Тогда, изменив свои первоначальные планы, террористы повернули назад в Будённовск, захватили более 1500 заложников и укрепились в здании центральной районной больницы, где удерживали оборону до 19 июня, когда последний автобус с боевиками и добровольцами-заложниками выехал за пределы расстрелянной и горящей больницы. Общее число погибших составило тогда 123 мирных жителя и четыре бойца спецподраздлений.
Автор этих строк к дню трагических событий работал в органах прокуратуры Ставропольского края, исполнял обязанности буденовского межрайонного прокурора и был их непосредственным участником.
Имена и фамилии главных героев изменены по этическим соображениям, а также из соображений безопасности: прошлое иногда имеет свойство возвращаться…
1.
Басаевцы прочёсывали центр города, охватив его несколькими группами, словно живым гигантским и беспощадным тралом, стягивая концы к середине, к площади перед зданием сбербанка и администрации Будённовска.
Под окнами сбербанка догорали две расстрелянные легковые автомашины и бензовоз.
Разношёрстная толпа людей, захваченных этим тралом, обезумевшая от страха, безысходности и неверия в случившееся, сбилась в тесную кучу, словно эта близость к таким же несчастным могла им помочь выжить, сохранить остатки рассудка и веры…
Людмила Чебрикова, следователь Буденновского РОВД, молодая женщина с яркими и выразительными восточными чертами лица, судорожно искала подходящую щель между бетонными плитами площади, чтобы спрятать туда служебное удостоверение. Знала, что террористы расстреливают сотрудников милиции и военных на месте, без лишних разговоров. Хорошо, что сегодня она была не в форменной одежде, а в лёгком по погоде платьице, облегающем её невысокое, плотное и складное тело. Вот жаль только, что не было у неё с собой никакой косынки или шарфа, чтобы прикрыть густые чёрные волосы, спадавшие расплавленной немилосердным солнцем волной на спину. Глядишь, и приняли бы чеченцы за свою, за мусульманку…
Захватили её на выходе из здания администрации, куда Людмила пошла перед самым обеденным перерывом, чтобы отнести пару запросов по уголовному делу. Процессуальные сроки поджимали, а так, не по почте, было быстрее…
2.
Время приближалось к полудню, и Александр Андреевич Пантюшко - директор семейного детского дома - спешил. В его автомашине на заднем сиденье с тяжёлым приступом аппендицита лежал в полубессознательном состоянии приехавший погостить на пару дней давний товарищ по альпинистскому братству – Дима Гриднев. Приступ скрутил его пару часов назад там, в селе Архангельском, где в лесу на берегу реки Кумы расположился летний лагерь детского дома. Пока Александр Андреевич возил друга в фельдшерский пункт, пока старенький, глуховатый фельдшер осматривал больного, время ушло.
Диме становилось всё хуже и хуже.
Фельдшер безапелляционно выставил диагноз: «Острый прободной аппендицит! Срочно оперировать, иначе - перитонит и смерть!»
До буденновской районной больницы было километров тридцать.
В приёмном покое сориентировались быстро и профессионально.
Гриднева увезли в операционную.
Александр Андреевич нервно ходил у приёмного покоя хирургического отделения и курил, ожидая результатов операции, когда со стороны ворот больницы раздались автоматные очереди, звон разбитого стекла, а затем несколько взрывов.
«Учения, что ли?» - подумал машинально Пантюшко и тут же увидел, как к приёмному покою бегут увешанные оружием чернобородые с повязками на головах и одетые в камуфляж люди.
Первый из подбежавших, низкорослый, желтолицый и узкоглазый, похожий то ли на калмыка, то ли на казаха, злобно ощерясь, без разговоров ударил Александра Андреевича прикладом автомата наотмашь, метя в лицо.
Альпинистская сноровка спасла Пантюшко от стопроцентного перелома челюсти и сотрясения. Он успел среагировать, отклонившись в сторону, и удар пришёлся в плечо. Охнув от боли, Александр Андреевич прислонился к стене здания, медленно оседая вниз, чтобы не провоцировать на продолжение расправы.
Узкоглазый пробежал дальше в приёмный покой, а к Александру Андреевичу подбежали двое бородачей, судя по лицам, ещё довольно молодых людей, и наставили на него автоматы:
- Вставай! Кто такой? Милиционер? Лётчик? - посыпали они наперебой вопросами.
- Да нет, учитель я, из Архангельского. Привёз больного друга на операцию, - рассеял их насторожённость Пантюшко.
- Заходи внутрь! - подтолкнули его к двери боевики.
То, что это боевики, сомнений у Пантюшко уже не было. Вот только откуда они здесь взялись, в степном Будённовске? С этой мыслью он и вошёл в стены больницы, которые на долгие пять суток станут для него и домом и тюрьмой, а для кого-то и последним приютом…
3.
Полуторатысячную колонну заложников боевики пригнали где-то через час после захвата больницы их передовым отрядом. Быстро рассортировали заложников на несколько групп, выдёргивая из плотной людской массы подозрительных, после чего загнали людей в больничные корпуса.
Начинался второй этап коварного басаевского замысла привлечь к войне в Чечне и к его персоне лично общественное мнение, а также вынудить Правительство и Президента России прекратить боевые действия на территории Чеченской республики и действовать по его сценарию…
Как это происходило за стенами захваченной больницы, теперь в мельчайших подробностях знают практически все, благодаря рассказам журналистов, очевидцев и участников тех событий из числа военных, милиционеров и сотрудников спецподразделений.
Как это происходило там, внутри этих больничных стен, мы до конца не будем знать ещё долго: бывшие заложники предпочитают об этих днях не вспоминать, а если и приходится вспомнить – больше молчат, вновь и вновь прокручивая про себя, как киноплёнку, события ушедших дней. Большинство боевиков во главе со своим предводителем Шамилем Басаевым уже мертвы и ничего не скажут, остальные, почти все из оставшихся в живых боевиков, даже после суда предпочитают молчать о своих «подвигах»…
4.
Так уж получилось, что Александру Андреевичу вместе с группой других заложников боевики определили местом расположения большой холл коридора перед ординаторской. Снаружи ещё не стреляли, а то бы он выбрал более защищённое от пуль и осколков место. Это и предрешило дальнейшую его судьбу. Внешне спокойного, интеллигентного учителя с аккуратно подстриженной чёрной с сединой бородкой басаевцы сразу выделили из серой, нервно всплескивающейся криками, плачем и стонами людской массы, велев ему пройти в ординаторскую. Там расположилось что-то вроде малого штаба террористов во главе с рослым бородачом по имени Асламбек. Он, как и все его товарищи, был в камуфляжной армейской форме, в разгрузочном жилете, набитом гранатами и рожками к автомату. Голова его была повязана зелёной повязкой с какой-то надписью, исполненной, вероятно, арабскими буквами. Кроме короткоствольного автомата, висевшего у него за плечами, Асламбек не выпускал из рук ручной пулемет.
Высверкнув из-под густых чёрных бровей оценивающим взглядом, он без церемоний, гортанно рубя фразы, спросил у Пантюшко:
- Кого знаешь в прокуратуре? Мы её не нашли. Звони. Пригласи к телефону старшего!, - и подал Алесандру Андреевичу телефонную трубку.
Заторможено подумав, откуда они знают, он машинально посмотрел на стенные часы, висевшие в ординаторской и, беря трубку, отметил про себя время - 15 часов 30 минут. Поколебавшись, набрал знакомый номер…
Это был номер телефона в кабинете его жены Людмилы, работавшей помощником прокурора в межрайонной прокуратуре.
О том, что это было простое совпадение, не знал никто…
Людмила Ивановна потом скажет: «Это судьба!»
А за минуту до этого звонка она, чудом избежав захвата в заложники перед городской площадью, где оказалась по пути из нотариальной конторы, позвонила в Архангельское, в детский дом, и с ужасом узнала, что её муж на собственной легковой автомашине незадолго до обеда повёз больного товарища в Будённовск, в районную больницу, которая теперь захвачена боевиками.
С трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, не выдать себя ненароком, Александр Андреевич стал слушать…
Трубку сняли после первого же гудка, словно ждали…
А Людмила Ивановна действительно ждала и молила бога, и всех святых угодников о том, чтобы Саша позвонил…
Крика и слёз она не сдерживала, когда услышала родной голос. Только обмерла, когда поняла откуда муж звонит…
- Здравствуйте, моя фамилия Пантюшко, я звоню из районной больницы, - сразу севшим голосом проговорил Александр Андреевич, - я учитель из села Архангельского. Пригласите к телефону кого-нибудь из руководства прокуратуры. С ними хотят говорить…
Он замялся, не зная как представить Асламбека, и посмотрел в его сторону.
- Помощник командира специального диверсионного батальона Шамиля Басаева, - подсказал террорист.
- Помощник Шамиля Басаева, - повторил в трубку Александр Андреевич, крепче прижимая её к уху и отворачиваясь в сторону от Асламбека, чтобы тот не услышал плачущий голос жены и не увидел его дрожащие руки и перекошенное судорогой душевной боли лицо.
- Всё нормально! - только и успел он добавить в трубку, когда Асламбек вырвал её у Пантюшко из рук.
- С кем говорю?! Слушай внимательно! А если ты мужчина, приходи, поговорим здесь! – без обиняков начал Асламбек.
Благо, что прущая из боевика наружу гордость от сознания того, что он причастен к свершению захвата целого города и многих сотен заложников, и надменность перед лицом поверженного врага, притупили его наблюдательность. Асламбек не заметил странности поведения учителя. Он любовался собой, продолжая рубить в телефонную трубку короткими, жёсткими фразами ответившему на том конце провода заместителю прокурора. Террориста такой уровень для ведения переговоров не устраивал. Он описал сложившуюся волей Аллаха и стараниями его бойцов обстановку и потребовал для переговоров представителей власти и журналистов.
Александра Андреевича с началом переговоров из ординаторской вывели.
5.
Чеченцы относились к заложникам, как к выгодно приобретённому имуществу, с видимой доброжелательностью. Они перед началом первого штурма больницы даже укрывали и успокаивали заложников, вели задушевные разговоры о жизни, о детях, о политике, угощали женщин и детей «сникерсами» и лапшой быстрого приготовления из своих сухпайков. Были и песни под гитару, и даже танцы, было доведенное до сведения каждого распоряжение Басаева под угрозой расстрела исключить сексуальные домогательства в отношении женщин-заложниц.
Людмила Чебрикова оказалась вместе с несколькими сотнями заложников в главном административном корпусе захваченной больницы. Среди них было много знакомых: две женщины Нина и Тамара, работавшие помощниками прокурора в межрайонной прокуратуре (их спасут, по очереди выведя из больницы в течение четвёртых суток осады), Лена Симонова - статист РОВД (погибнет во время первого штурма, когда здание, в котором они первоначально находились, загорится, и заложники станут перебегать в соседнее крыло), Кравченко из налоговой полиции, военком Болдырев (сможет спастись, выпрыгнув со второго этажа во время штурма), девчонки из БТИ и из администрации. Их всех не расстреляли только потому, что те, кто их знал, не выдали…
Из тех, кто вместе с Людмилой еще находился в комнате, бывшей кабинетом заместителя главного врача больницы, практически все знали, кто есть кто. В какой-то момент, вглядываясь в лица товарищей по несчастью, она с содроганием и испугом узнала среди заложников парня, который являлся обвиняемым в совершении злостного хулиганства по уголовному делу, которое она расследовала и недавно направила в суд для рассмотрения по существу…
Когда боевики, перед тем как распределить заложников по кабинетам, потребовали сообщить, есть ли среди заложников работники прокуратуры, милиции, администрации или военнослужащие, никто не дрогнул, не сподличал, не предал, а этот парень, кажется, Варданян Рустам Грачикович, наоборот, заслонил Людмилу собою, чтобы её не было заметно…
В основном заложников распределили по комнатам по внешнему периметру здания, откуда ожидался штурм. В первый же день всех всколыхнуло и ужаснуло известие о том, что террористы расстреляли пятерых захваченных лётчиков и милиционеров. Заложников расстреливали со стороны двора, но информация моментально передалась по коридорам. Женщины самоотверженно стали прятать своих мужей и просто знакомых под столы и кровати.
За свою судьбу Людмила как-то особенно и не переживала. Всё заслонила тревога за мужа Сергея, работавшего оперуполномоченным уголовного розыска, и бывшего в день нападения террористов на службе, да за оставшихся дома двоих малолетних детей: десятилетнего сына Славку и шестилетнюю дочь Катюшку. Молва быстро разнесла весть о том, что бандиты в первую очередь захватили райотдел милиции, и при этом погибло много сотрудников РОВД.
Первый и второй штурм больницы она помнила обрывками, как кошмарный сон. Коптящее пламя от всего мыслимого, что может вокруг гореть, грохот выстрелов с обеих сторон, взрывы, свист и сочные шлепки пуль и осколков в деревянные переплёты рам и в мебель, в штукатурку стен, известковая и кирпичная пыль, гарь и дым, кровь, плачь и крики живых, стоны раненых, вечное молчание мёртвых…
Из расстрелянной и горящей больницы её вывел ранним утром 18 июня начальник шестого отдела УБОП ГУВД СК Володя Попов, друг семьи и оперативник, что называется, от бога. Людмила даже не удивилась, увидев его, заросшего русой бородой, в камуфляже, в наголовной повязке, ничем не отличавшегося с виду от боевиков, в сопровождении помощника Басаева – Асламбека. Пока она и ещё несколько освобождённых из басаевского плена женщин быстро шли в сопровождении Попова к расположению федеральных войск, пригибаясь от шальных пуль, Людмила всё порывалась спросить его о муже, но натыкалась на предостерегающий взгляд…
А когда за воротами больницы за рядом бронетранспортёров, их обессиленных подхватили под руки свои бойцы, и Володя наконец смог открыто, не скрывая своего знакомства, подойти к ней, она по его взгляду, по лицу поняла:– случилась беда!
- Где? Когда? - только и смогла вымолвить она, прислоняясь спиной к горячей шершавой броне боевой машины.
- В первый день здесь, во дворе больницы, попал под огонь снайперов. Узнал, что тебя нет ни среди живых, ни среди убитых и что ты перед нападением уходила в администрацию. Понял, что ты оказалась в числе заложников, и сломя голову рванул на вашей «шестёрке» сюда, под пулемёты…, - устало и скупо выдавил из себя Попов, участливо обнимая Людмилу за плечи и прижимая её голову к пропахшему потом и гарью камуфляжу.
- Ты поплачь, легче будет, - погладил он её по голове.
Легче не стало ни тогда сразу после страшного известия, ни через девять, ни через сорок дней, ни через год…
Только боль в душе притупилась и обжигала вновь, когда всё приходилось вспоминать в очередной раз.
6.
Александра Андреевича судьба охранила от пуль и осколков, что летели со стороны федералов. Охранила она его и от пуль чеченских. Вышел он из больницы 19 июня 1995 года с колонною освобождённых заложников, обессилено ползущей под палящим солнцем сквозь оцепление вооружённых, одетых в бронежилеты и каски солдат и милиционеров в большую, проделанную взрывом в железобетонной ограде больницы дыру. За оградой в числе встречающих была и его жена Людмила Ивановна, не скрывавшая слёз радости, осунувшаяся и похудевшая от бессонных, тревожных дней и ночей, что провела у телефона в приёмной прокуратуры, ожидая любой новой весточки от мужа или о нём…
Погиб он ровно через год в нелепой, сминающей и рвущей, как бумагу, даже железо, автомобильной катастрофе на трассе Будённовск – Минеральные Воды.
Две судьбы пересеклись в огне и горе, а потом пошли рядом, в вечность…
Декабрь 2006 - май 2009 года.
