, ты лежишь в море пены, изредка протягивая мне по очереди то одну, то вторую ногу – я делаю тебе массаж.
Наклонившись, я целую тебя, а потом спрашиваю:
-Чего изволите, Ваше Величество?
«Их Величество» изволили целоваться ещё, а потом ещё разок, и ещё…
В это время в ванную небрежной походкой заходит Семён и, окинув нас оценивающим взглядом, презрительно щурится.
-Пошёл вон, потаскун! – говорю ему я, и котяра нехотя переваливается через порог, забыв при этом закрыть за собой дверь.
-Теперь он будет тебе мстить, - смеёшься ты, и мягкой губкой трёшь своё тело.
-Ваше Величество, не царское это дело, самой себя купать, - говорю я, отбирая губку.
Ты благосклонно киваешь головой, и я нежно провожу губкой сверху вниз, чувствуя под ладонью упругость тела, любя его и вновь желая. Наклонясь, я вновь целую твоё мокрое лицо, плечи и грудь, и ты смеёшься, радостно и возбуждённо прижимая мою голову к себе.
...Через час ты уже сидишь в спальне, в глубоком, наверное, ещё бабушкином кресле, стоящем напротив старого зеркала, и пунцовым лаком красишь ногти. Влажные волосы обёрнуты большим полотенцем, и синий махровый халат накинут на голое тело.
...Я выбрал в магазине именно этот халат, прельстившись простотой его покроя, и теперь он, в благодарность за оказанную ему честь, регулярно приоткрывает для меня самые потаённые уголки твоего тела.
...Ты очень хорошо сложена, и для своих тридцати выглядишь просто замечательно! У тебя всё ещё крепкая, высокая грудь, и розовые ягодки нежных сосочков задорно торчат вверх. При каждом наклоне халат полностью открывает их, и я уже чувствую, что снова начинаю заводиться. Встав за твоей спиной, я кладу руку на плечо, постепенно опускаясь всё ниже и ниже. Чувствуя свежесть твоего тела, ощущая прохладу бархатной кожи, я целую ямку на шее с тем самым, маленьким завитком волос.
…Вечер. Мы сидим в креслах, которые я вынес из комнат и поставил на террасе. Полосатый плед, которым я укутал твои ноги, все время сползает, и я, то и дело наклоняясь, ловлю его.
-Иди ко мне, - просишь ты, и я усаживаюсь рядом, прямо на пол террасы, и кладу голову на твои колени.
…Мы сидим и молчим. Да и что могут сказать друг другу два любящих существа, если их бессмертные души, лаская друг друга, летают сейчас где-то там, в раю?
Первые звезды рассыпались по фиалетовому небу и летучие мыши бесшумными тенями начинают свой танец между деревьями.
Гоп! Гоп! – стучат в саду яблоки.
-Ты раньше многих любил? – неожиданно спрашиваешь ты.
Я не знаю, что тебе ответить.
Раньше мне часто казалось, что я по-настоящему люблю, и даже иногда мне казалось, что и меня любят тоже... Я много раз ошибался, и потому, наверное, перестал верить в то, что когда-нибудь встречу тебя.
-Я искал единственную среди десятков похожих на тебя женщин, и те встречи были случайными, - наконец отвечаю я, понимая сердцем в этот момент, что так, как тебя, я уже никого полюбить не смогу.
Осень 2006 – лето 2009
Рюссельсхайм
