Бормочу, шатаясь по Одессе:
« Повитуха мозговых извилин,
Помоги мне, плазму эту вылей.
Насмотрелся, как горели дети,
Главный ненаказанный свидетель».
Солнце, чтоб сберечь немного силы,
Жирафёнку по утрам твердило:
« Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если он гореть не будет,
Кто тогда согреет мир?»
А жираф был юный, лет пятнадцать,
Где ему-то разума набраться.
Он поверил, дорогой мой Хикмет,
Что зажжёт других, а сам погибнет.
Обливая тело керосином,
Корчился, как жертва Хиросимы.
Пересилив боль, сжав крик зубами,
Над землёю подымая пламя,
Шёл жираф по Африке зажжённый.
Шёл один, а значит - прокажённый.
Мученик, непонятый другими,
По пескам, качаясь, пилигримил.
Знал – искра нужна, а пламя будет !
Только хворост растащили… люди.
И глаза слезя свои пустые,
Догорать побрёл он вглубь пустыни…
Ветер пепла горсть над миром носит,
А в Одессе догорает осень.
Серый дождь, сыреющие ветки,
Провода, дорога, домик ветхий…
Захожу, стряхнув комочки грязи.
От жирафа больше будет разве?