Вещи знают все твои тайны. Холодильник, показав свое содержимое, расскажет о том, как ты питаешься, насколько ты запаслив, и следишь ли за своим здоровьем. Аптечка расскажет о твоих болезнях, обо всех – о хронических, о случайных и мифических (это те, которых ты боишься, приобретая лекарства на случай этой инфекции). Интимную сторону твоей жизни откроет ванная комната. Она сообщит о том, живешь ли ты один, или делишь жилплощадь с кем-то, расскажет о том, как часто остаются на ночь случайные гости. Например, у одного моего знакомого на этот случай в ванной есть целый склад одноразовых зубных щеток. Конечно, никто другой не расскажет лучше о твоей чистоплотности. Самый серьезный хранитель тайн – твой компьютер, вот бы пообщаться с ним хотя бы полчаса. Все в твоем доме говорит, шепчет, а иногда кричит о том, какой ты. Даже пылинки на подоконнике и на рамках с фотографиями хотят рассказать о тебе. Вещи в домах знают все тайны своих хозяев.
Поэтому я всегда внимательно прислушиваюсь к ним.
Поэтому я мало кого приглашаю к себе домой.
Сегодня я отступила от правил и позвала тебя. К себе.
Застелила постель новым бельем. Белоснежные простыни, наволочки и пододеяльники пахнут сухоцветом, который я аккуратно складывала между ними в шкаф.
Еще раз вымыла и без того чистый пол. На всякий случай протерла полки и подоконники.
Полила цветы.
И стала ждать.
Ты позвонишь в дверь, я открою. Приподнимусь на носочки и чмокну тебя прямо в твои холодные с мороза губы. Я заботливо стряхну снег с твоего пальто и повешу его в шкаф. Возьму тебя за руку, проведу в комнату, посажу в кресло и велю ждать меня, пока я закончу свои дела на кухне.
- Займись чем-нибудь, вот музыка, здесь DVD, журналы, даже мужские есть – GQ, Maxim, в общем, все, что хочешь. Не скучай, я скоро приду. – Улыбнусь и выйду, плотно прикрыв за собой дверь.
Я дам тебе время пообщаться с моими вещами. Со всеми.
Почти.
Интересно, с чего ты начнешь?
Я бы начала с книжных полок.
Думаю, ты тоже.
Но у меня их нет. Ты удивлен? Нет ни одной книги. Во всем доме. Чуть позже я обязательно объясню, почему.
Я уже вижу, как ты пристально осматриваешься, чувствую, как тягучую скуку в твоей крови сменяет бурлящее любопытство.
Действуй!
Я вся, как на ладони. Я не скрываю от тебя ничего.
Я не буду прятать даже ящик со своим бельем, хотя, казалось бы, он может рассказать обо мне самые интимные подробности.
Я не скрываю его, я даже нарочно всегда оставляю чуть приоткрытым, я как будто излишне небрежна или просто хочу привлечь к нему внимание. Я знаю, ты с удовольствием изучишь его содержимое, пока я буду смешивать для нас коктейли на кухне. Ты узнаешь о моей агрессивной сексуальности, когда коснешься легким движением вот этих алых шелковых трусиков, узнаешь о моей откровенности, когда увидишь этот черный комплект, состоящий из запутанного узора кружева и нескольких тонких шнурков. Возможно, ты догадаешься, что иногда мне до сих пор хочется быть маленькой девочкой, если откопаешь среди цветного изобилия вот эти белоснежные хлопчатобумажные шортики. Ты даже узнаешь точный размер моей груди, еще до того, как мы ляжем в постель, и ты станешь меня раздевать. Тебе назовут его мои бесчисленные лифчики.
Я специально буду возиться на кухне очень долго. Я дам тебе время подробно расспросить мой ящик с бельем обо всех секретах, что он бережно хранит в своих недрах.
Мне нисколечко не жаль. Узнавай все, что так тебя интересует.
Я задержусь, и ты сможешь изучить все предметы на моем туалетном столике. Можешь потрогать все колечки-сережки-подвески-и-браслеты в кофре для бижутерии. Можешь прочитать все описания моих косметических средств. Да, в 27 лет девушки уже пользуются кремом от морщин! Задумаешься, наверное, зачем мне целых три дезодоранта, и решишь, что я сумасшедшая, когда сосчитаешь все пузырьки с туалетной водой. Их девятнадцать. Да, я люблю запахи. К ним у меня особое отношение. Я посвящаю каждому месту запах, присваиваю свой каждому мужчине. Например, для встреч с тобой я выбрала классику - «Шанель». Не спрашивай, почему. Я не знаю ответа.
В моей квартире все в свободном доступе, даже всякие «женские штучки» для интимной гигиены стоят открыто на полочке в ванной. Да, милый, я женщина, и у меня бывают месячные. И бритвенный станок я прятать не собираюсь. Да, иногда я брею ноги. Неужели ты удивлен?
Ты устанешь рассматривать всю эту чепуху, вернешься обратно в кресло и еще раз задумаешься о том, почему в моей комнате нет книг. Ни одной.
Я надежно прячу книги от чужих глаз. Потому что только они смогут рассказать тебе о моей душе.
Мои книги.
Здесь есть Фицджеральд и Цвейг, Моруа и Бальзак, есть Набоков и Булгаков, Гюго и Гете, братья Манн, есть Вирджиния Вульф и Джейн Остин, есть и современники – Януш Вишневский. Книги аккуратно выстроились по алфавиту.
Я очень люблю их. Шуршать страничками, трогать шершавые переплеты, люблю запах типографской краски. Люблю буковки, послушно выстроившиеся в ровные строчки. Эта любовь родилась в раннем детстве. Я была еще совсем крохой, когда наизусть рассказывала сказки Пушкина.
Детство мне вспоминается лишь отрывками. Помню большие белые банты из капрона, тугие косы, настолько тугие, что на лице застывала глупая полуулыбка. Помню любимый аттракцион в Детском парке – большие качели. Кажется, они назывались «Лодочка». Большая лодка со стальными поручнями, чтоб запустить нехитрый механизм, нужно было вдвоем встать на разные ее концы и по очереди раскачивать, крепко сжимая ладошками прохладное железо.
Помню, что я часто болела, а мама поила меня противным теплым молоком с маслом и медом и лепила на спину горчичники, почему-то думая, что это самое верное средство от простуды. Помню огромную связку бананов, которые папа привез мне из очередной командировки. Папочка очень любил меня, он всегда привозил мне множество сюрпризов, поэтому я всегда с особым трепетом ждала его возвращения из частых поездок.
Именно папа научил меня любить книги. Долгими вечерами он читал мне, пятилетней малышке, рассказы Джека Лондона и Сеттона-Томпсона, аккуратно вытирал мятым белым платком слезы на моих щеках, когда в книге гибли собаки. Он читал мне романы Марка Твена и добрые повести Астрид Линдгрен, занимался со мной английским и учил алфавит, разрисовывая фломастерами и без того красочную азбуку.
Я помню себя восьмилетней, когда, оставаясь дома одна, тащила с кухни в библиотеку тяжелый дубовый табурет, с большим усердием залазила на него, и доставала толстый том из огромного шкафа. Ничего никогда не приносило мне большего удовлетворения, чем запретная книга с верхних полок библиотечных шкафов, книга, «которую читать еще рано».
Маленькими ручками я перелистала сотни книжных страниц. Философские письма Моруа, Цвейг, Булгаков, Мопассан, Флобер, непонятно, как прочитанный до конца Кафка, был в моих руках даже Боккаччо со своим «Декамероном» и Шодерло де Лакло, запутавшийся в «Опасных связях». Я мало, что понимала тогда, но чувствовала себя ужасно взрослой и прикоснувшейся к какой-то тайне.
Я бережно храню свои книги.
Я помню историю каждой.
Я делаю маленькие закладки на полюбившихся моментах, тоненьким остро наточенным «Кохинором» подчеркиваю цитаты. Когда грустно, достаю нужный томик, нахожу закладку, и читаю вслух. Бывает, текут слезы, иногда улыбаюсь, иногда даже смеюсь, но чаще просто погружаюсь в тихие раздумья.
Я очень люблю мои книги. Потому что каждая из них – маленькая частичка моей души.
А самая главная книга, та, что одиноко лежит на верхней полке – это мой роман, заботливо переплетенный в соседнем канцелярском магазине. Моя книга. И она о тебе.
Иногда мне хочется взять и отдать ее тебе. Молча, подойти и просто сунуть в твои руки. Ты прочтешь, я знаю, ты всегда читаешь то, что попадается тебе на глаза. Даже графоманские опусы своих студентов ты внимательно дочитываешь до самого конца, чтобы, вдруг, ненароком не упустить, пусть хотя бы единственной, по-настоящему стоящей фразы.
Если бы ты прочел мою книгу, ты познакомился бы с моей душой, ты узнал бы все. Но никогда этого не случится, она навечно заперта в шкафу.
Книги. Ах, если бы ты только получил возможность добраться до книжных полок и поговорить с ними с часок, ты узнал бы изнанку моей чувственности, узнал бы ходы моих мыслей, узнал бы все. Потому что именно ты нашел бы с ними общий язык.
Я не раз видела, как ты читаешь. Как бережно переворачиваешь странички, как едва заметно шевелятся твои сухие губы (некоторые места в книге ты любишь перечитывать несколько раз, медленно проговаривая про себя каждое слово, так, чтобы оно навсегда глубоко врезалось в твою память). Иногда двумя пальцами поправляешь съехавшие на кончик носа очки, а бывает, если что-то особенно сильно задело струны твоей души, ты резко откидываешься на спинку кресла, закрываешь глаза и несколько раз глубоко вздыхаешь. Как будто хочешь надышаться словами.
В эти минуты ты напоминаешь мне отца.
Я уже вижу, как ты читаешь вслух нашей маленькой дочке. Она елозит на твоих коленях, ты целуешь ее в макушку и продолжаешь читать.
Я помню, как впервые увидела тебя. Опоздала на лекцию, я всегда опаздывала на первую пару, даже если это была моя любимая история литературы.
«Поэзия Серебряного века», - ровными крупными буквами вывел ты мелом на зеленом поле учебной доски.
Я тихонько проскользнула в аудиторию, плюхнулась на скамейку последней парты, разложила письменные принадлежности, и только после этого стала рассматривать нового преподавателя.
- Такой молодой, красивый, а уже профессор. – Прошептала мне на ухо Наташка, томно прищурив огромные голубые глаза.
А я тем временем тонула в бархатных переливах твоего голоса, рассказывающего о развитии литературного процесса в России начала 20 века.
Только ты мог так читать Маяковского, что я плакала, стыдливо пряча слезы от рядом сидящей Наташки.
«Облако в штанах» теперь навсегда среди самых любимых книг.
Ты до сих пор не знаешь, что я – студентка-вольнослушательница, посетившая курс твоих лекций.
Ты думаешь, я просто инфантильная, слегка глуповатая блондинка, ищущая легкого флирта и не менее легкого, ни к чему не обязывающего, секса. Ты позволяешь себе интрижки только с такими барышнями. «Бабочками» - так ты их называешь. На что-то более серьезное ты не пойдешь никогда, потому что, естественно, в твоем доме живет жена профессора, которая родила профессору совсем недавно второго ребенка.
Не много труда мне стоило подстроить случайную встречу. Самое обыкновенное знакомство, короткая юбка, светлые волосы, чуть приоткрытый ротик и глупое выражение глаз.
Пара свиданий с разговорами ни о чем.
И вот. Торжественный день. Сегодня я позвала тебя к себе.
Ты даже не догадываешься, глупый, что на моих простынях не спал ни один мужчина. А ты будешь спать на них.
Ты не догадываешься даже, бесчувственный, как болит по тебе сердце мое.
Ты не представляешь себе даже, не чуткий, сколько слез я выплакала по тебе.
И хорошо, что не представляешь. Иначе ты так испугался бы, что … Мне даже страшно предположить, что было бы. Потому что ничего бы тогда не было. А это хуже всего.
Когда ты вдосталь наговорился с моими вещами, не нашел ни одной книги, достоверно убедился, что кроме «Космо» в этом доме нет ничего, что можно было бы прочесть, ты успокоился и настойчиво стал звать меня.
Я вошла в комнату и сразу присела на краешек дивана, чтоб ты не успел заметить, как дрожат мои колени.
Ты встал с кресла, медленно подошел ко мне, и без лишних разговоров стал целовать меня сухими шершавыми губами. Ты не хотел разговаривать. Тебе не нужна была душа моя. Ты не хотел знать, что она есть. Не хотел узнать, какая она. Ты готов был общаться только с телом моим, лишь оно было тебе интересно. И то… Лишь на короткий миг физической близости.
Это ты просто имел сексуальную связь на стороне.
А я отдавалась до самой последней крупицы любимому мужчине.
Это для тебя все было незначительно и просто, и хотелось поскорее принять душ и забыть очередную глупую «бабочку».
А мне хотелось уснуть навсегда на простынях еще хранивших тепло твоего тела.
Ушел.
Ты приходил ко мне еще несколько раз, и пришел бы еще, если б однажды я не забыла запереть книжный шкаф.
Ты ушел, пока я была в душе, оставив на кровати мой недописанный роман. Черкнул на титульнике «Прости», и навсегда исчез из моей жизни.
Я допишу, пожалуй, в своей книге вместо эпилога пару строк о том, что ношу под сердцем твою дочь. Я почему-то уверена, что это будет девочка. Жаль, вот только, не будет папочка читать ей книг. У нее не будет папочки.
Она сама выучится читать.
Я выучу ее сама.
И обязательно научу ее плотно запирать все дверцы, особенно дверцы ее души.
