Принятие Войска Запорожского в протекторат Османской империи
Если очень кратко рассмотреть историю Османской империи за период с 1614 года по 1669 год, то создается впечатление, что турецкое государство вошло в начальную стадию своего распада. О размере ( размахе) Османской империи по состоянию на 1669-1700 года читатель можно судить сам, взглянув на карту.
Последние годы царствования турецкого султана Ахмеда I по историческим данным уже наполнены многочисленными мятежами в войсках и среди подданных.
Положение дел не изменилось и при следующем султане Мустафе I (1617—1618), ( брат Ахмеда I).
О нем известно, что смотря на то, Мустафа был ставленник и любимец турецкой гвардии – янычар, он так себя повел на троне, что после трёхмесячного управления был, свергнут, фетвой Муфтия как умалишённый.
Тогда на престол вступил сын Ахмеда Осман II (1618—1622). После неудачного похода янычар против Речи Посполитой, он сделал попытку уничтожить старую турецкую армию, ставшей опасной для государственного порядка и за это был убит янычарами.
А дело было так. В 1620 г. Осман II начал войну с Речью Посполитой. Решающая битва Цесорская. Оправившись от сильных потерь, Осман на следующий год лично возглавил многочисленную армию для вторжения в Польшу, но и она потерпела поражение в Хотинском сражении, после чего был подписан Хотинский мирный договор. Поражение сильно подорвало престиж Османа II.
Вернувшись в Стамбул в сентябре-октябре 1621, Осман замыслил ряд реформ.
Он собирался создать новую армию из тюркского населения Анатолии и Северной Сирии, чтобы заменить ей склонных к мятежам янычар, а также перенести столицу в Азию.
В мае 1622 он собирался отбыть из Стамбула в Анатолию под предлогом совершения паломничества в Мекку.
Но 19 мая 1622 г.начался янычарский мятеж, в ходе которого Осман был схвачен и заключен в крепость-тюрьму Эдикуле, а на следующий день убит.
На престол был вновь возведён Мустафа I и вновь через несколько месяцев свергнут с престола, а через несколько лет умер, вероятно, от отравы.
Младший брат Османа, Мурад IV (1623—1640), намерен был, казалось, восстановить прежнее величие Османской империи.
Это был жестокий и жадный тиран, напоминавший Селима, но вместе с тем способный администратор и энергичный воин.
По исчислениям, точность которых не может быть удостоверена, при нём казнено до 25 000 чел. Нередко он казнил богатых людей исключительно для того, чтобы конфисковать их имущество.
Он вновь отвоевал в войне с персами (1623—1639) Тавриз и Багдад; ему удалось также нанести поражение венецианцам и заключить с ними выгодный мир.
Он усмирил опасное восстание друзов (1623—1637); но восстание крымских татар почти вовсе освободило их от османской власти.
Во внутреннем управлении Мурад стремился ввести некоторый порядок и некоторую экономию в финансах; однако все его попытки оказались неосуществимыми.
При его брате и наследнике Ибрагиме (1640—1648), при котором государственными делами вновь заведовал гарем, были потеряны все приобретения его предшественника.
Сам султан был свергнут и задушен янычарами, возведшими на престол его семилетнего сына Мехмеда IV (1648—1687).
Истинными правителями государства в первое время царствования последнего были янычары; все государственные должности замещались их ставленниками, управление находилось в полном расстройстве, финансы достигли крайнего упадка.
В Европе Османскую империю часто называли Оттоманской империей, Высокой (блистательной) Портой или просто Портой. Но к 1669-71 годам от этого «блеска» уже мало что оставалось и даже начала отслаиваться сама позолота.
В предыдущей главе было рассказано об обстоятельствах смешении Крымского хана Мехме́д IV Гера́й Суфий.
И теперь я думаю, читателю понятно, почему он выбрал между вариантами: быть казненным турецким ханом Мехмедом IV с последующей конфискацией всего имущества или добровольно отказавшись от имущества и гарема, стать мусульманским монахом- дервишем, выбрал второй вариант!
Обрисовав общую политическую обстановку и расклад сил в Османской империи и Крымском ханства на 1669г. мы можем перейти к рассмотрению основного вопроса этой главы – об обстоятельствах принятия Гетманом Войска Запорожского Петром Дорошенко протектората Османской империи!
По этому поводу множество историков, что российских, что дореволюционных украинских, писали много. Но при этом у каждого из них эти события получались разными.
Если все же попытаться сделать обобщенный вариант видения официальной историографией факта принятия П. Дорошенко вассалитета от Османской империи то получается следующее.
В 1669 г. он вступает в окончательный договор с Портою, признав себя вассалом султана, за что последний обещал ему помощь для освобождения Украины в ее этнографических границах -- по Перемышль и Самбор, по Вислу и Неман, по Севск и Путивль (т. е. до московской границы).
Но союз с Турциею и Крымом, даже помимо признания их верховенства, был весьма непопулярен среди казачества.
Свое подданство султану Дорошенко по возможности маскировал перед народными массами, но им достаточно претили уже и союзные отношения с «неверными», вековечными врагами: тем более что приход на Украину «союзников»-татар сопровождался опустошениями самой союзной территории и уводом в плен жителей.
Хотя Дорошенко в своем трактате с Турцией и поставил условием, что такие бесчинства впредь не должны иметь места, но все его представления в том смысле турецкому и крымскому правительству оставались бесплодными.
Среди населения Правобережной Украины под впечатлением этих татарских опустошений начинается форменное бегство; развившаяся уже перед тем эмиграция в Левобережную Украину все усиливается, доходя до размеров массовых.
А против самого Дорошенко ввиду непопулярности его политики выступают все новые и новые претенденты, особенно со стороны Запорожья, враждебного союзу с Крымом.
В 1669--72 гг. Дорошенко приходилось вести постоянную борьбу с такими запорожскими гетманами -- Суховием, Ханенко.
Но, несмотря на эту непопулярность и тревожные симптомы, Дорошенко упорно держался союза с Турциею.
При помощи ее он, прежде всего, хотел окончательно покончить с претензиями Польши на Украину и призывал турецкое правительство к активным выступлениям.
Султан Магомет IV, заручившись поддержкой П. Дорошенко решил двинуться на Польшу. В конце 1671 г. он начал готовиться к походу и выслал польскому правительству извещение, что вследствие нападений поляков на территорию его вассала Дорошенко он, султан, решил предпринять поход на Польшу.
В мае 1672 г. султан действительно двинулся в поход с огромною армиею. Хан со своей ордой выслан был вперед и вместе с Дорошенко рассеял находившиеся на Украине польские отряды и казаков Ханенко.
Турецкая армия осадила Каменец, плохо вооруженный и сдавшийся после недолгой осады, затем двинулась на Галичину и осадила Львов. Никто в Польше не думал о сопротивлении.
Польские комиссары, прибывшие в турецкий лагерь во время осады Львова, согласились на все условия турок, уступив Турции Подолию и обязавшись, кроме того, платить ежегодную дань.
«Украина в давних границах» отдавалась Дорошенко, и польские гарнизоны, какие еще там оставались, польское правительство обязывалось вывести оттуда.
На этих условиях был подписан договор под Бучачем 7 октября 1672 г., и турецкая армия, заняв Подолию, ушла обратно.
Таким образом, первая половина плана Дорошенко, по-видимому, была исполнена. Недалеким казалось и его дальнейшее осуществление.
И все бы возможно у П. Дорошенко получилось не вмешайся русский царь! Московское правительство, озабоченное союзом Дорошенко с Турциею и предостережением, какое давало ему нашествие турок на Польшу, готово было идти на всяческие уступки, лишь бы обезопасить себя от турок.
Правительство и земский собор решили принять Дорошенко с Правобережною Украиною под московскую протекцию ввиду того, что по Бучацкому договору Польша отказалась от прав на Правобережную Украину, и перемирие с Польшею не связывало больше московское правительство по отношению Украине. Московское правительство готово было пойти на уступки требованиям Дорошенко.
Сам П. Дорошенко так же вел с Москвой свою дипломатическую игру! В рамках переговоров с русским правительством он поставил такие основные условия:
Чтобы на всей Украине в пределах Киевского, Браславского и Черниговского воеводств был один гетман; его власти должно было подчиняться Запорожье, также и Киев, то есть московские воеводы должны быть выведены даже из Киева, и их нигде не должно было быть; но московское правительство возьмет на себя обязательство охранять Украину.
Но и Речь Посполитая не дремала! И польский король повел свою дипломатическую игру с русским царем и П. Дорошенко.
Польское правительство заявило, что, но не отказывается от прав на Правобережную Украину и не намерено исполнять Бучацский договор, поэтому принятие Дорошенко под московскую протекцию сочтет нарушением перемирия. Действительно, Польша не вывела своих гарнизонов из Правобережной Украины и продолжала поддерживать Ханенко против Дорошенко. Это остановило Москву.
Но это все видения историков живших на несколько столетий позднее описываемых ими событий. А история нам сохранила ряд подлинных документов той эпохи. Это письма польского короля, крымского хана, переписка П. Дорошенко с Запорожскими казаками.
И чтобы читатель понял, как поляки видели ситуацию на Украине в 1667году, привожу два письма польского короля Михаила Вишневецкого.
(это авторский перевод этого и всех последующих письм, с максимальным сохранением стиля и слов староукраинского языка, чтобы современый рускоязычный читатель понял как думали и как писали наши прадеды в 1669-1670-х годах- автор)
МИХАИЛ
ИЗ БОЖЬЕЙ ЛАСКИ КОРОЛЬ ПОЛЬСКИЙ
большой князь литовский, руський, прусский, мазовецький
жмудський, киевский, волынский, подляшский, подольский
инфлянтський, смоленский, сиверский, черниговский
Ознакомить этим нашим письмом всех вообще и каждого отдельно, кому о том надлежит знать, что на прошлом, счастливо законченном сейме вельможные и врожденные комиссары наши и Речи Посполитой после прочтения комиссии, отправленной в Остроге, подали ее оригинал к актам нашей коронной метрики.
А ту комиссию, которая будет служить Запорозькому войску, как городовому, так и низовому, под нашим господством, вписать к книгам и из них правильно, слово, в слово, переписав (также и апробацию той комиссии, напечатанную в конституции), мы приказали для ведомости и совершенной информации аутентично выдать ко всем полкам войска нашего Запорозького и всех украинных обывателей.
А та комиссия сама в себе имеет такое:
Во имя Бога, единственного в Святой Троице, Отца, Сына и Святого Духа. На вечную память сущим и тем, которые будут потом.
Найяснишого Михала, из божьей ласки короля польского, великого князя литовского, руського, прусского, мазовецького, жмудського, инфлянтського, киевского, волынского, смоленского, сиверского, черниговского и всей Речи Посполитой Короны Польской и Великого Княжества Литовского, мы, Станислав Казимир Беневский, воевода, генерал черниговский, богуславський, носевський староста; Ян Францишек из Лубович Лубовицкий, кастелян волынский, пунський, липницький староста; Ян Пьясочинский, кастелян хелмський; Ежи Манецкий из Пигловиц, стольник киевский; Стефан Пьясочинский, браславський, синицький староста, сеймовым уважением назначенные комиссары объявляем:
Что от войска его королевской милости Запорозького из Низа от своего старшего, врожденного Михаила Ханенко, и целого войска высланы послы к нашему милостивому господину, к его королевской милости, то есть врождены Семен Богаченко, Яков Ярошенко, Роман Малук, Иван Полтавець, Иван Завиша, Степан Билий, Василий Олексиенко с другими товарищами.
Они, станувши около ног его королевской милости, нашего милостивого господина как господина своего прирожденного, получили родительскую и королевскую доброжелательность и были отосланы к нам, комиссаров всей Речи Посполитой, для обстоятельной домови.
Тогда мы, удостоверившись что то все войско его королевской милости Запорозьке, которое есть не только на Низу в Сече, но и в огородах, что им будет предоставлена и утверждена на ближайшем сейме через конституцию достаточная ласка его королевской милости, нашего милостивого господина.
Особенно, чтобы не погибало набоженство в церквях религии греческой во всех тех местах, где только распространяется власть и счастливое господство его королевской милости, чтобы не было оно уничтожено и, чтобы уже не было больше никаких притеснений для монастырей, церквей и добра на том сейме, за снесением с их милостями отцами епископами, как пастырями, которые остаются под господством его королевской милости, и с самим превелебним в боге его милостью отцом митрополитом, совершат они окончательное постановление, чтобы оставались при той вольности в целости, как было перед войной и как постановлено найяснишими предшественниками его королевской милости, нашего милостивого господина, чтобы безопасность, вольность, уважение оставались на вечные времена не только более высокому, но и всему духовенству.
Также древние военные вольности, не только церкви греческой религии, но также все касательно добр, хуторов и любых собственных казацких имений, - все будет ненарушенный всем вообще и каждому отдельно.
Суды, чтобы два судили одного, согласно просьбы и послания самих же господ послов.
Вдовам умерших мужчин-казаков должна быть всевозможная вольность в добрах и хуторах такая, которой пользовались их мужчины. А когда бы вдова пошла замуж, то как пойдет за казака, будет заживать казацких вольностей.
Также элекция гетмана, согласно давних обычаев, должен происходить так, как сами жаждали — на местах, за условленными правами и военными обычаями, однако с тем, чтобы избранный гетман брал на потомные времена потвердження и благословенство от его королевской милости из поприсяженням вместе с полковниками и старшиной войска верности и, чтобы на том правительстве не присваивал никоим образом себе пожиттєвого права, не делал казакам ни притеснений, ни утяжень сверх того, которое позволяет ему его правительство, а оставался, пока будет хотеть и подобатиме его войско.
Наконец, отворяем дорогу военные во всех подходящих посланиях в настоящий момент и на потом к ласке его королевской милости, нашего милостивого господина, и всей Ричи Посполитой, обещая — получат все, о чем покорно и подходяще будут просить.
А что уже за лаской милостивого Бога войска возвращаются к его королевской милости как к господину прирожденному и Речи Посполитой как к своей матери, то все то, что только господь Бог допустил, как общие грехи в течение такого длительного времени, навечно отдать в забвение и вечную непамять без любого помысла мести.
Потом они приняли через своих послов обязательство на душу и совесть свое и целого войска, что отвязываются от всяческих протекций посторонних монархов, а когда бы находились в которых до той поры, то тех всех навечно отрекаются и перед Богом обязываются, что к ним никогда не будут возвращаться.
Не должны принимать и отправлять никаких посольств без ведомости найяснишого маєстату его королевской милости, нашего милостивого господина, или сиятельных их милостей милостивых господ коронных вождей;
Также, не будут посылать к кому-либо из посторонних и вообще будут оставаться в верности и никогда не измененном послушенстве его королевской милости и Речи Посполитой;
должны становиться они и доблестно, примером своих предков, давать врагу отпор (и это против всякого врага коронного и Большого Княжества Литовского), как только получат распоряжения сиятельные их милостей господ коронных вождей, в полной военной готовности, под хоругвью, которая отобрана из рук его королевской милости, нашего милостивого господина.
А когда бы в настоящий момент и на потом (чего боже поубавь) начались какие-то внутренние бунты, как в Сече, так и в волости, успокаивать их самим всеми своими силами и не давать распространиться злу, а каждого, кто противиться потому постановлению и подданичеству его королевской милости и Речи Посполитой, как врага сносить, карать и убивать.
Чтобы тем более радовалось вольностями и лаской его королевской милости и Речи Посполитой Запорозьке войско, заверяем, что в домах, имениях, хуторах казацких жолнер никогда не будет становиться постоем, переходом ли, ночлегом ли, не будут выбирать для них ни временные стадии, ни зимнего хлеба, не будут делать несправедливость и грабежей под угрозой наказания на горло, - и это на вечные времена.
Притом булава, бунчук, печать, комишина будет отдана Запорозькому войску из будущего сейма, а при отдавании упомянутых военных клейнодов гетман, полковники, судьи, осаули и вся старшина должны будут выполнить присягу на верность его королевской милости и Речи Посполитой при комиссарах его королевской милости.
Признаем также благородное состояние и духовенство должно получить свободное возвращение к добр, потому что та комиссия не должна ни в чем нарушать вольность и право благородного состояния и духовенства.
Что только принадлежало к гетманской булаве Запорозького войска, его королевская милость, наш милостивый господин, и Вещь Посполитая апробирует на будущем сейме.
Это все должно быть тримано вечно и нерушимо, через что для памяти потомным следующим возрастам подписали ту комиссию мы, комиссары его королевской милости, нашего милостивого господина и всей Ричи Посполитой обидвох народов, также и послы — комиссары Запорозького войска.
Делалось в Остроге, дня второго сентября по римскому календарю. Году тысяча шестьсот семидесятого.
На следующий год турки похода не повторили, Польша осмелилась перейти в наступательную войну, и под Хотином Собеский одержал над турками победу.
Избранный вместо Д. Многогрешного Левобережным гетманом И. Самойлович, старавшийся всеми мерами помешать соглашению московского правительства с П. Дорошенко, так как оно лишило бы гетманства его самого, советовал не доверять Дорошенко и действовать оружием.
Московское правительство, в конце концов, решилось следовать этому совету.
В начале 1674 г. Самойлович и Ромодановский получили приказ двинуться за Днепр. Им было поручено повести военные действия только в таком случае, если бы не удалось прийти к соглашению с Дорошенко, но Самойлович умышленно не вступал с ним ни в какие переговоры, а постарался привлечь на свою сторону правобережное войско и население.
Новый Крымский хан Адил Гирей ( о котором мы расказали в гл.20- автор) так же был недоволен тем, что П.Дорошенко помимо него вошел в непосредственные сношения с Турцией, и неохотно исполнял приходившие оттуда приказы помогать гетману.
Вот одно из сохранившихся писем Крымского хана Адил-Гирея Польскому королю:
АДЕЛЬ-ГЕРЕЯ крымского хана, к его милости короля, присланного через Ахмета-агу 8 июня 1667 года, отданного публично в сенате в Варшаве.
«Хвала Богу, творцу и кормильцу всего мира, и честь самому достойному утешителю рода человеческого, последнему пророку, заместителю на судном дне, то есть благословенному Махмету Мустафи, и пусть будет его мир и боже милосердие над ним и его потомками и помощниками большой орды и больших государств, и кипчацьких полей, и столицы крымской, и бесчисленных татар, и без счета войск ногайских высокого достоинства, что как будто солнце, которое всходит, и планета Меркурий, которая соглашается с солнцем.
Продли, Боже, счастливое в здоровье наше господство!
От нас желаем королю польскому, великому князю литовскому, руському, прусскому, мазовецькому, жмудському, инфлянтському, киевскому, Яну-Казимиру Четвертому, большому монарху, который соединяет в себе все добродетели, продли ему, Боже, до последнего дня счастливое господство!
А с искренней любовью, поздравив и спитавшися о счастливом господстве, мы, хан, сообщаем, что письмо дошло до нас через вашего посла Карвовского.
Пишете, что мы вроде бы сорвали присягу, но нет, не мы являемся причиной нарушения мира, потому что все, что произошло, - все из вашей вины.
Во-первых, вы присягали, что не будете высылать в Москву послов для соглашения без ведома Крыма, а теперь вы постановили с Москвой, которая выслала три комиссаров, трактаты и нас о не том не уведомили.
А когда к нам многократно присылала Москва послов, обещая дать нам все общеприняты дары, чтобы мы только примирились с ней, мы же не хотели, говоря, что король польский та Вещь Посполитая живут с нами в братстве и приязни, отдайте им Смоленск и другие порты и Заднипровья.
Договариваясь о том, мы задержали их посла в Крыму.
А теперь вы постановили без ведома Крыма трактаты с Москвой, то ли годится?
Во-вторых, хоть казаки и подданные ваши, однако ради нашей приязни вы клялись, что не будете делать им никакую несправедливость, а теперь они на нет обратные — мало что их уже и осталось.
Тот плач непрерывно доходит в Крым, но мы не считались с тем через приязнь к Польше.
Хоть мы казаков и охраняем, но то для вашего же добра, чтобы они через большее притеснение не отдавались кому-то другому; знаем то хорошо, что подданными нашими они быть не могут.
В-третьих, когда брат наш, хан Мехмет-герей, став ханом, ехал в Крым, его встречали два ваших посла в Билогороди.
Когда же я за божьим распоряжением сел на нашем крымском барстве и на столице, то не только меня не встречал посол, но, пока я первый не послал к вам посла, от вас у меня не был никто, то должна ли такая быть приязнь?
И кроме тех причин, когда Нурадин-солтан, брат наш, садился на коня со всем войском, мы приказали ему идти на казаков и оповестили ему, что поляки наши приятели, а его милость король издавна является нашим братом и остается с нами в приязни; мы крепко приказывали, что нужно, чтобы ты оставался в приязни и был врагом ваших врагов Солтан, наш брат, погромивши врага как нашего, так и вашего, вернулся к Белой Церкви и отправил посланца в коменданта, но не получил ни один подходящий ответ.
Потом, написав письма к вам, брата нашего, и к гетману, и к Маховского, он послал старшего вратаря.
Потом три или четыре месяца стоял в Украине и не дождался ни посланца, ни одного ответа.
И войско ваше, что шло на Украину тремя трактами, трижды хватало из татарского войска «языка», а когда то войско было разгромлено, мы нашли тех людей в Маховского в кандалах — а брать «языков» от приятеля не принадлежит.
Нурадин-солтан, будучи в Украине, послал письма к гетману, а ему не прислано ни одного письма.
Когда же он узнал, что Маховский хотел ударить на наше войско, вышел против него, и после большой битвы ваше войско разгромлено; ясно то каждому, что после битвы один должен быть побежден, и от поражения войска государство немного имеет ущербок — так бывает всегда, однако через то рвать приязнь не нужно.
Известно то всем, что Крым был вам полезный в немалых оказиях, - так, мы хорошо становились за вас, когда ходили на шведа, на венгров и на Москву, когда Шеремет был, и в других многочисленных оказиях, и, когда захотите оставаться в приязни, еще больше испытываете нашей дружбы.
Вы просили возвратить невольников, однако так не водится; когда будет приязнь, они и так не погибнут, - сделать то будем мы в силе.
Мы просим и за казаков, чтобы вы не приказывали направлять на них войско.
В настоящий момент с вашим послом посылаем своего на имя Ахмет-ага.
А те пункты пусть будут принятые, общепринятые же подарки присылайте своевременно ежегодно, и, с божьей помощью, наше братство будет лучший от первой приязни, а когда хотите мира, пришлите посла к возобновлению присяги, а мы к последнему концу жизни нашего будем оставаться в братской приязни.
Данный в столичном городе Бакчи, дня 17, месяца шавала, в 1667 году.
P.S.
Мой брат, на крепкую дружбу посылаю коня из кульбакою и с уздечкой, прошу благодарно принять, а посланца высылайте не забавляясь, как можно быстрее.
Мой ;heu и брат, рекомендую Вам Кобилецкого, что очень способный к монаршей службе; то мудрый и ученый человек, его лучше всех других можно посылать для частых посылок, и жолнер он хороший, просим, чтобы лишавсь у вас в ласке.
Адель-герей, хан.
Ну а вот и переписка П. Дорошенко с Войском Запорожским низовым!
Вначале письмо запорожцев к Дорошенку.
Милостивый пане Дорошенку, цьогобичный гетмане казацкий!
Вероятно, не хотелось нам, низовому Запорозькому войску, писать к вашей милости милостивого господина, однако через наставшую беду и разделения нашей отчизны в виду твоего властолюбия вынуждены мы писать, а писавши, очень потому удивляемся, что ваша милость, милостивый господин, будучи сыном нашей малорусской отчизны, не посыновнему и вообще не по-приятельски делаешь с ней, поскольку оставшись почтенный от городовой нашей братии высоким гетманским самолюбием, уничтожил то их к себе добродейство и через своих мыслимых какие-то прибыли и пользе или для марнотрацтва, что исчезает как дым, и вредной для души славы этого мира, будешь тянуться против всемогущей божественной силы и воли, стать единственным на оба бока Днепра гетманом.
И стал домогаться того своего намерения с крайней распашкой нашей отчизны и с беспощадным кровопролитием и пагубою наших братьев, призвал себе в помощь на то пагубно для души дело из Крыма бусурманське татарское войско, - этот ваш поступок не только позора, но и проклятия достоин.
Поприсмотрелись мы уже достаточно из прошлых событий, после смерти славнопамьятного покойного гетмана нашего Богдана Хмельницкого, к легкомысленным твоим предшественникам, которые были после него, Хмельницкому, тебе подобных владолюбцев, губителев и розорителев нашей отчизны, которые для своих собственных приватов, а не для общего добра, также бессовестно кусилися на то же, на что куситься теперь, подобно ним, с пагубою для души и ваша милость.
Но, как и те ничего больше не достигли, только соблазнили на себя всенародный плач и непрестанное всенародное проклятие, так и ваша милость не иных, можешь быть определен, только таких к себе, вредных для души преемников и человеческих проклятий.
Очевидно, дьявол, который всегда ищет человеческой погибели, насеял нам вас, таких гетманов, как куколю к пшенице, что через свои приваты и интересы, по крайней мере, не болеете о крайнем упадке нашей отчизны.
Лучше было бы тогда для всенародной пользы каждому из прошлых гетманов, да и самому, вашей милости милостивому господину, удовлетворяться своими от Бога данными оброками, чем вредно для души, с разорением отчизны и истреблением братьев наших искать и допинатися того, что везде действующая божья воля запретила совсем и не допустила прошлым гетманам, и в настоящее время запрещает и не допускает и самой вашей милости.
О чем мы, низовое Запорозьке войско, будучи съеденным сожалением за пришедшую в упадок и которая до остальных приходит в упадок отчизну нашу Малую Россию, пишем к вашей милости милостивого господина это наше писание, пристально через него, посылая и горячо прося, чтобы стал (когда не послушал прежние наши советы, то, по крайней мере, этого крайнего послушай) без разлития в дальнейшем крови и разделе отчизны на том условии, которую тебе господь Бог за своей милостью соизволил уделить.
Помни к тому же, согласно святого писания: во всех делах твоих последнее — твое, знай, что человек смертен, теперь живешь, а на утро жить перестанешь, и хоть бы весь мир приобрел бы себе, но душу свою лишил бы вечной божьей благодати, то которая с того польза была бы вашей милости милостивому господину, разгляди.
Предлагаем и остаемся вашей милости милостивому господину всего добра благожелательные приятели и братья.
Лукаш Мартынович, кошевой атаман со всем старшим и меньшим обществом низового Запорозького войска.
Из Запорозькой Сечи, 18 октября 1669 года
Ответ П. Дорошенка Запорожскому войску низовому.
Милостивый пане Лукаш, отамане кошевой, со всем обществом низовым Запорозького войска!
Прочитав ваше письмо, писанное ко мне с большим упреком и докукою, я не могу и до сих пор оставаться без сердечного сожаления.
На него я, как через мой упомянутое сожаление, так и через постоянные затруднения и неприятности, и до сих пор воздержался с надлежащим к вам ответом.
Теперь, отвечая на ваше письмо, прежде всего, положу этот псаломський высказывание: «Когда бы враг ругал меня — перетерпел бы, а когда бы ненавидел меня и оговаривал меня — спрятался бы от него».
Вы же люди единодушны, друзья мои и явные мои правдешне братья, нанесли мне такую большую печаль своим писанием, не какой еще знал я даже от главного своего врага.
Следовательно, можно приписать вам невежество, что вы, живя, как пустынные звере, в видлеглых от своей отчизны низово-днепровских лугах, тернах и ветках, ничего, что делается в мире и вашей отчизне, в совершенстве не зная, беспокоитесь только своими собственными промыслами и утеваєте в них, как дикие вепри.
Можно было бы вам, посоветовавшись со своими молодецкими председателями и без докуки, спросить меня о том, для чего желаю иметь я под своим рейментом оба бока Днепра?
Совершил бы вам ответ не иной, только полную истины, что желал того не из моей какой-то легкомысленности, но из поведения славного, блаженной памяти предшественника моего Богдана Хмельницкого, научился я того порядка и желал, чтобы и как за его гетманство, так и теперь, при моем правительстве, было единственное стадо и единственный пастырь.
А поскольку через амбицию кое-кого из вашей и нашей братии трудно это было поступить иначе, то должен был я употребить для того и военных средств, а когда и так ничего не справилось ожидаемого через упрямую и властолюбивую человеческую фантазию, то был должен с немалым сожалением и болью относительно раздвоения, которое ведет к большему упадку и несчастью вас и вашей отчизны, стать на своей, данной мне от Бога, как и сами, пишете, позиции. Какая же у вас, правда и ум, когда только и хаете меня и гетманов, которые были в Чигирине передо мной после старого Хмельницкого, гетманов, которые желали быть единственной пообабич Днепра Малой России, правдешньой вашей и своей отчизны, оставаться под одним [гетманом] и один гуж тянуть?
Все у вас невинные те, что по тот бок, который от Переславля, как Сомко, Брюховецкий, Суховей и теперешний гетман Многогришний, а они упразднили и отбросили старое казацкое право и украино-малорусский уклад, который был не только за Богдана Хмельницкого, но и за Петра Сагайдачного и других более давних казацких гетманов, ради своих собственных приватов и амбиций, а не для всенародной и витчизниной пользе, - они явились начальниками больших дрязг и кровопролития. Молчите о них, не злословите, как по мне, даже пара против них не является из ваших уст!
Следовательно, можно мне додуматься — произошло то из вашего мудрого совета и разрешения, что ваша единственная отчизна разделилась пополам и что многочисленная братия ваша под проводом тогобочних начальников, следуя норову и хотенню своих руководителей, навсегда осталась видчуджена при своей временной жизни от цьогобочной своей братии, что под моим рейментом.
А когда так есть запевное, как мы думаем, что раздвоение вашей отчизны произошло из вашего совета, то чего на меня гневаетесь?
Почему щепу в моем глазу видите, а в своем не видите колоду?
Должны здесь признать правду, что я за то не виноват, что желал, согласно порядка Богдана Хмельницкого и более давних казацких гетманов, спрятать у себя такой же уклад и видеть Малую Россию, что пообич Днепра, под единственным рейментом. Потому что те, которые любят неправду, ненавидят свою душу, чего ваша милость остерегайтесь, а делайте правду.
А что теперь будете говорить и кого винуватимете, ведь после коварных и злостных лядских мероприятий наша отчизна разделилась и на третью часть, когда Уманские, браславськие и другие тамошние казаки поставили себе в Умани нового гетмана Ханенко, который, будучи подтвержденный на том гетманстве от короля, стал уже убираться с поляками на крайнее разорение вашей украинской отчизны и на меня?
И ли здесь будете защищать от Ханенко исконную столицу ваших запорозьких гетманов и не дам ему, с божьей помощью, поганьбити меня и старобытный гетманский уклад?
И вообще вы не только должны не гневаться на меня за то, но и помочь мне против того неумного владолюбця Ханенко, стоя крепко, чтобы порядки давних ваших гетманов шли своим строем, без повреждения, и, чтобы благочестивую греко-руську веру наша святая не была отменена через злостное лядское насилие и покрыто унией, о чем они, поляки, издавна заботились; и Ханенко, будучи под их властью, в последующем не сможет от того отречься.
Когда же спросите относительно нынешней турецкой протекции, чего принял ее, даю такой ответ, что не из какой-то легкомысленности, но должен был то совершить из большой нужды.
Сами ваши милости хорошо о том ведаете, что отважный ваш гетман, а мой предшественник Богдан Хмельницкий с вами, хорошими молодцами, при всесильной божьей помощи, а своей мужественной отваге и храбрости, через несколько лет отрекся саблей с большой затратой силы и кровопролития из тяжелого ляшского ига, и не через какую потребность, но из хорошей воли и из здорового совета тогдашней своей старшины, и не через что другое, а ради единственной православной греко-руськой веры, удался под высокую руку православного московского монарха, пресветлого государя Алексея Михайловича, - делал он это не с таким намерением, чтобы единственная Малая Россия, ваша отчизна, когда-то разделилась надвое или натрое и имела в себе двух или три гетманов, но с таким предрвением и хотениям, чтобы и Имела Россия, находясь в единственной нераздельности, всегда малая у себя единственного гетмана, заживая во всем своих давних и старобытных прав и вольностей, о чем и было выдано ему, Хмельницкому, подтвержденные грамоты его царской пресветлости.
Но теперь его царского пресветлого величества воля и ласка к нам и вас, войска низового Запорозького, изменилась, поскольку поляки, не могучи до остальных нас и вас присвоить себе и завладеть в иной способ, удались, не ознаймуючи нас, к трактатам с россиянами, а съехавшись за Смоленском, в каком-то селе Андрусове, уторговали там себе у россиян нас как бессловесный и ничего не соображающий скот, отступив россиянам теми постановленными в 1667 году, января 30, в Андрусови договорами на тринадцать лет завоеванную с казацкой помощью Смоленщину со всеми завоеванными городами и уездами, а именно Дорогобужем, Белой, Невлем, Себежом, Красной и другими, что отстоят от Витебского и Полоцкого края и от Инфлянт.
Это россияне приняли от поляков за тем Андрусовским договором и легко разделили вашу отчизну, Малую Россию, надвое, приняв себе ту часть, что от Переяславля, а эту часть, что от Чигирина, со святым вашим градом Киевом и с вами, низовым Запорозьким войском (да и то, разделив себе пополам), отбросили от себя и отдали под першопочаткове ляшское иго.
А поляки, будучи довольные тем тринадцатилетнем Андрусовским договором и не известивши о том мне, гетману, наслали сразу же своего рейментаря Маховского с войском, огнем и мечом, воюя и разоряя вашу отчизну — Украину.
Я тогда, болея и отвешивая за нее свою жизнь, призвал себе в помощь часть крымской орды из Калгою-солтаном и. с ней при всемогущей божьей помощи разгромил вдребезги того Маховского, шкидливця и разорителя отчизны, с его войском.
Тогда хитрые поляки объявили мне Андрусовский договор и волю пресветлого российского монарха, в них выраженную, требуя от меня, чтобы пригодился с ними без последующего противления и военного опирания и пидхилився под их власть.
Увидев те Андрусивские договоры, я, вероятно, заплакал жалостным и полным тоски сердцем, усмотрев неожиданное склонение ласки к себе и всей цьогобочной Украины от православного российского монарха.
Однако, не противлячись ей, рад-не-рад, должен был склониться под их ляшскую руку и с коронным маршалком и польним гетманом в присутствии Калги-солтана постановлено было 1667 года, 19 октября, под Пидгайцями трактат.
Этот трактат мало что хорошего нам удостоверял в себе, однако я был уверен тогда маршалкивським и гетманским словом, чтобы исправить с Инструкцией на коронный сейм своих послов, на котором, за содействием того же коронного маршалка и польного гетмана имело зорудуватися все желаемое нашей отчизне и вам, всему Запорозькому войску, из потвердженням ваших давних прав и вольностей.
Но то маршалкивське обнадежение далеко осталось от своего осуществления, и ласка Речи Посполитой Польской до остальных уничтожила наши пожелания.
Потому что когда я посылал многоразово послов к новоизбранному и коронованному польскому королю Михала Вишневецкого с полной Инструкцией моих и всей вашей отчизны пожеланий, то был только уверен комиссией и обетами. А когда потом польские комиссары съехались к Острога, то всевозможные и многочисленные желания мои, что подавал я через многоразовых своих посланников, они отбросили полностью и постановили те Острозьку комиссию с посланцами новопостановленого своего уманского гетмана Ханенко, подтвердили его гетманом всей Украины, а меня совершили цифрой Увидев это и не захотев дать в надругательство старобытную славу вашей, Запорозького войска, я, радий-не-радий, должен был удаться с сердечным сожалением к Оттоманской Порты.
Потому что ведаю точно, что пресветлый российский монарх, отступив от нас через упомянутые Андрусовские договоры с поляками (они добрались мне от поляков, и их я посылаю вам список, чтобы лучше поразмыслили), не захотел бы их нарушить по нашей просьбе и пойти на военную выправу с поляками за нас, должен большее старание успокоить вечным миром свои собственные с ними, поляками, интересы.
И еще поприсмотритесь, ваши милости, глазом своего ума, Хмельниченко ли не через них самих, россиян, отдалился от них, ведь, кроме других действий, невыносных самому ему, звелено было приданым Переяславскими статьями выступить казакам (и не быть там имени казацкому) из Быхова и из других тамошних городов, купленных казацкой кровью и завоеванных от литовской власти.
После этих зачинов, увеч непожиточних вашей отчизне, можете ли надеяться в дальнейшем на что-то лучшего?
Я — нет. И безбожные тогобочные владолюбцы, галат безрассуден , что из-за своих приватов (чего жались, боже) разодрали пополам вашу отчизну, разглядите, долго ли будут твердыми в своем жилье, правах и вольностях вместе с невинными и простодушными людьми своего рейменту?
Поэтому не я являюсь причиной отечественной руины, но подобные вашим милостям, которые желали раздвоения ее, или те амбицианти, которые ради своих собственных приватов и быстро заникливой славы, их я выше понайменовував, садясь на тогобочное гетманство, привели ту бедную нашу отчизну, Малую Россию, в крайнюю распашку и к змалення людям. Но между теми людьми не называю невинную душу Беспалого — первого и недолговечного тогобочного гетмана.
Вот раздвоение и розтроення нашей отчизны ничем другим, только одним, за евангельским высказыванием, запустением воняет, какого не дай боже!
К тому же и то взвесьте у себя, ваши милости милостивое барство, подходяще ли будет вам, оставшись под ляшской рукой, упразднить исконную благочестивую греко-руську, которая есть проводницею к вечно спасенной жизни, веру и остаться не определенными своего спасения из Ханенком после ляшского насилие к унии?
Не пожиточнише ли остаться под турецкой властью при невредимых догматах и обрядах своей святой веры на давних и исконных, вам и вашей отчизне данных, правах и вольностях, крепко утвержденных теперь од Порты?
То все, подав к розмыслу вашим милостям милостивому барству, весьма прошу ваших милостей милостивого барства спрятать ко мне такую приязнь и любовь, которую прятали к моему предшественнику, славному гетману Богдану Хмельницкому, а навзаєм, декларируя к вашим милостям милостивого барства мою навсегда искреннюю благожелательность и приязнь, желаю вам-таки от господа Бога многолетнего здоровья, чтобы заживали во всем счастливых успехов.
Из Чигирина, 11 февраля 1671 года
Вашим милостям милостивому барству всего добра благожелательный приятель и брат Петр Дорошенко Гетман найяснешой Порты Оттоманской украино-малорусский и всего Запорозького войска
Современики оставили нам воспоминания о том, что : « Когда был вычитан в Запорозький совету тот Дорошенково письмо, то одни из них, невежды и пьяницы, ругали Дорошенко и его посланца за доткливе к ним в тех листьях слово. А другие, степенные и умные, плакали, уважает силу того письма.
На него кошевой атаман хотел, вероятно, совершить ответ, однако упомянутый запорозька халастра - «сволочи», не позволила.
Поэтому тот посланец был отправлен от кошевого к Дорошенко со словесным ответом и благодарностью, а когда прибыл в Чигирин, Дорошенко с того не увидел истинного к себе уважения от запорожцев и, поставив это себе за пренебрежение от них, опять возобновил в себе к ним гнев и недоброхотство
Запорожцы, увидев такую очевидную к себе Дорошенкову злобу, написали к нему такое свое письмо.
Вот последнее письмо запорожцев к П.Дорошенку.
Милостивый пане Дорошенко, уже не наш, Запорозького войска, гетмане!
Как темнота от света отличается, так отличается злобный мужчина от хорошего и богобоязненного человека.
И подходяще кто-то прорек, что трудно доискаться у взлома и коварному мужчине добродетели, и эта пословица полностью прикладывается к вашей милости, когда ваша милость, сколегувавшись с давними врагами святого креста и святой нашей христианской веры (пусть бы и потребность того требовала, как заявляє о том просторное ваше письмо, писаное перед этом к нам) и сетует благожелательным их сыном, уничтожает нас, низовое Запорозьке войско, и возложился искоренять правдешню свою братию, православных христиан, безрассудно и бессовестно посылая их в подарках басурманам, о чем ясно свидетельствует твое письмо, писаное через Мазепенко к крымскому хану с посылкой в подарке нескольких человек нашего Запорозького общества, и который с ним, Мазепенком, достався в наши руки. ( речь идет о генеральном писаре гетмана П. Дорошенко Иване Мазепе!- автор)
В недавно прошлые лета ваша милость, писавши к нам, Запорозького войска, просторное произнесение относительно бывших тогда дел, назвали нас, кто находится здесь, в низоднепровых лугах и реках, дикими зверьми и вепрями, а теперь, доводя до конца свою вредную для души, беззаконное дело, начали нас съедать, как бестия, будто собственных зверей, вылавливать и невинно засылать в вечную бусурманську неволю, знамерившись купить желаемую себе милость у родителей своих, бусурман, нами, живой монетой, предорогою кровью господа нашего Христа, который выкупил ею нас с тобой от вечного рабства.
Уважай и разгляди полно, Идин товарищу (потому что тот продал жидам на вбиття своего хорошего учителя и спасителя мира Христа, а ты начал без его, божьего, страху продавать нас, православных и правдешніх его, Христовы, рабов, за нужную тебе их ласку), подходяще ли делаешь и не есть ли твое злодеяние большой преградой твоему спасению!
«Хороший мужчина, - говорит божественное евангельское писание, - из хорошего сокровища сердца своего выносит хорошо, а плохой мужчина из плохого сокровища сердца своего выносит плохое», - так делаешь и ваша милость, всегда враждуя с нами, Запорозьким войском, потому что от дел твоих познаем тебя по тем же евангельским словам: «За плодом их познаете их».
А поскольку твоя любовь к нам, что раньше была всеконечно, угасшая, гаснет, навязаем допиру и наша любовь к тебе и до конца твоего уже не зажжется в наших сердцах. Знаем запевне, что за божьей лаской мы, войско, тебя переживем, а не ты нас, но сначала, чем угаснет и высвободится от этого мира слава и жизнь наше, Запорозького войска, которое ты искореняешь, угаснешь от этой временной жизни ты.
Ведь видел явную к нам божью милость, которая прервала твой злой и вредный для души намерение, потому что хоть ты и послал, был со своим ротмистром Мазепенком нашу братию в бусурманську неволю, но они с тем твоим посланцем припроваджено к нам, на кош Запорозького войска. Надеемся поэтому, что за той же божьей лаской и за пристальным старанием наших братьев будем осматривать и приветствовать вскоре здесь-таки, на коше нашем военном, и самого вашу милость, чего сердечно зичачи, остаемся
Из коша Запорозького, 26 октября 1673 года
Вашей милости господину недоброжелательные всего добра приятели Иван Сирко, кошевой атаман Запорозького войска, с атаманами и всем старшим и более малым обществом.
P. S. Разгляди и уважай, кудлатая ты голова Дорошенку!
Искренняя к тебе приязнь ли бусурманська, которую покупаешь у них за христианские головы и души, которые остаются под твоим рейментом?
Родительской ли является бусурманська к тебе ласка, за которую платишь драгоценными христианскими душами?
Видимо, за такую цену докупил бы такой ласки, как ты в бусурман, у кого-либо. Долго ли она будет длиться? Видимо, до тех пор, пока люди будут под твоим рейментом, а как людей не станет, не станет и их родительской к тебе ласки.
Когда же ты не можешь додуматься и познать, что вырастет потом из того твоего соединения с басурманами, то мы тебе называем и ознаймовуємо, что не другое, только погибель тебе и крайнее запустение нашей отчизне.
Потому что ведаем наверно, что ты, вигоджуючи непостоянному своему норову, вскоре отменишь свою сыновнюю приязнь басурманам, а когда так совершишь, то определено весьма их раздражишь, а сам от их гнева убежишь туда, куда припровадить тебя твоя фортуна, а отчизну нашу малорусскую оставишь разбереженным тобой басурманам на окончательную поживу и запустение, чего не дай боже!
Только же високоумья твое и несогласие с нами является началом и знамением не чего другого, лишь запустением собственной отчизны, но пусть бы все отразилось на тебе самом».
В итогде сложилась такая ситация, что П. Дорошенко увидел себя оставленным всеми.
В его резиденции -- Чигирине с окрестностями -- осталось с ним, как говорили, всего 5000 казаков, среди которых также было много недовольных.
И. Самойлович занял гарнизонами Поднепровье, депутаты десяти правобе-режных полков, явившись к нему, признали верховенство Москвы.
По приглашению И.Самойловича, после оккупации Поднепровья возвращавшегося за Днепр, они явились в Переяслав и здесь по предложению Ромодановского признали гетманом Правобережной Украины Самойловича и еще раз приняли протекцию Москвы.
На этой же раде сложил знаки гетманского достоинства Ханенко, и они были переданы также Самойловичу, который, таким образом, был признан единым гетманом для всей Украины (15 августа 1674 г.).
Сам Дорошенко поколебался и готов был капитулировать, но его удержал Сирко, проникшийся ненавистью к Москве с тех пор как побывал в московской ссылке, и в этом же направлении влиявший теперь на Запорожье.
Когда после ухода московского войска на помощь Дорошенко пришли крымские татары, он попытался вернуть отпавшую Украину, действуя террором и экзекуциями.
Но его приобретения были утрачены снова, когда появился здесь отряд, высланный Самойловичем.
Наконец пришли турки, на которых возлагал всю надежду Дорошенко, но они не кинулись на Киев и Левобережную Украину, а занялись экзекуциями в Подолии и Браславщине, так что и этот поход их не принес желательных для Дорошенко результатов. Страх перед Турцией окончательно исчез.
Следующий 1675 год прошел в мелкой войне.
К экзекуциям Самойловича и Дорошенко, московским, татарским и турецким присоединились еще и польские: Польша, сначала не опротестовавшая присоединения Правобережной Украины к Левобережной, выступила теперь с претензиями выслала войска.
Эта бестолковщина, экзекуции со всех сторон, постои татар и турок и т. п. привели, наконец, украинрское население к полному отчаянию.
Тогда П. Дорошенко по мнению историков «окончательно сознал безнадежность своего положения.
Необычное зрелище представлял этот «последний казак», всеми оставленный, без войска и запасов сидевший на своей Чигиринской горе и все еще служивший предметом тревог для соседних государств, дипломатических переговоров и политических комбинаций.
Дорошенко пытался теперь добиться у московского правительства, чтобы оно признало его гетманом хотя бы для известной части Украины; но московское правительство уже упорно стало на том, что единственным гетманом украинских земель должен быть И.Самойлович, и не обещало Дорошенко ничего, кроме амнистии.
Но признать «регимент» И. Самойловича не хотелось ни П.Дорошенко, ни И.Сирко -- его единственной опоре на Украине.
И.Сирко выступил с теорией, что выбор гетмана принадлежит Запорожской Сечи. П. Дорошенко сложил перед ее представителями свои гетманские «клейноды» -- знаки власти, и Сирко носился с планом созвать новую раду для выбора гетмана. Переговоры об этом затянулись на несколько месяцев.
Между тем, после долгих проволочек, И.Самойлович с Ромодановским по поручению московского правительства двинулись снова к Днепру. Дорошенко призывал на помощь турок и татар -- они не пришли.
Передовой корпус украинско-московской армии подошел к Чигирину. Дорошенко решил, что час его пробил: он вышел навстречу передовому полку со старшиною и духовенством и принес присягу, а затем с двухтысячным отрядом, оставшимся при нем, явился в лагерь Самойловича и Ромодановского, расположенный на левом берегу Днепра, и сложил клейноды, которые и были переданы Самойловичу (сентябрь 1676 г.).
Этим закончилась политическая карьера П.Дорошенко. Свой век он намеревался дожить на Украине в качестве частного человека, но его скоро потребовали в Москву.
И.Самойлович пытался противиться, видя в этом нарушение своей присяги П.Дорошенко относительно свободы и неприкосновенности его личности и опасаясь, что общественное мнение обвинит его в этом нарушении.
Но московское правительство настояло, и Дорошенко вынужден был повиноваться.
Из Москвы на Украину, несмотря на все его просьбы, Дорошенко уже не отпустили, а держали в почетном заключении.
Позже он был назначен воеводою в Вятку, а после двухлетней службы получил поместье Ярополче в Волоколамском уезде, где и окончил свои дни (умер в 1698 г.)».
( конец ч.1 гл.21)