/продолжение/
… прогулка Девятая (автономная)
Жизнь сплетена из носовых платков и носков, пребывающих в тех и этих состояниях, а не из томов философских трудов возведена.
Майка, уже бы и в стирку направлявшаяся, еще годится для вытирания ног, но! – вящего порядка ради – снимается хозяйкой с крючка на нижней половине двери в ванной, отправляется в корзину для грязного белья и… не заменяется – из имеющихся в изобилии – полотенцем для ног; хозяин, принявши душ, не глядя, тянется рукой к крючку с майкой и… ловит пустоту, чиркает ногтями по влажной двери… выступает из ванны и шлепает горячими ногами по ледяному кафелю к той корзине…
В округе – ни деревца, ни и даже Древа Познания. Арист смотрит в ему лишь видимую даль, сомнамбулой протягивает руку в сторону, тут же возвращает ее, еще мгновение назад пустую, с искрящимся на солнце изумрудным яблоком, ритуально, не плотоядно подносит яблоко ко рту – раздается глуховатый хруст, похожий на хруст ломаемых мелких, почти еще живых костей; по бороде Кирилла продираются три капли пунцового сока; на четверть надкусанное яблоко застывает в руке Ариста у его рта… Огромная оса со свирепыми глазами и тугим брюшком, обтянутым панцирем раскраса «а-ля Матросская тишина», беззвучно спикировала на яблочный надкус и с яростным рычанием вгрызлась пластмассовыми челюстями в сочную мякоть. Капли пурпурного сока брызнули проворнее, чем из-под родных еще зубов Кирилла…
– … … … Эрни?
– Да вот, всякое бывает. Бывает. И даже – очень. Тут вот, с месячишко как, звонит мне… один издатель. Не буду называть его – самого себя мне стыдно. А ты не гадай, не попадешь – сейчас это совсем не легко. Угадать. Расплодилось их, как…
Так вот. Звонит и говорит: прости, дескать, Киря, деликатная просьба. Объявился, мол, тут очередной плодовитый автор, принес свою книгу, подписал, как водится, – «дружески» и «с уважением», а потом и просит: «Напиши отзыв. Пожалуйста. Мне нужна твоя подпись с твоими регалиями-званиями. Пожалуйста».
И заметь, говорит издатель, что автор не прочесть книгу просит и составить о ней мнение, а подпись мою. А я, мол, не нашелся, как ему отказать, – человек, вроде как, приличный. Не взялся бы ты, говорит, состряпать этот ему отзыв? А я подпишу, мол, любое из-под твоего пера.
И заметь теперь ты, Витя, не просит ни прочесть «шедевр», ни дать ему стоящую оценку… «Состряпай!» и все тут. Ну, конечно, поток словес о том, как ему недосуг, как бы он «в другом случае с удовольствием бы прочитал и сам написал»… И это мой славный издатель и главный редактор своего издания говорит мне, который очень подробно знает (и издатель так же подробно знает, что я все про него знаю), что чтение чего-то более объемного, чем меню, вызывает у него физическое отвращение, а чеки к оплате труда «негров» выписывает его жена – он их только подписывает здорово так дрожащей рукой…
А в конце своей филиппики издатель мой говорит магические для меня слова: «Автор обещает хорошо заплатить тому, кто отзыв напишет».
Все! Я попал. В моем положении щекотать себя моральными испражнениями – дурной тон, непростительная роскошь. И я тут же звоню этому… ммм… автору…
– Ну, автора-то назови, Киря.
– Ннне-е-ет. Нет! Зачем, Таль? Назови сам себе любого и в одиннадцати из десяти попадешь в точку. Зачем?.. Так вот. Телефон его мне издатель дал и сообщил доверительно, что автору он сказал все обо мне, что я, дескать, сделаю отзыв… «не хуже» самого издателя и что знать о сделке будем только мы втроем – это, мол, железно.
Звоню, значит. Знакомимся. Вопросы задаю естественные: отзыв или рецензия? характер? акценты? объем? сроки?.. Все – мне на откуп. Только срок – до месяца, а объем – … страница. И об оплате заговорил сам, что редко бывает. Сколько, говорит, возьмешь? Я, как водится, вильнул: надо, говорю, книгу прочитать, в затылке почесать… А он мне: «Пятьсот – не обидит?» Я запнулся от неожиданности, а он расценил это как сомнения мои и говорит: «Ну, посмотришь – скажешь. Скажешь больше – я подумаю». На том и порешили.
В тот же день сын автора завез мне книгу, и я приступил к… стряпне. Не буду тебя, Федя, утомлять подробностями, и так меня понесло. От слова «понос». Совесть меня, конечно же, покусывала, и поэтому я книгу в четыреста семь страниц, преодолевая в себе многое, прочитал до второй корки, сделал несколько выписок, честно записал по ходу чтения все, что укладывалось в позитив и мажор… Через три дня отзыв с элементами положительной рецензии был… состряпан. Без трех строк – две компьютерных страницы. Скулящую паскудно совесть пытался приструнить тем, что-де под этим будет красоваться не мое… честное имя.
Выждал пару недель. Необходимость «пятисот» подстегивала – позвонил, доложил об исполнении издателю и автору, отослал обоим по интернету копии, получил восторженные «спасибо!» и «ни изъять, ни добавить ни знака!» и приглашение прийти за гонораром.
Уже подходил к дому автора, когда стукнула мысль: «Может, послышалось мне в трубку, и не «пятьсот», а «пятьдесят» было сказано?» Остановился даже и стал то мысленно, то вслух произносить на все возможные лады: «Пить-сот… пии-сят… …пет-сот… пе-сят…». Нет, «я» явно выпирало и не могло быть неуслышанным, если бы… А впрочем… Но ведь не мог же не знать автор, хоть и вчера родившись, что работа такая стоит в двадцать раз дешевле?.. А подпись?.. популярия?!..
Страдальческие мои сомнения враз разрешились, когда автор протянул мне пять сотенных, которые я нетрепетной рукой почти небрежно сунул в свой очень уж отощавший кошелек…
За ужином поведал сию веселую историю Кате. А она, к слову не к слову, говорит: «Глаза у меня что-то уставать стали за компьютером. Капли бы надо купить, Visine хоть тот же. Так он же – целых двадцать два!..» А я ей: «Ну, ты и скромница-экономница – мужик получает самые высокие в мире гонорары, а она не может позволить себе сраный Visine». Смеялись.
/продолжение воспоследует/